У голубя черты.

И образность потеряна,

И сыграна ничья,

И дерево – как дерево,

И ты – совсем как я!

1959

Вещи вокруг

Для утешения души

Годятся бытовые вещи.

Скамейки прочно хороши,

И гвоздь так мудро тянут клещи.

Отдохновенно до утра

Пружинит холст на раскладушке,

И тяжесть слитного ведра

Легко поднять на тонкой дужке.

И если близок день и час

Остаться мне одной с вещами,

Которые обоих нас

Кормили, грели, освещали, –

То глянет чашка на меня

Невинным белооким донцем,

И чутко хрустнет простыня,

И вспыхнет лампа бедным солнцем…

Бумаге я передавать

Начну вчерашнюю тревогу…

Вот счастье! Чай, перо, кровать

Мне остаются, слава Богу,

И гладкой прочностью окна

От ночи я заслонена.

1973-1974

* * *

Лают Тузики или Бобики

На мороз, на большую тьму.

Можно, я с тебя за оглобельки

Потихоньку очки сниму?

Диоптрийная отрицательность

Пусть лежит посреди стола.

Будто едкую проницательность,

Настороженность я сняла.

Замолкают цепные Бобики…

А в хлеву от желтого льда

Поднимают телята лобики,

Чтоб упала на них звезда.

1960

* * *

А. Кушнеру

Когда, гуляя над Невой,

Очнемся возле Стикса,

Достань из сумки носовой

Платочек из батиста.

Тебе сегодня сорок лет

Исполнилось, о Боже!

Что, у тебя платочка нет?

И у меня нет тоже.

Ах, нет, нашелся, извини!

Бери же мой платочек

И пред сморканием встряхни

Его за уголочек.

1976

Элегия

Люблю в осенний день бродить среди дерев

И единением с природою гордиться,

Когда кленовый лист, на ветке отгорев,

Мне на рукав доверчиво садится.

Руки не разогну, чтоб вырезной листок

В последние свои минуты промедленья

На ткани рукава покрасоваться мог,

Не долетев до лиственного тленья.

Я чувствую меж нас пророческую связь:

Не так же ли и я в часы последней жажды,

За что-нибудь в пути случайно зацепясь,

До магазина не дойду однажды?

Сказ о Саблукове

Укрепил свой замок Павел.

Втиснул в камень свой альков.

Караул вокруг расставил

Царедворец Саблуков.

В гневе царь ссылал придворных,

Но, в делах раскаясь вздорных,

Возвращал — и лобызал

На паркетах аванц-зал.

Впрочем, ничего такого

Не изведал Саблуков.

Нрав брезглив у Саблукова,

Честь — крепка и ум — толков.

Он о заговоре ведал,

И царя врагам не предал,

Но не выдал Саблуков

И царю бунтовщиков.

Те монарху намекнули:

"Ненадежен Саблуков!"

И, сменясь на карауле,

Царедворец был таков!

Той же ночью Павла душат,

Заушают, на пол рушат, —

Но к злодействам сих волков

Непричастен Саблуков!

Вот убийцы-супостаты

Ждут земель и мужиков...

К ожиданью щедрой платы

Непричастен Саблуков!

Вот неспешно, по секрету

Александр убрал со свету

Всех губителей отца

И дарителей венца...

Саблуков же — в новой сфере:

Он — английский дворянин.

У него супруга Мери,

Дом, лужайка и камин.

Пламя пляшет, Мери вяжет.

Никогда ей муж не скажет

О расейской маяте

И злодейской клевете.

Но вдали, на пестрой карте —

Блеск оружья, а не спиц.

Разъярился Бонапарте,

Заварился Австерлиц.

Саблуков, хоть был в отставке,

Объявился в русской ставке,

Удаль выказал он здесь

И посбил с французов спесь.

Царь и знать герою рады.

Но, с прищелком каблуков,

Не приняв отнюдь награды,

Отбыл в Лондон Саблуков.

Пламя пляшет, Мери вяжет.

Детям папенька не скажет

Ни словца про Австерлиц

И про ласку высших лиц.

Годы мчатся. Бонапарте

На Россию прет в азарте.

Напряженно взведено,

Боя ждет Бородино.

По привычке, по отваге ль

Сквайр английский Саблукофф

Заявился в русский лагерь —

В строй кутузовских полков.

Тут врагов он покалечил,

Русским силам обеспечил

Несомненный перевес —

Ибо в схватку так и лез.

Говорит ему Кутузов

Простодушно, без прикрас:

"Ты, французов отмутузив,

Будь полковником у нас!"

Хоть почтительно и внемлет

Полководцу Саблуков, —

Назначенья не приемлет:

Отдал честь — и был таков!

Пламя пляшет, Мери вяжет.

Муж о битве ей не скажет,

Детям тоже не дано

Ведать про Бородино.

Лет прошло почти что двести.

Вот Российская страна

Без отваги и без чести,

Без войны побеждена.

Ей призвать бы Саблукова

Ради случая такого,

Но давно уж Саблуков

Отбыл к Богу, — был таков...

Пламя пляшет, Мери вяжет.

Бог всё видит — да не скажет.

РАВНИНА

Сядем тесно и сутуло,

Поглядим своим умом,

Как равнину затянуло

Телевизорным бельмом,

Как она не просит хлеба

И не тянется к огню,

Запеленутая слепо

В эту рябь и мельтешню;

Как вольготно ей, уютно, —

Вон как нежится, смотри!

И пускает поминутно

Голубые пузыри...

От огромного младенца