Война началась — общество с нетерпением ждет известий с театра войны. Доходящие оттуда слухи или скудны, или тревожны. «Вести военные нас не веселят, — пишет преосвященный Евгений. — С часа на час ожидаем известий о сшибке наших войск с Бонапартием. Газеты иностранные о нас что-то скромничают. Новостей из Питера никаких нет потому, что три недели уже от Государя ни одной бумаги ни в Сенат, ни в Синод не приходило. В Москве матери начинают тревожиться за судьбу детей. Более солидные и влиятельные люди обращаются за справками к главнокомандующему, у которого ежедневно большой съезд». В Английском клубе, по словам Жихарева, постоянный «воскресный базар». Князь Одоевский нарочно нанял себе квартиру против почтамта, чтобы немедленно получать все новости и разносить их по знакомым. К государю, со стороны дворянства и других классов, — самое трогательное внимание, которое вызвало даже благодарственный Высочайший рескрипт на имя главнокомандующего Петербурга, С. К. Вязмитинова, от 24 ноября 1805 г. Но, в конце концов, в отсутствии или тревожном характере известий с театра войны не могло не находить себе новой нити оппозиционное настроение. От осуждения русский дипломатии Ростопчин переходит к нападкам на русских командиров. «Артиллерию Аракчеев так отделал, что в большой армии она уже теперь неподвижна, а часть сожжена в Пулаве, — пишет он. — Войну затеяли — дай Бог хороший конец! На командиров, правду сказать, надеяться трудно: Кутузов, коего немецкие принцы загоняют; Буксгевден — дурак бесчестный, а Беннигсен и Михельсон на все готовы, а своего дела не знают»…

30 ноября 1805 г. Москва была поражена известием об Аустерлице. Впечатление было ошеломляющее. Русские, по словам современников, привыкли к победам: тем тяжелее была для их национального самолюбия весть о поражении. «Москва не в плену, однако ж, Москва уныла, как мрачная осенняя ночь, — пишет Жихарев: — ни одни стихи так не были кстати и не выражали лучше настоящего состояния Москвы, как эти стихи нашего Дмитриева». Подробностей о сражении долго не сообщали. Московскому губернатору Беклешову отдано распоряжение, чтобы рассказчиков унимать; одного из рассказчиков, адъютанта Желтухина, отправили из Москвы в Петербург. «Вестник Европы» еще в январе 1806 г. выражает сомнение насчет исхода Аустерлицкой битвы, приписывая все слухи о поражении французским газетным статьям, не стоящим опровержения. Неизвестность, однако ж, не могла не смениться уверенностью в действительности совершившегося факта. Патриотическому настроению наносится тяжелый удар, который, впрочем, оно все-таки выдерживает. «В течение века оглашаемая победами, Россия, — пишет Вигель, — содрогнулась, но не поколебалась в убеждении о храбрости сынов своих»…

Моды 1803 г. (Московский Меркурий).

К 3 декабря Москва уже действительно повеселела. Купцы снова заговорили, что народу хватит у нас не на одного Бонапарте — «и не нынче, так завтра подавится окаянный». В Английском клубе утешились мыслью, что ведь нельзя же России всегда иметь удачи; находились люди, допускавшие, что поражение даже, может быть, нужно для России по соображениям высшей политики: государь, конечно, знает сам лучше всех, что и для чего делается. Более вдумчивые ищут причин для поражения и находят их частью в действиях немцев, частью в чрезмерной уступчивости государю Кутузова; Наполеону притом помог целый ряд благоприятных обстоятельств — удачный переход французских войск через нейтральные земли Гессен и Аншпах, лукавство Баварии, корыстолюбие вюртембергских министров, задержка русских в Пруссии. «Основанные на всем этом успехи французов должны ли, — спрашивает „Вестник Европы“, — приводить кого-либо в отчаянье? Никак». Отличившемуся во время войны Багратиону устроили торжественный обед в Английском клубе, с пением специально написанной патриотической кантаты. Некоторые молодые люди позволили себе по поводу неудачи осуждать правительство. Главнокомандующий распек их отечески у себя на дому.

Пресбургский мир, по своим условиям, явно предсказывал возможность второй войны. Это сознает и правительство и общество. Вопрос о второй войне, в свою очередь, вызывает к себе различное отношение со стороны лиц, солидарных с правительством, и лиц, настроенных критически. Но и правительственное и оппозиционное настроение получают на этот раз новые оттенки. Как ни легко примирилось русское общество с Аустерлицем, все-таки первая война послужила до некоторой степени уроком. Положение оказалось гораздо более трудным и сложным, чем это представлялось на первый взгляд, требовало к себе более сознательного и обдуманного отношения. В гораздо большей степени, чем раньше, политическая мысль не довольствуется одной оценкой внешних событий и обращается внутрь России, откуда и черпает аргументы в защиту своих мнений. Обнаруживается и еще перемена. Первая война затронула русское национальное чувство; даже оппозиционно настроенные люди нередко теперь стоят за войну; но поднимается вопрос: может ли пойти успешно война при внутренних неурядицах, которые правительство частью допускает, частью прямо вызывает своими мерами? Не следует ли для успеха войны обратиться к внутренним реформам? Критика становится настойчивее и резче — и правительству приходится обратить на нее более серьезное внимание.

«Вестник Европы» — защитник правительственных взглядов. На страницах его мы находим в 1806 г. обстоятельную статью «О состоянии политических дел Европы в продолжение 1805 г. и первых трех месяцев нынешнего» (т. е. 1806 г.). Статья представляет изложение французской брошюры графа де-С., вышедшей в это время и в русском переводе. Цель статьи — доказать необходимость новой войны с точки зрения русских интересов и полную возможность ее успеха. Напрасно утверждают, что коалиции созданы только Англией, в английских интересах. Наполеон сам вызывает войну своей агрессивной политикой, которая необходима ему, как основателю новой династии: «ибо хищник не может иначе утвердиться, как на развалинах». От завоеваний Наполеона в северной Германии и Италии страдают интересы русской торговли. Но дело и не в одних материальных интересах: Франция ставит препятствия русской политике в Зап. Европе, оскорбляет лиц, состоящих под русским покровительством, заключает в тюрьму русских подданных, покушается оспаривать у России политическую важность, приобретенную в знаменитое царствование бессмертной Екатерины. «Существенные силы государств не только в обширности владений, во многолюдстве, в богатстве, но еще в причинах моральных, даже метафизических, которые так же необходимы для его благосостояния, как и предметы, чувствам подлежащие… Честь нации, слава ее оружия, правота ее политики, твердость в намерениях, благодушие Монарха суть также основание могущества, как произведения земли, торговля, жители»… Война с Францией может пойти весьма успешно. Конечно, был Аустерлиц, но нет никакого основания считать Наполеона непобедимым. Русских подвела их союзница — Австрия. Наполеон деятельно готовился к войне, а в Вене «гнездились крамолы, несогласия, беспорядки, нерадения, робость и моральное расстройство». В войсках распространяются ложные умствования, а правительство рассчитывает действовать «на поле, как на вахт-параде, вычисляя препятствия, тогда как надобно было побеждать оные». И не веди себя так дурно Австрия, русские не были бы разбиты при Аустерлице. Самое положение Наполеона — так ли оно прочно? Не зависит ли оно всецело от военной удачи? Но воинственная политика скоро будет не под силу Франции, она совершенно расстроит ее финансы. Из общего обзора создавшегося в Европе положения автор категорически выводит, что Россия не только должна вступить в войну с Францией, но и отнюдь не отчаиваться в ее успехе. Такова, несомненно, правительственная точка зрения, которая, в значительной степени, разделяется и обществом.

Александр I. Из собрания Ровинского (типа Кюхельгена)