Толстиков приехал, как обещал, через пятнадцать минут после звонка. Видимо, он связывался с Ренатой уже из машины.

— Привет, — прогудел он, внося свое длинное худое тело в маленькую комнатку аппаратной. — Как дела, Толя?

— Классно, Илья Ильич. Закончили работу. Сейчас вот с Ренатой слушаем, прикалываемся.

— Ренаточка, здравствуй, извини, не заметил тебя…

— Это ничего, — усмехнулась Рената. Она сидела сразу за дверью на полу, нацепив на голову наушники, и Толстиков, войдя в помещение, прошел мимо нее, оставив девушку за спиной. — Ничего. Здравствуйте… Илья Ильич, да?

— Можно просто Илья.

— Отличненько!

— Так что, с альбомом все в порядке? Можно показывать?

— Можно. Все классно, Илья Ильич. На Эм-Ти-Ви пойдет в полный рост.

— В смысле?

— Ну, клип-то будем снимать? Со всеми участниками?

— А, ты об этом. То-то я понять не могу — как это, альбом, телевидение… Совсем у меня голова не работает. Я на самом деле о другом думал… Мне бы, Рената, с тобой поговорить…

— А говорите тут, Илья. У меня от Бояна секретов нет. Он у меня вообще вроде консультанта.

— Ну что же, это к лучшему. Тогда, Толя, расскажи, что ты думаешь о нашей компании.

— Солидная компания, — спокойно сказал Толя. — Слово держите. Все по чесноку делаете.

— По чему? — не понял Толстиков.

— В смысле, по-честному. Не кидаете.

— А, ну да. Конечно. Как же это — артистов кидать? Это ведь наш хлеб. Наш, так сказать, золотой фонд.

— Приятно слышать. — Рената улыбнулась.

— Рената, — обратился к ней Толстиков, улыбнувшись в ответ. Странно было видеть улыбку на его изборожденном ранними морщинами, сухом, как щепка, лице. — Рената, скажи откровенно.

— Да. Я всегда говорю откровенно.

— Какие у тебя отношения с Портновым?

— Ха… Ну и вопрос. Некорректный, можно сказать. Но вам отвечу. Чисто деловые.

— Понятно, Рената, я это и имел в виду. Скажи, нравится тебе с ним работать?

— А вы хотите предложить что-то более интересное?

— Ты сначала ответь на вопрос.

— Ну, сначала, если честно, было неплохо. А сейчас…

— Что?

— Сейчас мне кажется, что я его переросла.

— В каком смысле?

Рената прищурилась и посмотрела Толстикову в глаза.

— Я могла бы зарабатывать больше.

— Ты так думаешь? А что же мешает?

— Размаху у него нет. Он же один пашет.

— Один?

— Ну да. Ему все не охватить. Вот с вами сделали одну песню, классно же получилось!

— Это мы послушаем, — заметил Толстиков.

— Да супер, чего там думать! Я как профессионал говорю, это лучшая песня на диске, — сказал Боян. — Хит будет номер раз. Можно сразу клипешник делать. Еще один. Чисто на эту песню.

— Да? — Толстиков перевел взгляд с Бояна на Ренату.

— Ну, сделаем клип, а твой продюсер нам его тормознет.

— А фиг ли он полезет?

— У тебя же с ним контракт, так или нет? На эксклюзив?

— Ну и что?

— Как это — что? Он вложил деньги, потребует неустойку.

— Ну, я не знаю тогда. Он меня не устраивает.

— Тут, Рената, дело серьезное. Устраивает, не устраивает, деваться некуда.

— Слушайте. А насчет клипа вы серьезно?

— Да, — кивнул Толстиков. — Для нас это по деньгам вполне доступно. И если песня нам понравится, то имеет смысл ее раскручивать отдельно. Только вот проблема с твоим продюсером…

— Так надо ее решать! — выкрикнула Рената. — Он у меня на шее сидит, сука, кровь из меня пьет. Я сейчас на гастроли ездила больная… Простудилась. Давай, говорю, перенесем. Он отвечает — никак нельзя. Шоу маст гоу он, типа. Тоже мне, большой босс… А заработали — с гулькин этот самый. Вообще, я давно хочу его послать. Если я упрусь — что он мне сделает? Он же меня петь не заставит? Я скажу — не буду петь, и все. Пусть сам поет. Или — принимай мои условия. Тогда выйду на сцену.

— Слушай, Рената. Не будем ходить вокруг да около. То, что ты сейчас сказала, — детский лепет. Ты уж извини меня за прямоту. У нас к тебе есть предложение. Мы, то есть «ВВВ», хотели бы с тобой работать. На долгосрочном контракте. Лет на пять, можно больше. Только пусть у тебя будет фора. Надоест с нами — уйдешь. А то впишемся на десять лет, а потом переругаемся через год. И каторгу тянуть до конца контракта. Надо нам это? Нет, не надо. Так как ты?

— А что у вас за условия? Хотите работать, а что вы мне даете?

— Что даем? Во-первых, расклад концертов на полгода вперед. Ты сможешь планировать свои дела. Даем зарубежные гастроли: Европа, Америка, Израиль. Даем делать по альбому в год. Ты же с Портновым на роялти сидишь? По звукозаписи?

— Ну, допустим.

— Вот. А мы тебе сразу платим аванс… Потом вычитаем его из твоих роялти, и остаток ты получаешь уже по продаже.

— А каков размер аванса, если не секрет? И еще меня интересуют гонорары за концерты. Это как бы те вещи, с которых я хотела бы начать переговоры. Но фиксированное расписание — это класс. А то Портнов мне за неделю сообщает — мол, едем на месяц по Сибири…

— Сейчас многие группы так живут. Времена нынче тяжелые.

— Эту песню мы слыхали. Так что с деньгами?

— С деньгами все просто. Ты работаешь со своей группой, за концерт получаешь пятерку. Делишь с музыкантами сама.

— Нет. Это не пойдет. Пусть будет администратор…

— Администратор, естественно, будет. А как же?

— Вот он пусть и платит музыкантам. Я скажу, сколько и кому. Из этой пятерки, разумеется.

— Хорошо. Дальше что?

— Дальше меня интересует размер аванса, я же сказала.

Толстиков прошелся по комнатке. Размер ее позволял сделать пять шагов от одной стены до другой.

— Понимаешь, Рената…

— Ага, вот, началось. «Понимаешь, Рената…» «Видишь ли, Юрий…» Ну-ну.

— Ты не дослушала, — терпеливо сказал Толстиков. — Дослушай, пожалуйста.

— Я вся внимание.

— В наших условиях я не могу тебе дать фиксированную сумму аванса. Это зависит от ситуации на рынке и — извини, мы деловые люди, так что будем говорить прямо — от твоей популярности в данный конкретный момент. Короче говоря, дело обстоит так. Если ты даешь альбом в течение ближайших месяца-полутора, аванс семьдесят штук. В две выплаты. Одна — по подписании контракта. Вторая — по сдаче мастер-тейпа. Дальше на каждый конкретный альбом будем обсуждать отдельно.