А. Гелескул продолжает вести работу поэта-переводчика: переводит испанцев, португальцев, латиноамериканцев, поляков, французов – произведения Гарсиа Лорки, Хуана Района Хименеса, Фернанду Антониу Ногейра Песоа, Адама Мицкевича, Болеслава Лесьмяна, Гийома Аполлинера. Для однотомника «Поэзия испанского Возрождения» (1990) он перевел сонеты Гарсиласо де ла Беги, Франсиско де Кеведо и др. В 1993 году вышел сборник зарубежной лирики «Темные птицы» в переводах А. Гелескула.

\197 Слова Анны Андреевны о том, что она «потеряла для себя Хемингуэя с тех пор, как прочла воспоминания о Париже», относятся к роману Хемингуэя «Праздник, который всегда с тобой» (ИЛ, 1964, № 7).

198 Поляк, который изучает акмеизм – Рышард Пшибыльский (р. 1928), специалист по русской литературе, переводчик с русского на польский, историк литературы, критик, автор многочисленных эссе о русских писателях – о Достоевском, о Мандельштаме, об Ахматовой. Ю. М. Живова рассказывает: «Рышард Пшибыльский неоднократно встречался с Анной Андреевной. Весной 1965 года Ахматова подробно, в течение двух часов, рассказывала ему об акмеизме. Анна Андреевна называла его: «самый умный человек в Польше»».

199 Если бы среди нас была сегодня Фридочка… – В это время Ф. Вигдорова была уже выписана из больницы и, вместе с Копелевыми, снимала в Переделкине половину дачи Ивановых. В город она не приезжала.

200 Гораздо позднее, в начале июля 1965 года, поступлено было так: телеграмма А. Микояну – тогда председателю Президиума Верховного Совета СССР – послана за тремя подписями: Анна Ахматова, Константин Паустовский, Корней Чуковский. Кончалась она словами:

«Мы хорошо знаем творчество Бродского и считаем его одним из самых талантливых поэтов молодого поколения. Наши неоднократные обращения в разные инстанции остались безуспешными, и поэтому мы просим Вас вмешаться и восстановить нарушенную справедливость».

201 Кончалось письмо С. Наровчатова такими фразами: «Без некоторой суровости в воспитании молодежи не обойтись, но крайности не нужны и не стоит, на мой взгляд, бить из пушек по воробьям. Мальчишка, если и был в чем-то грешен, сейчас проучен достаточно жестоко и наверняка извлечет необходимые жизненные уроки из случившегося с ним. Пора его возвратить в нормальную жизнь, где он еще принесет пользу нашему обществу – парень явно одаренный».

Более всего меня возмутило слово «мальчишка».

202 Речь с. Наровчатова на втором Съезде писателей РСФСР весьма примечательна. Сначала, не называя имен, он клеймит тех поэтов, у которых, по его выражению, «одна нога на эстраде, а другая – в инстанциях». Он не одобряет поэтов-эстрадников: вызвав бурные аплодисменты публики, они пугаются, что начальство примет их за фрондеров, и срочно сочиняют «правоверные стихи». Им, этим изворотливым сочинителям, гоняющимся за злободневностью, в речи С. Наровчатова противопоставлена гражданственность, названная «столбовою дорогой» и будто бы завещанная нам поэзией комсомольской. Наровчатов сожалеет, что самый термин ««комсомольская поэзия» у нас почти исчез из употребления». А между тем, говорит он, комсомольские поэты создали «сотни ярких строк» (см.: ЛГ, 5 марта 1965).

203 Сергей Наровчатов. Стихи. М.: Худож. лит, 1965.

204 Следующая моя встреча с Сергеем Сергеевичем Наровчатовым состоялась через девять лет, то есть уже после освобождения Бродского и кончины Анны Андреевны. 9 января 1974 года Сергей Наровчатов председательствовал на том самом собрании секретариата Союза Писателей, где меня из Союза исключили (подробнее см. «Процесс исключения», с. 235–253).

205 А. Г. Найман полагает, что А. А. сочла для себя оскорбительными стихи Pierr'a Paolo Pasolini, напечатанные в журнале «L'Europa Letteraria» (№ 33, 1965/1). Автор трактует Ахматову как царскосельскую поэтессу, которая поет свою песенку, не замечая великих событий XX века.

206 Кто-то где-то… – это Анджело Мариа Рипеллино, написавший предисловие к сборнику произведений русской поэзии начала века («Poesia russa del Novecento», 1954; 1960). Рипеллино писал: «В кругу акмеистов развивалась поэзия Анны Ахматовой, жены Гумилева; псевдоним этот – «Ахматова» – произведен ею от самого названия «акмеизм»…»

207 См.: Известия, 17 и 27 апреля 1965 года.

208 Речь идет о статье В. Непомнящего «Двадцать строк», в которой критик подробно разбирает стихотворение Пушкина «Я памятник себе воздвиг нерукотворный» (ВЛ, 1965, № 4). В конце своей статьи В.Непомнящий приводит отрывки из «Слова о Пушкине» Анны Ахматовой и из письма Екатерины Андреевны Карамзиной.

Я цитирую – пропущено с пропусками – статью Ахматовой:

«После… океана грязи, измен, лжи, равнодушия друзей…, высочайшего двора, заглядывавшего во все замочные скважины, величавых тайных советников – членов Государственного совета, не постеснявшихся установить тайный полицейский надзор над гениальным поэтом, – после всего этого как торжественно и прекрасно увидеть, как этот чопорный, бессердечный («свинский», как говаривал сам Александр Сергеевич) и уж, конечно, безграмотный Петербург стал свидетелем того, что, услышав роковую весть, тысячи людей бросились к дому поэта и навсегда вместе со всей Россией там остались.

«II faut que j'arrange ma maison <Мне надо привести в порядок мой дом>», – сказал умирающий Пушкин.

Через два дня его дом стал святыней для его Родины, и более полной, более лучезарной победы свет не видел.

Вся эпоха (не без скрипа, конечно) мало-помалу стала называться пушкинской…

…Он победил и время и пространство…

…И напрасно люди думают, что десятки рукотворных памятников могут заменить тот один нерукотворный аеге perennius»[202] (ОП, с. 5–7).

«21 августа 1836 года, – пишет Непомнящий, – Пушкин сказал обо всем этом в своем «Памятнике».

Через пять месяцев его тело – его часть – перестало принадлежать ему. И 30 января 1837 года Екатерина Андреевна Карамзина… писала сыну… в Швейцарию…

«Милый Андрюша, пишу тебе с глазами, наполненными слез, а сердце и душа тоскою и горестию; закатилась звезда светлая, Россия потеряла Пушкина! Он дрался в середу на дуэли с Дантесом, и он прострелил его насквозь; Пушкин бессмертный жил два дня, а вчерась, в пятницу, отлетел от нас; я имела горькую сладость проститься с ним в четверьг, он сам этого пожелал… Он был бледен, как полотно, но очень хорош: спокойствие выражалось на его прекрасном лице»».

После этой статьи В. Непомнящий стал пушкинистом. О Пушкине вышли две его книги, одна дополняющая другую: «Поэзия и судьба. Статьи и заметки о Пушкине» (1983); «Поэзия и судьба. Над страницами духовной биографии Пушкина» (1987).

209 Как и в какой форме писатели Жан Поль Сартр, Пабло Неруда и Луи Арагон весною 1965 года заступились за Бродского – я, к сожалению, сказать не могу. Что же касается Тендрякова, то 22 апреля на собрании в Доме журналистов, посвященном теме «Мораль и суд», он заявил: «Дело Бродского волнует людей во всех уголках нашей страны; я прочел запись Вигдоровой и если это правда, то надо судить суд».

Владимир Федорович Тендряков (1923–1984) – автор многочисленных повестей, романов, пьес, очерков, киносценариев и рассказов. Он был любим читателями при жизни, но подлинного Тендрякова мы узнали только посмертно: «То, что мы знали про Тендрякова при его жизни, – пишет Наталия Иванова в № 9 журнала «Юность» за 1989 год в статье «Потаенный Тендряков", – …это искренняя, честная работа писателя, которой он пытался успокоить свою воспаленную совесть. То, что мы узнали сегодня по рукописям (помеченным шестидесятыми и семидесятыми годами. – 71. Ч.), над которыми Тендряков работал упорно и практически без надежды на публикацию, – это безоглядная жажда в конце концов сказать правду – без всяких компромиссов со своей совестью». Говоря о «новом Тендрякове», Наталия Иванова перечисляет повести и рассказы, появившиеся в нашей периодике в 1988–1989 годах: «Пара гнедых», «Параня», «Хлеб для собаки», «Донна Анна» (НМ, 1988, № 3), «Охота» (Знамя, 1988, № 9), «На блаженном острове коммунизма» (НМ, 1988, № 9), «Люди или нелюди» (Дружба народов, 1989, № 2).