Всем известны наши усилия по продвижению вперед дела революции и что мы проявляли максимум терпимости, великодушия и вежливости. Все знают, насколько для нас тяжело вновь дать повод банде лжецов, иностранным телеграфным агентствам, журналам и крупным газетам для продолжения клеветнической кампании против нас, возможность снова представлять нас перед всем миром как жестоких и бесчувственных людей. Хорошо известны наши жертвы, ущерб, нанесенный нашей экономике, особенно теперь, когда прекрасно завершилась конференция Американской ассоциации туристических агентств — область, в которой трудятся тысячи людей, а из-за действий предателей, военных преступников и врагов Кубы разрушились надежды, связанные с ее проведением.

Все понимают, что мы столкнемся с серьезными проблемами, однако необходимо оградить нашу страну от агрессии, от бомбардировок, от попыток сломить нас террором и голодом. Защита родины — для нас нет другой альтернативы, а мы — люди долга! Мы понимаем, что без этого не обойтись, хотя мы и мечтали о том, чтобы как можно скорее принести облегчение нашим согражданам, переживающим страдания и бедность, облегчить боль и нищету покинутых, приобщить к культуре неграмотных, дать хлеб голодным, спокойствие и счастье, удовлетворение самых элементарных нужд забытым людям Кубы, этим людям, о которых вспомнили мы, потому что другие о них позабыли, потому что другие, говоря о свободах я демократии, забывали о том, что в условиях бескультурья, голода и отчаяния не может идти и речи о демократии, а только об угнетении. Эти люди ведь жили под гнетом богачей, латифундистов, а одно из первейших прав человеческой личности — это право на жизнь, право на хлеб для себя и для своих детей, право жить за счет своего труда, право на культуру».

В конце речи Фидель сказал, что на Кубе не хватает средств, которые можно было бы использовать на приобретение оружия.

«Если, таким образом, мы не можем приобрести самолеты, то станем сражаться на суше, когда придет наш час идти в бой. Если они будут продолжать бомбежки, мы построим подземные убежища и туннели. Пусть народ готовится к борьбе, мы немедленно начнем подготовку рабочих, крестьян и студентов. Пусть будут восстановлены военные трибуналы, революционные трибуналы, а летчики, которые попадут к нам в руки, пусть знают, что их здесь неизбежно ждет расстрел. Родину мы будем защищать, сражаясь там, где это необходимо. Если нам не продадут самолеты в Англии, мы будем закупать их там, где они продаются. Если у нас нет денег на боевые самолеты, народ даст свои деньги на их приобретение.

Товарищ Альмейда! Именно здесь и сейчас хочу вручить тебе чеки от президента республики и от премьер-министра в качестве нашего взноса на покупку самолетов.

В заключение мне остается лишь сказать, что сегодня, как никогда, мы будем двигать вперед дело осуществления аграрной реформы, закона о нефтяной промышленности, закона о горнодобывающей промышленности, революционные меры по защите Кубы! Мы добьемся успехов и в реформе образования, и в перестройке университетов, и в осуществлении других мер! Революционные трибуналы — снова в действие! И если за это на нас будут клеветать — пусть, если нас будут обвинять — пусть обвиняют, если за это на нас будут нападать — пусть нападают! Мы будем решительно бороться против тех, кто пытается подавить революцию!

Вместе с народом мы клянемся: Куба победит или мы все погибнем! Сегодня, как никогда, звучат в наших сердцах слова гимна: „На бой, кубинцы! Родина гордится вами! Не страшитесь смерти, со славой погибнуть за родину — значит обрести бессмертие!“»

Когда затихли бурные аплодисменты, которыми народ ответил на вдохновенные слова Фиделя, Хуан Альмейда, взволнованный и воодушевленный, подошел к микрофону и запел гимн «Движения 26 июля», подхваченный демонстрантами. Герой Уверо[22] решительно вел за собой этот миллионноголосый хор, и над морем знамен родины величаво лились слова Гимна Кубы.

Глава XXXI

НАРОД КАМАГУЭЯ ВМЕСТЕ С ФИДЕЛЕМ НАНОСИТ СОКРУШИТЕЛЬНЫЙ УДАР ПРЕДАТЕЛЯМ

Когда закончилось пение Гимна, мы под бурные овации направились во дворец.

Среди товарищей, находившихся в Зеркальном зале, я увидел Хорхе Энрике Мендосу, начальника отделения Национального института аграрной реформы в провинции Камагуой. Он был одет в оливковую форму, на голове — черный берет, на котором поблескивали отличительные знаки капитана Повстанческой армии.

Так как меня всегда привлекала история, я обратился к известному диктору повстанческого радио, военному судье района Ла-Плата в Сьерра-Маэстре с просьбой рассказать о том, как был раскрыт и подавлен мятеж предателя Уберта Матоса.

Мендоса согласился удовлетворить мое любопытство, и мы перешли в свободный зал, где я услышал интереснейший рассказ очевидца тех событий.

— Матос уже давно начал свою антикоммунистическую, реакционную кампанию. Убедившись, что Матос предательски ведет себя по отношению к революции и что его выступления можно ожидать в ближайшие часы, я позвонил Фиделю из Камагуэя.

Как ты знаешь, Матос, готовя контрреволюционный заговор, решил направить Фиделю «личное» письмо с просьбой об отставке. Однако перед тем, как отослать письмо, он снял с него копии и через своих пособников разослал их людям, известным своими реакционными убеждениями, а также колеблющимся, плохо ориентирующимся в нынешней политической ситуации, с тем чтобы как можно более широкий круг людей узнал об антикоммунистической направленности данного письма. Таким образом, письмо перестало быть «личным», поскольку оно было получено офицерами гарнизона, членами провинциального руководства «Движения 26 июля», Конфедерации кубинских трудящихся, студенческими и крестьянскими организациями, членами суда, другими служащими.

С каждым часом все больше людей в провинции узнавало о заявлении об отставке. Уже 20 октября группа офицеров Повстанческой армии подала в отставку, солидаризируясь с предателем и действуя явно в провокационных целях. Почти все провинциальное руководство, в свое время назначенное Убертом, также готовилось подать в отставку и подобным образом дискредитировать Революционное правительство. Положение настолько осложнилось, что даже стали раздаваться отдельные голоса, требующие разъяснить причины отставки Матоса и определить идеологическую направленность революции, ее границы.

Вечером 20 октября, около 22.00, на площади Лас-Мерседес открылся митинг по случаю очередной годовщины со дня убийства крестьянского лидера Сабино Пупо. Митинг начался так поздно потому, что руководители движения и профцентра ожидали прибытия на него предателя. Однако Матос решил не присутствовать на митинге, пытаясь таким образом создать вокруг себя ореол «жертвы». Выступления на митинге носили очень нерешительный характер, и я предложил капитану Орестесу Валере выступить перед собравшимися и разъяспить истинную позицию революции в вопросе об аграрной реформе и по другим проблемам. Так мы и сделали. Сторонники Матоса не посмели помешать нашему выступлению.

Положение было весьма сложным, и, убежденный в том, что отставка Матоса стала общеизвестна, я после митинга вернулся домой и немедленно позвонил Фиделю, ничуть не сомневаясь в предательстве Матоса.

К телефону подошла Селия и сказала, что Главнокомандующего нет на квартире, попросив меня, однако, не выходить из дому и не занимать линию.

Через несколько минут раздался звонок, и я услышал знакомый голос Фиделя, который попросил детально обрисовать ситуацию. Рассказав о положении в городе и о том, что все в Камагуэе уже знают об отставке Матоса, я высказал мнение, что приводимая в письме аргументация о коммунистическом проникновении в правительство является не чем иным, как предлогом для выступлений против проведения аграрной реформы. Кроме того, я доложил Фиделю, что часть студенческих вожаков готовит что-то подозрительное на завтрашний день и что действия провинциального секретаря профцентра не внушают доверия.

Фидель согласился с моей оценкой ситуации и сказал, что надо немедленно принимать меры. Поинтересовался, какие военные части наименее охвачены заразой предательства.