— Не баба — сущий дьявол: чуть к праотцам не отправила. Нет, эта страна врагу, точно поперек горла станет, вот те крест!

— Минас, скажи правду, ты рукам воли не давал?

— Что я, фашист тебе какой?! Вошел, по-культурному говорю — дай ведро, воды напиться, а она чуть сама мою кровь не выпила.

Женщина вышла на крыльцо. Ребята притихли.

— Вы что, вправду партизаны?..

— Что же вы нашего друга так напугали?

Женщина не ответила, ушла в дом. А спустя полчаса появилась вновь, поклонилась, приглашая бойцов в дом.

От котелка на столе шел пар. Угощала молоком.

— Пейте, небось соскучились.

— А где ножик-то? — обжигаясь молоком, ввернул Минас.

Она смущенно достала из ящика нож с блестящим лезвием.

— Да, брат, в рубашке ты родился! Не увернись — не быть тебе живу.

Минас предложил женщине обмен на кинжал.

— Пусть со мной будет. Это нож мести, я в его силу верю, — сказал и провел ладонью по широкому лезвию.

Ваан обошел все село. Он знал, что поблизости, где-то совсем рядом находится ставка немецкого главного командования.

— Самолеты тут летают?

— Да летают иногда.

— И как — бомбят?

— Бывает…

— А начальство ездит?

— Случается.

— Частенько?

— Как когда.

Ваан рассмеялся. Старик, которого он расспрашивал, глянув на него, тоже засмеялся. Подошла круглолицая женщина. Ей было что сказать.

— С неделю назад по дороге открытая машина проехала, спереди и сзади по броневику, и мотоциклы с двух сторон. А сидел в машине большой начальник, точь-в-точь Гитлер… Ехали, наверное, на фронт.

«Выходит, где-то неподалеку, но где?» Ваан советовался с Авагяном:

— Напали на след, а найти не можем.

— Откуда крестьянам-то знать? Ведь это хранят в тайне. Не такие ж они беспечные!..

— Авось выйдет промашка, нащупаем. Хвост у тайны длинный: шила в мешке не утаишь… — Он обернулся к ординарцу:

— Позови Вигена.

Саруханян вскоре явился. Ваан сообщил ему о машине с усиленной охраной.

— Ищи, лейтенант, даю тебе целых два дня.

Щелкнув каблуками, Саруханян вышел.

День медленно клонился к вечеру. Легкий ветер принес прохладу. Бойцы распределились по хатам.

Ваан с Авагяном разместились в верхней части села, в пустой хате с выбитыми окнами. Заткнули сеном проемы окон, и огонь озорно заиграл вопреки светомаскировке и тьме. Сидели молча. Прислонившись к стене, дремал ординарец. Ваан курил и молча смотрел на пламя в очаге, которое лизало тьму, выбрасывая язык, как змея.

— Кого взял с собой Виген? — Авагян был озабочен, как никогда.

— Минаса.

Короткая летняя ночь шла на убыль. Ваан вышел. Холодный воздух загнал его обратно. В окна заглядывал, любуясь собой, рассвет.

— Стой! Кто идет? — Часовой пытался кого-то остановить.

В синей мгле возникла фигура бойца с ношей на спине.

— Это я, товарищ лейтенант, — прозвучал сдавленный голос Минаса.

— А где лейтенант?

— Нет больше лейтенанта, — голос Минаса стал еще глуше, — нет его больше…

Минас опустил на землю тело Вигена Саруханяна.

— Как это случилось?

— Задание мы выполнили, товарищ лейтенант. Под вечер в лесу обнаружили провод. Прошли по нему и наткнулись на другой — красный, под деревом, в траве. Лейтенант тронул рукой, только «ах» — и выдохнул. Гляжу — уже мертв. Током убило. Что мне было делать? Оттащил за одежду, чтоб и меня не ударило, и принес.

Ставка была обнаружена.

Ваан смотрел в безмятежное лицо Саруханяна. И только сейчас заметил, как он красив: открытый лоб, выразительные губы. Как живой. Ваан скрипнул зубами.

— Иди, Минас, отдыхай.

— Не могу, товарищ лейтенант… Я своего командира одного не оставлю. Пока не похороним, буду стоять в изголовье.

Ваан не возражал.

Погребли Саруханяна на сельском кладбище, с воинскимм почестями.

Вечером Валя и Марина украсили его могилу незабудками.

В тот же день Чобанян доложил командиру бригады, что задание выполнено, а начальник разведки при его исполнении погиб.

Генерал Каратов склонил голову: «Еще один…» Ваан понимал состояние генерала. Он сам знал, как это больно — терять.

Зеленая дорога петляет в гору. С серебристым звоном змеится по камням речка. По берегам ее склонились ивы. Дорога безлюдна. На траве поблескивают капельки недавно отшумевшего дождя. Попадаются грибы — белые и с желтоватыми шляпками.

— Ты жареные грибы пробовал, Минас?

— Пробовал. Мясо барашка напоминают.

— Наберем?

— Да шагай ты, парень. Тебе что, детство вспомнилось? Тебя воевать, а не по грибы позвали. Топай!..

пропел Сурен. Ряды было подхватили песню, но ее заглушил приказ.

Понуро двинулись дальше. За последним поворотом взору открылся средневековый замок. Его серая громада высилась над зелеными кронами. Кто и когда его построил? Здесь все напоминает о погребенной романтике рыцарского прошлого, последние отголоски которого шуршат крыльями летучих мышей под мрачными готическими сводами.

После освобождения Западной Украины нашими войсками хозяева бежали за границу, и замок был превращен в краеведческий музей. Пришли немцы, а следом — старые владельцы замка. Партизанский победный бросок вновь выбил их отсюда, и вот опустевший замок приютил командование бригады.

При замке костел, в котором никогда не замирают богоугодные молитвы и песнопения ксендзов. Бог еще не отрекся от этого все еще надежно защищенного престола и добрыми глазами украинца улыбается потрескиванию свечей, проклинает греховное воркование диких голубей.

В одной из комнат расположились генерал Каратов и лейтенант Чобанян. Будто оседлав языки свечей, раскачиваются их гигантские тени, ударяясь о потолок и шарахаясь от стен.

— Поредела ваша рота, лейтенант, — участливо сказал генерал, — заметно поредела.

— Да, — неохотно откликнулся Чобанян, — сейчас из нее и на взвод не наберешь.

— Так вот, — проговорил Каратов, — мы решили пополнить вашими бойцами украинскую роту бригады. Вольетесь в нее как взвод. Как вы смотрите на такое решение?

— Решение правильное, — согласился Чобанян, — рота в нынешнем составе не в силах предпринимать самостоятельные операции и вести бои. Она совсем обескровлена.

— Именно поэтому мы и решили назначить командиром новой роты вас, Чобанян. Не возражаете?

— Лейтенант Бойко отличный солдат, умный, смелый. Не стоит его трогать.

— Именно за перечисленные вами качества мы и назначаем Бойко вашим заместителем.

Ваан не стал возражать, знал, что генерал решения своего менять не станет. Помолчали, глядя, как потрескивают свечи.

В дверь постучался ксендз. Первое, что увидел на его лице Ваан, так это выражение ужаса. Пламя свечей выхватило крест на груди, который сверкнул холодной сталью клинка.

— Пан генерал, — начал он, — ради бога, будьте осторожны! Там, через зал от вас, кутят немецкие офицеры. Не могу сказать, как давно они там гуляют…

Ваан вскочил с места.

— Сколько их там?

— Восемь. Все увешаны оружием.

— Давно, говорите, они здесь?

— Наверное, вскоре после вас пришли.

— Почему не предупредили раньше?

— Они меня не отпускали, я подавал им.

— Они знают, что мы здесь?

— Нет. Я не доносчик.

— Ладно. Идите. Спасибо. Надо разведать ходы, вызнать, нет ли тайников. Тем временем они подвыпьют и мы попытаемся их взять.

Ксендз ушел.

— Не выдаст?

— Не думаю, — сказал генерал, — ксендз видел нашу бригаду. Сильного он не выдаст. А может, и он их ненавидит. Мы же не знаем…

— Поручите их мне, — сказал Чобанян, — попробую взять без единого выстрела. Языком я владею, а их разгоряченные головы облегчат мою задачу.