От эпитета «имперский» открещивается ряд представителей либеральной профессуры. Так, Филип Желиков из Вирджинского университета предлагает увидеть различие: «В империях метрополия контролирует другие нации, она пишет им законы и все тому подобное. Даже если у нас «неформальная» империя — такая, какую англичане имели в случае с Афганистаном, вы все же обнаружите, насколько иную роль играют Соединенные Штаты». Читающей публике объясняется, что термин «империя» в новое время приобрел особую популярность во время войны англичан с бурами. Потом термин совершенно запутали марксисты, а их эпигоны совсем потеряли точку отсчета. «На протяжении жизни последнего поколения люди стали определять как империализм любое влияние одной страны на другую. В этом случае термин теряет смысл, но приобретает значительное негативное звучание». Может, Соединенные Штаты просто выглядят «излишне амбициозными»? Советник президента Буша-мл. Кондолиза Райс аргументирует в наступательном духе: «Что было сверхамбициозного в том, что Соединенные Штаты сделали демократию нормой в Японии, помирили Францию с Германией? Америка распространяла ценности, которые ценила сама. Трумэн и его люди понимали, что Америка не может позволить наличие вакуума в мире».

Примечательный уход от проблемы «И» — определения империи — никак не разделяется теми, кто не считает зазорным иметь смелость и называть явления своими именами, кто энергично и открыто обеспечивает идейную подоплеку односторонней политики, кто никоим образом не смущен этим термином, воспевавшимся в Америке 1900 г., уничижительным в Америке 1950 г. и вернувшим былое обаяние в Америке после 2001 г. Для таких идеологов, как Чарльз Краутхаммер, для издателя неоконсервативной «Уикли стандарт» Уильяма Кристола, для популярного ныне аналитика Роберта Кэгена — и даже для заместителя министра обороны Пола Вулфовица— в имперских орлах, в имперском влиянии, в самом слове «империя» нет ничего, что заставляло бы опустить глаза. Как написал Уильям Кристол, «если кто-то желает сказать, что мы имперская держава, ну что ж, очень хорошо, мы имперская держава»[398].

В августе 2007 г. ВВС США получили сотый Ф-22 «Раптор» — самолет пятого поколения.

И что дурного в слове «гегемон»? По-гречески это просто лидер. Однополярность гарантирует мир от неожиданных взрывов насилия, регламентирует прогресс, обеспечивает стабильность. В самой Америке понимание уникальности момента и несказанных американских возможностей стало всеобщим. Вашингтон ощутил себя подлинной столицей мира, имеющей свое видение оптимальной структуры мира и свое предназначение осуществлять эту миссию.

Как пишут американские политологи Дж. Чейз и Н. Ризопулос, «имперская модель — будьте Римская, Византийская, Габсбургская, Оттоманская или Британская империя — идеально обеспечивали не только безопасность для своих собственных граждан, но гарантировали и осуществляли упорядоченный мир, в котором живущие за пределами собственно империи также пользовались благом существующего порядка — политического, законодательного, экономического, — навязанного имперским гегемоном»[399].

Исследователи классической античности «могут возмущаться сравнением демократической Америки с тираническим Римом Августа и Нерона. Но сформировавшийся имперский лагерь указывает, что, как ни неожиданно это сравнение, Америка ведет себя подобно побеждающей империи»[400]. Идея империи «стала лейтмотивом редакционных статей и общим мнением специалистов на страницах американских газет»[401]. Главный редактор журнала «Ю.С. ньюсэндуорлд рипорт» М. Закерман с великой гордостью объявил не только о пришествии второго американского века, но и о том, что человечество стоит на пороге новой американской империи — novus imperio americanum[402].

Открытые идеологи империи указывают на то, что термин «империя» не имеет значения антонима понятиям «республика» и «свобода». Среди тех, кто все более свободно оперирует этим термином, есть и умудренные историки, прежде едва ли бы согласившиеся на столь легкое употребление этого термина. К примеру, иельский историк Джон Льюис Геддис пишет: «Мы (США) — определенно империя, более чем империя, и у нас сейчас есть мировая роль»[403].

Теоретики могут выступать за или против империи, но все они уже свободно пользуются этим термином — от политического правого фланга до левого, от Майкла Игнатьева и Пола Кеннеди до Макса Бута и Тома Доннели. Именно это и наиболее примечательно: все участники дебатов знают, о чем идет речь. А речь идет не о традиционных темах распространения капитализма по всему миру и не о новой глобальной консьюмеристской культуре. Речь совершенно определенно идет о принуждающей внешней политике, об использовании вооруженных сил США на глобальных просторах, на всех материках и на всех океанах, о защите Соединенными Штатами своих интересов в глобальных масштабах.

В послесентябрьской Америке понятие «имперское мышление» сменило негативно-осуждающий знак на позитивноконструктивный. И ныне даже такие умеренные и солидные издания, как «Уолл-стрит джорнэл» и «Нью-Йорк тайме», впервые за сто лет заговорили об империи, имперском мышлении, имперском бремени не с привычным либеральным осуждением, а как о реальном факте исторического бытия. Изменение правил политической корректности ощутили на себе редактора бесчисленных газет и журналов повсюду между двумя океанскими побережьями. Ведущие американские политологи триумфально возвестили, что «Соединенные Штаты вступили в XXI век величайшей, благотворно воздействующей на глобальную систему силой, как страна несравненной мощи и процветания, как опора безопасности. Именно она будет руководить эволюцией мировой системы в эпоху огромных перемен»[404].

Открытие перестает быть открытием. Широко известный американский политолог Дж. Чейс вопрошает: «Кто смог бы отрицать, что Америка — имперская держава?»[405]. Идеальный мир, как открыто говорят американские теоретики, это такой мир, где «Соединенные Штаты доминируют в дипломатической, экономической, военной сфере и в области пользования ресурсами окружающей среды»[406]. И в сфере массовой культуры — вот впечатления американского профессора Дж. Курта от посещения им очаровательного богемского городка Кутна Гора (50 км от Праги): «Над городом и над всей Чешской республикой распростерла крылья Американская империя со своей «мягкой мощью» — поп-культурой. По мере того, как солнце пробивается над старинными крышами и шпилями соборов, видевших еще империю Габсбургов, воздух наполняют звуки рэпа из приемников подростков, на головах которых бейсбольные кепки и которые одеты в джинсы «багги»... Соединенные Штаты — самая гегемонистская и имперская держава за все пять столетий, прошедших со времени открытий Колумба»[407].

Страстной апологией исторической миссии американской империи является вышедшая в 2002 г. книга редактора газеты «Уолл-стрит джорнэл» М. Бута «Войны с целью достижения мира: малые войны и взлет американской мощи»[408]. Квинтэссенция этой апологии американской империи: мы, американцы, не мечтали об империи, не строили ее, не проектировали ее контуры — она упала на американские плечи достаточно неожиданно, когда рухнул «второй мир», а затем когда в условиях послесентябрьской (2001 г.) общемировой мобилизации главные регионы планеты — Западная Европа, Россия, Китай, Индия (всего 144 государства) — предпочли войти в формируемую Америкой коалицию.