— Ну что там еще? — раздались голоса из кузова.

— Вон полюбуйтесь! — буркнул водитель, показывая вперед.

Карцев высунул голову и присвистнул: на протянутой поперек улицы проволоке поблескивал красный круг с желтым кирпичом, а внизу под ним в форменной шинели и в фуражке с кокардой стоял знакомый милиционер и выжидательно помахивал полосатой дубинкой, с ехидцей ухмылялся.

— Тьфу! — плюнул водитель.

Буровики захохотали:

— Вот это оперативность!

— Шевелит мозгой товарищ…

— Шеве–е-елит… — обиделся водитель. — Это я его надоумил! — восстановил он истину.

— Ну тогда пеняй на себя.

Проклиная себя за простоту, вездеходчик потащился через деревню, а дальше степью, как бог на душу положит.

Вышку на прочных сварных салазках волокли четыре трактора. С обеих сторон — еще по трактору, и от каждого — трос к полатям верхового. Как на парусном судне бакштаг поддерживает мачту с боков, так эта пара не дает вышке кувыркнуться ни влево, ни вправо. Самый длинный трос — позади, он играет роль корабельного фордуна и на спусках не позволяет вышке валиться вперед.

В голове процессии шествовал длинноногий помощник Широкова. Двигался, главным образом, по–рачьи — задом наперед, лицом к тягачам. В определенные моменты он делал рывок и снова пятился, дирижируя трактористами: где поднажать, где притормозить, где довернуть.

За последние сутки хорошо подморозило. Местность вначале была гладкая, но к полудню пошли увалы. Вышка скрипела и угрожающе кренилась. Ведущий шарил наметанным глазом по земле, ощупывая взглядом бугорки и впадины, без суеты и без задержки уверенно подавал сигналы трактористам. После особенно сильных встрясок он беззлобно брюзжал, повторяя одно и то же:

— Надо же! Дрыхнут! Скорость разогнали, как на ралли[12], а им хоть бы хны! Нун–ну, давайте, как бы вам не оказаться отбивными котлетами…

Опять вышку основательно тряхануло. Ведущий погрозил водителям кулаком. Те посмеиваются: забавно смотреть на переживания этого ворчливого парня, будто они без его подстегиваний не понимают. И так сидят все как на иголках, потому что скорость нынче действительно велика, такой еще никогда не бывало.

Но вот — стоп! Поперек пути — линия высоковольтной передачи. На мачтах–раскоряках дятлами повисли монтеры, открепляя тяжелые провода, иначе вышке не пройти. Две толстые жилы лежали уже на земле, а с крестовин опор свешивались гирляндами похожие на булки изоляторы.

Ведущий напустился на старшего линейного электрика:

— Вы что же тут сачка давили, не подготовили трассу?!

— А вы чего приперлись раньше срока? — огрызнулся тот, — и пошла перепалка.

— Эй, голова! Иди сюда! — позвал линейного тракторист в танковом ребристом шлеме.

— Зачем?

— Спор у нас тут вышел. Какой у вас разряд или как там… называется…

— У нас группа, — ответил с достоинством линейный, не подозревая подвоха.

— У них группа! Понял?

— Гм… Группа, стало быть?

— Ага. У всех инвалидов группы.

— А–а! Стало быть, и эта братия пенсюки!

— Спрашиваешь! По работе разве не видно?

— Эй, ты! На верхотуре! Ку–ку! Чешись поживее, что ли!

Трактористы собрались в кучу, набросали промасленной ветоши, зажгли костер. Сегодня ветрено. По небу неслись плоские белые облака. Посмотришь — и кажется: не облака, а вышка несется им навстречу.

Линейный электрик, задетый насмешками трактористов, спросил того, что в ребристом шлеме:

— Послушай, что‑то мне личность твоя больно знакома. Не ты ли, слышь, центровал А–образную вышку на промысле?

— Гм! Ты спроси, где я не центровал! — сплюнул тот важно через губу.

— То‑то я и вижу: больно ретивый стал после перчика…

— При чем здесь перчик? — буркнул тракторист и заговорил о чем‑то другом, но вся ватага закричала:

— Эй, друг, расскажи, что за перчик?

Линейный того только и ждал, но для вида поломался.

— Да особенно‑то и рассказывать нечего. Жили мы тогда на отшибе, с харчишками не ахти, а этот хитрый парняга как вечер, так на свою колымагу и — в соседнюю деревню обжираться. Вернется и хвастает, пыхтит не отдышится, да еще пристает ко всем, чтобы, видите ли, дали ему туалетной бумаги… Раз, другой, а на третий Колька — во–о-он висит на опоре, — показал линейный, — подсунул ему листок с картинкой. Время идет, а обжора как подался на бугор, так словно канул. Что за черт? Подождали еще и пошли искать. А он, оказывается, гуляет. Резво так, туда–сюда, туда–сюда. «Давай работать!» — кричим ему, а Колька говорит: «Пусть еще погуляет. Я ему подсунул пакетик от остро–жгучего перчика…»

Дружный хохот заглушил слова линейного. Персонаж рассказа смеялся заодно со всеми, но не очень весело. Теперь, пожалуй, так и помрет «проперченным».

— А ну, кончай баланду! — скомандовал ведущий. — По местам!

И вышка поползла меж высоковольтных опор, свободных от проводов.

Вскоре навстречу показался Хвалынский. _ Вылез из вездехода, поздоровался с ведущим и зашагал рядом широкой, размашистой поступью геолога, умеющего экономно расходовать силы. Вдруг, спохватившись, воскликнул:

— Постой, какая у тебя скорость?

— Форсированная…

В этот момент вышку колыхнуло так, что у Хвалынского сердце екнуло.

— Ты в уме? — крикнул он. — Где Широков?

— Спит. Он часов пять таким вот макаром порхал… Вперед кузовом…

— Поразительные порядки! Начальник цеха почивает, а тут марафон устроили!

— А мне что? Как приказано, так и веду.

— А ну, живо мне Широкова! Где он спит?

— На полатях, — показал ведущий на верх вышки.

— Где–е-е?

— Там… с мастером, который вместо Середавина…

У Хвалынского глаза на лоб полезли:

— Останови немедленно!

Через минуту Широков и Карцев предстали пред грозные директорские очи. Хвалынский посмотрел на них взглядом, от которого полагалось вздрогнуть, но ни один, ни другой ухом не повели.

— Ну, как спалось, молодые люди? — спросил он с вкрадчивой улыбочкой, не предвещавшей ничего хорошею.

Широков и Карцев пожали уклончиво плечами.

Абсолютно уверенный, что распрекрасная парочка строит из себя дурачков, директор спросил еще раз:

— Так какой же вам сон снился?

— Так, мелочишка всякая… — буркнул Широков.

— Ничего стоящего, Петр Павлович, — поддержал его Карцев шутливым тоном.

Но секунду спустя им пришлось разувериться в юмористическом настрое начальства, поскольку оно довольно сурово и недвусмысленно объявило:

— Кажется, сон вам в руку. Ничего стоящего пообещать вам не могу, но кое–какую мелочишку подброшу, чтобы запомнили, где и когда можно спать!

— Да мы же не спали, Петр Павлович! — взвопил Широков. — Разве что вздремнули чуток.

— Какой там сон, когда все потроха вытрясло, — поддержал его Карцев.

— Так зачем вас черт туда занес?

— М–м… Для уверенности. Для них… — кивнул Широков на трактористов. — Быстрее боятся, а как еще заставишь? Техника безопасности и всякое такое… Привыкли ведь к скоростям — каток дорожный обгонит. А вы какой график нам дали?

Хвалынский уставился на вышку, в то место, где чернел кронблок, и, пожевав задумчиво губами, взял Широкова за локоть:

— Вот что, Вася, форсаж давай сбавлять, а подумай лучше насчет транспортировки ночью…

— Втемную? Дело темное… Не пойдет.

— А если прожектор на машину?

— С прожектором — другое дело, но тогда нужна подмена трактористов.

— Организуем. Медлить нельзя ни минуты. Боюсь, как бы пурга не сорвала нам все.

Хвалынский перевел взгляд на Карцева. Тот оттерся несколько на задний план, от греха подальше.

— Оборудование проверили? — спросил его Хвалынский.

— Кажется, в порядке.

— Тогда давай в вездеход. Прибыл топограф из управления вправлять вам мозги насчет наклонного бурения. Хоть ты у нас и ученый, все науки на курсах прошел, но, думаю, послушать не мешает.