Еще бы не хотеть!
Но, может, не всем читателям памятно это имя?
А ведь Абрамович, единомышленник Мартова, тоже спорил с Лениным. Ведь зто после выступления Абрамовича на V съезде РСДРП Владимир Ильич бросил крылатые слова о «бедных меньшевиках», которых «осаждают» даже тогда, когда они — в большинстве, и задал вопрос: нет ли таких внутренних причин, коренящихся в самом характере меньшевистской политики, которые заставляют меньшевиков вечно жаловаться на осаду их пролетарской партией?
В великий день победы революции именно г-н Абрамович, поднявшись на трибуну II съезда Советов вслед за г-ном Мартовым, призвал делегатов покинуть съезд. Именно он повел за собой вереницу меньшевиков к выходу из зала под крики: «Подонки! Дезертиры! Предатели! Скатертью дорога!»
Отщепенцы покинули зал, а вскоре после провалившихся попыток борьбы против большевиков — и страну, навсегда отвергнувшую их.
И вот один из последних лидеров меньшевизма нашел приют там же, где приютили и Керенского. Перебрался за океан вместе со своим «единственным в мире социалистическим органом на русском языке». Занял оффис № 407 на Пятнадцатой улице в Нью-Йорке. Редактировал журнал, писал передовые.
Писал на желтой бумаге, непременно на желтой, только на желтой: давняя привычка, помогавшая сохранять не то зрение, не то точку зрения. Сочинял мемуары, обзоры, некрологи. Напутствуя в лучший мир Церетели, заявил, что позиция, которую занимал покойный, «могла бы спасти мир от большевизма». Когда недавно в Америке скончалась Кускова — да, та самая Кускова, автор «Кредо» «экономистов», вскоре после революции высланная из страны за антисоветскую деятельность, — Абрамович в некрологе мягко упрекал ее в том, что она якобы была «слишком большой и ортодоксальной марксисткой».
Живет «Социалистический вестник» тем, что много лет оплевывает страну, первой в мире начавшую строительство социализма. Никакой своей политической жизни у меньшевиков давно нет. Пишут они преимущественно о нашей. Дотошно, терпеливо изучают ее по журналам, газетам, романам. Злоумно толкуют факты, приправляют их намеками, сплетнями, глубокомысленными догадками.
Когда-то газеты русского уездного захолустья любили ввернуть фразу: «Как мы уже намекали Турции…», или: «Мы давно предупреждали Англию…» Это наивное провинциальное бахвальство, помноженное на манию величия, унаследовал и тощий меньшевистский журнальчик: «Как нам не раз приходилось указывать, без соблюдения упомянутых выше предпосылок на земле не будет мира…»
Да, о юбилее. Восьмидесятилетие г-на Абрамовича отмечалось дважды. Сначала скромно, почти робко. Потом с опозданием на целых восемь месяцев против даты, зато с большой помпой в ресторане «Рузвельт-отеля». Руководил празднеством Дэвид Дубинский — председатель союза дамских портных, признавший, что мистер Абрамович оказал влияние на его духовное развитие.
— Дорогой юбиляр приехал к нам в Америку, когда престиж коммунизма был весьма высок. И г-н Абрамович не жалел сил, чтобы изменить это положение, — заявил г-н Хелд, представлявший какой-то «рабочий комитет».
Юбиляру был преподнесен адрес от «нью-йоркской группы РСДРП». Уж эти-то не пожалели красок: «Особенно значительной ваша роль в качестве вождя российской социалистической демократии — и в значительной мере российской демократии вообще — оказалась в годы войны, когда эмиграцию захлестнули некритические просоветские настроения… Вы же с железным упорством пропагандировали мысль, что, если действительно возникнет война между Советским Союзом и западными демократиями, война на стороне демократии должна быть войной против коммунистической деспотии» и т. д. и т. п.
В ответном слове юбиляр пообещал пронести «железное упорство» и через девятое свое десятилетие призывал «демократический мир» ни на секунду не ослаблять усилий в вооружении.
Вот путь последнего меньшевистского лидера: на заре века начал с буржуазно-националистических ошибок, пришел к могиле с поддержкой позиций Пентагона.
Нет, не повезло господам меньшевикам! Жалуются в своем журнальчике: «Непредвиденной оказалась решительно никем не предсказанная длительность советского режима в России…»
Решительно никем не предсказанная?!
А Ленин, большевики?
Меньшевики же действительно с первых дней революции твердили о крушении власти большевиков и гибели Советской России. Теперь, наконец, и они косвенно признают себя никудышными пророками: советский режим крепок, просчитались, не предсказали, не предвидели, извините…
Не предвидели они и того, во что превратится их собственная партия. Тогда, в Лондоне, в 1903 году, они уверяли, что партия, построенная по их рецепту, может вырасти в нечто огромное, могучее. Они спорили, доказывали, они даже «победили» при голосовании.
История подвела окончательно черту под их давним спором с Лениным. Партия меньшевиков ссохлась в крохотные кучки, вроде «нью-йоркской группы РСДРП», что без тесноты уместилась в комнатках дома на Пятнадцатой улице, где до последних своих дней, до весны 1963 года, изводил стопы желтой бумаги «вождь российской социалистической демократии».
У донцов-удальцов
Прошу прощения за довольно затасканный прием, но он показался мне наиболее емким. Итак, интервью с представителем Всевеликого Войска Донского.
Вопрос: Я читал объявления о сборе казаков Донской Центральной имени атамана генерала Краснова казачьей станицы. Но там не указывался адрес. Не могли бы вы…
Ответ: С удовольствием. Станица местообитает в Нью-Йорке. Казаки очень этим довольны. На старом месте у нас был всего один Дон, а здесь сразу Ист-ривер и Гудзон. Гудзон — Дон, ведь даже по звучанию похоже, вы не находите?
Вопрос: А казачий клуб «Майдан»? Он что, тоже в Нью-Йорке?
Ответ: Совершенно верно. В междуречье вышеназванных рек, среди куреней возле Восьмой стрит.
Вопрос: Донская станица имени атамана Платова тоже в Нью-Йорке?
Ответ: Как раз нет. В соседнем штате Нью-Джерси, за тихим Гудзоном.
Вопрос: Значит, в Соединенных Штатах две казачьи станицы?
Ответ: Что вы, во много раз больше! Есть в Ричмонде, есть еще и в Сан-Франциско.
Вопрос: А как в других странах?
Ответ: И в других странах великое множество. По две в Англии, Франции и в Западной Германии. По одной в Аргентине, Чили, Бельгии, Бразилии. Гм! Где же еще? Со станицами, пожалуй, все. А попробуйте-ка сосчитать казачьи хутора! В Австрии — раз, в Австралии — два, в Канаде… Впрочем, в Канаде не хутор, там только группа. Группа есть еще, кажется, в Парагвае. Ну и казаки-одиночки в Сирии и Японии. Один казак-одиночка проживает в Израиле.
Вопрос: Вот вы упоминали о станице в Нью-Йорке. Но я как-то слабо представляю себе ее быт. Ну где, скажем, вы поите добрых казацких коней? Не притесняет полиция, когда вы по городу водите их на водопой?
Ответ: Кони? Ах, кони… Коней, к сожалению, нет — овес-то нынче почем, знаете? Обходимся пешим строем. Не кони главное, главное — дух, традиции.
Вопрос: Но все же сохранилось ли что-либо от традиционного облика донских станиц здесь, на американской почве?
Ответ: Сохранилось ли? Разумеется! В квартирах некоторых казаков на стенах развешаны фотографии атамана Краснова, а также близких родственников в казачьей форме, что чрезвычайно способствует сплочению казачества и укреплению казачьих традиций.
Вопрос: Я читал заявление председателя правительства Всевеликого Войска Донского мистера Медведева. Оно составлено в весьма решительных тонах. Видимо, Войско представляет собой весьма внушительную военную силу?
Ответ: Надеюсь, вы понимаете, что численный состав Всевеликого Войска Донского — военная тайна? Я могу лишь сослаться на сведения, опубликованные в американской печати. Не буду ни опровергать, ни подтверждать их. Вы, впрочем, сами знаете склонность господ репортеров к преувеличениям. Так вот, они называли цифру в триста — триста пятьдесят сабель.
Вопрос: Триста сабель?