Перехожу улицу. A-а, это бастуют уже другие! Серый дом нашпигован разными конторами. На указателе у входа обозначена даже организация со странным названием: «За кулисами американского бизнеса». Парень в клетчатой черно-белой куртке и пожилой сутулый мужчина в темных очках меряют тротуар перед главным входом в здание: ни секунды остановки, задерживаться запрещает закон. Они пикетируют управление корпорации, давшей имя зданию.

В листовках, которые раздают пикетчики, сказано, что забастовку организовал профсоюз, входящий в Американскую федерацию труда — Конгресс производственных профсоюзов, что принадлежащий корпорации завод линотипов стоит уже четвертую педелю и что правление зря упрямится, теряя прибыли. Пытаюсь выяснить подробности.

— А ты откуда? — хмуро спрашивает парень в клетчатой куртке.

— Объединенные Нации, журналист.

— А-а, — тянет он с полным безразличием. — Чего добиваемся? Так, некоторых прибавок. Приезжаем сюда из Бруклина с завода по очереди пикетировать главный оффис. Дело затянулось…

К нам неторопливо направляется полисмен: я ведь своими расспросами остановил пикетчиков. Может быть неприятность. Парни начинают шагать с удвоенной быстротой.

На моей памяти это уже третья забастовка, связанная с серым зданием на углу Второй авеню. Дом, начиненный конторами, если и не сотрясают бури, то уж, во всяком случае, частенько прохватывает крепким сквознячком.

У меня хранится еще одна листовка, полученная на том же углу. Нет, дорогие друзья, не представляйте при слове «листовка» бумагу, обладающую взрывчатой силой динамита, пламенно зовущую к борьбе и победе! Не думайте, что здешние листовки похожи на те, что хранятся у нас под стеклом музейной витрины, на те, что писались кровью, вдохновлялись верой, печатались в подполье!

Здешние листовки, свободно раздаваемые на глазах у полицейских, сочинены, как мне кажется, весьма вялыми людьми. Вот почитайте: «За последние десять лет корпорация «ATT» имеет в среднем более одной забастовки в год. Этим рекордом могут похвалиться высшие должностные лица «ATT». Мы считаем, что корпорация, которой доверяет народ — она получает государственные заказы на миллионы долларов, — должна выполнять свои обязательства по установлению здоровой трудовой политики».

К кому же обращаются руководители забастовки? Может, к братьям по классу, убеждая их поддержать свои справедливые требования, проявить рабочую солидарность? Да ничего подобного!

Пафос листовки в том, что акционеры корпорации при нынешней ее политике теряют часть доходов.

Слово «прибыли» повторяется в листовке пять раз, слово «акции» дважды, слова «солидарность» и «борьба» ни разу! Самой «революционной» фразой в этом сочинении профсоюзных боссов придется признать ту, где сказано, что потеря прибылей акционерами вызывает «возмущение против корпорации» и что «наступило время перемен в «ATT».

Вот еще одна листовка, чуть покрепче. Я полупил ее у входа в магазин. Листовка просила дорогих покупателей говорить продавцам, что им не нужны блузки с маркой «Джуди Бонд». Эта Джуди Бонд незаконно уволила рабочих, не стала вести переговоры с профсоюзом, «отказалась от осуществления политики гармонии интересов, базирующейся на американском жизненном стандарте в швейной промышленности», — вот почему у Джуди Бонд бастуют. Авторы из профсоюза рабочих промышленности женской одежды, оценивая поступки Джуди Бонд, осмелились употребить такое слово, как предательство, но тут же поспешили взять его в кавычки.

Я не могу утверждать, что эти листовки наиболее типичны. Бывают написанные энергичнее и с более четких классовых позиций. Но бумажка с ватными фразами, раздаваемая забастовщиками из «ATT», снова подтверждает, что немало нынешних профсоюзных лидеров Америки сотворены по образу и подобию Сэмюэля Гомперса, который еще в прошлом веке печально прославился как «вожак-предатель». Они проповедуют единство интересов рабочих и предпринимателей. Они — за классовый мир и гармонию. Послушать их, так в Америке уже давно нет противоречий между трудом и капиталом.

Однажды несколько советских журналистов были приглашены в студию одной американской телерадиокорпорации. Нам показали, как ставятся радиоспектакли, как организуются конкурсы зрителей.

Дело было осенью 1961 года, когда весь мир говорил о новой Программе КПСС. Радиокомментатор, с которым нас познакомили, сказал, что он хотел бы внести ясность в один вопрос: в Советском Союзе не понимают новых отношений между предпринимателями и рабочими, которые сложились в Америке.

— Представьте, — начал наш собеседник, — рабочего, у которого есть несколько акций предприятия. Разве после такой покупки он настоящий антикапиталист? Хорошо, хорошо, пусть он дурно отзывается о своем хозяине, это вполне возможно. Но может ли он искренне желать, чтобы капиталистическое предприятие, акциями которого он обладает, вылетело в трубу? Может ли такой рабочий быть противником процветания предприятия? Видите, интересы капиталиста и рабочего вполне совпадают. Что вы можете сказать по этому поводу?

— То, что у вас пытаются дешево подкупить рабочий класс, — ответили ему.

Но наш собеседник не смутился.

— Не кажется ли вам, что Америка уже близка к тому, чтобы стать первой в мире страной без рабочего класса?

— Вот как!

— Да, это так. Рабочий у нас имеет стиральную машину и холодильник, его дети, если у них есть способности, могут получить даже высшее образование. При этом рабочий не знает никаких тягот, которыми обременен предприниматель. Маркс не учел возможности социальной изменчивости, и в этом была его ошибка. У нас не популярны идеи классовых конфликтов, они сданы в архив. Правящий класс? Но он превратился уже в управляющий класс. Да, он управляет предприятиями, но ведь и рабочий, владеющий акциями, тоже может сказать свое слово на собрании акционеров. Он тоже получает часть прибыли в виде дохода по акциям.

— Какую примерно часть?

— Ну, я не помню, да это и не так важно. Важен принцип. Раз рабочий получает прибыль, то он уже не рабочий, не так ли? И когда у всех занятых в промышленности будут акции, у нас исчезнет рабочий класс в том виде, как его представлял себе Маркс. Идея классового мира становится все популярнее…

— А забастовки?

— Но ведь бывают же конфликты даже между членами правления корпорации. Не так ли? Они все, как вы говорите, капиталисты, но они вступают в конфликт между собой. Почему же конфликт не может развиваться на более широкой базе? И потом, забастовки идут на убыль. Господа, почему вы смеетесь?

Мы действительно смеялись.

То, о чем говорил наш собеседник, не было для нас новым. Он популярно излагал одну из теорий, придуманных американскими социологами по заказу монополий. Все эти теории в общем схожи. Смысл их в нескольких словах таков: американский капитализм теперь совсем не тот, каким он был когда-то, он сильно изменился к лучшему. Предприниматели и рабочие теперь «сидят в одной лодке». Глупо раскачивать ее: если лодка перевернется, в воде окажутся и гребец и рулевой.

В Соединенных Штатах часто говорят, что профсоюзам недостает боевого духа, страстности, ясности цели. Но, повторяю, это верно главным образом в отношении профсоюзных вожаков. Они оказались не по ту сторону баррикад. Эти люди стараются не развивать, а подрывать боевые традиции американского рабочего класса. Им приходится бороться с активностью рядовых членов профсоюза.

Жизнь никак не подчиняется теориям «одной лодки». С классовым миром что-то не получается: гребцы бросают весла куда чаще, чем хотелось бы рулевым. В 1963 году по Соединенным Штатам было зарегистрировано 3400 забастовок.

Любопытно, что среди бастовавших оказались те, кто особенно усердно проповедовал классовый мир: журналисты крупнейших нью-йоркских газет…

Среди «дрессированных тюленей»

Человеку, недавно перенесшему инфаркт, не следует покупать воскресное издание газеты «Нью-Йорк таймс».