Рогов похвалил Соловьева за такой ответ и пошел в башни. Оттуда заглянул в отсек силовых агрегатов, в лазарет и на камбуз. Попробовал воду из подземной скважины и назвал ее «батарейным нарзаном». Походил на огневой позиции, поговорил с бойцами в дотах. Вскоре опять началась стрельба, потом батарею стали бомбить «юнкерсы», и Рогов был вынужден уйти под массив. Он беседовал с бойцами и командирами, отвечал на их вопросы, а вопросов было много. Интересовались, когда союзники откроют второй фронт. Расспрашивали о битве под Москвой, об участии в ней моряков, особенно о гвардейском дивизионе реактивных установок под командой капитан-лейтенанта Арсения Москвина, укомплектованном моряками. Краснофлотцы и командиры, особенно из оккупированных врагом областей, интересовались партизанским движением. Рогов старался ответить на все вопросы, он подробно рассказал о настроении в стане врагов, о том, что расчет на «молниеносную войну» не оправдался, фашисты понесли уже немалые потери и это заставит немецкий народ покрепче задуматься о перспективах войны.

Защитники батареи часто вспоминали потом об этой беседе. А те, кто находился в это время на боевых постах, жалели, что не могли в ней участвовать.

Рогов сердечно простился с Александером, Соловьевым и другими командирами, сел в коляску мотоцикла и уехал на командный пункт стрелкового полка.

...Тридцатая батарея стреляла реже других батарей. Берегли снаряды и стволы от износа. Это вызывало недовольство матросов.

— Почему Десятая батарея палит каждый день по нескольку раз, — спрашивали они, — а мы все реже и реже?

— Во-первых, мы уже и так порядком износили стволы, — говорил комиссар. — Во-вторых, каждый наш выстрел стоит очень дорого. И не по всякой цели надо палить из наших двенадцатидюймовых орудий. Есть и другие средства. Командованию виднее, когда и как использовать нашу батарею. Одно надо помнить: раз командование бережет батарею, не часто позволяет нам стрелять, значит, нужно стараться, чтобы каждый снаряд попадал в цель. В этом сейчас главное. И чем лучше будем мы изучать свое дело, тем больший урон нанесем врагу...

Однажды секретарь комсомольской организации Устинов пришел к комиссару батареи.

— Как, Ермил Кириллович, будем откликаться на обращение комсомольцев Десятой батареи? Хорошо они написали. Призывают бить врага беспощадно и умело, бить до тех пор, пока не будет уничтожена фашистская нечисть.

— Согласен, секретарь, обращение хорошее. Полагаю, что мой друг комиссар Десятой Роман Черноусов тоже к нему руку приложил. Теперь вы, комсомольцы, напишите ответ покороче да позабористей. Напишите, обсудим и пошлем в газету.

И вот Устинов с комсомольцами Петрусовым, Дементьевым, Сиващенко и Куделей сочиняют ответ на обращение батарейцев Десятой.

— Комиссар говорит, что надо позабористей и покороче, а не получается. — Устинов трет покрасневшие от недосыпания глаза и опять начинает вычеркивать фразы. Его любят комсомольцы батареи, это настоящий вожак молодежи: смелый, энергичный и жизнерадостный.

Подходит секретарь партбюро Коломейцев и тоже выбрасывает несколько строк. Комсомольцы протестуют.

— Ответ пошлем в газету «Красный черноморец», а она сейчас стала маленькой, — убеждает их секретарь. — Длинное письмо наверняка редакция не пропустит...

14 ноября письмо комсомольцев Тридцатой было напечатано под заголовком «Умрем, но не отступим!».

В письме говорилось:

«...Много погибло фашистских солдат от мощного огня нашей батареи. Мы будем беспощадно уничтожать немцев на нашей священной земле. Если не достанет врага наш дальнобойный снаряд, мы будем уничтожать его из пулеметов, гранатой, винтовкой, штыком, саперной лопаткой — всем, что попадется под руку. Ни один из нас не дрогнет перед врагом!

Славные традиции революционных черноморских моряков свято живут в нашей памяти. Умрем за честь и свободу своей Родины, но не отступим перед врагом!

Так говорят наши лучшие артиллеристы, так говорят комсомольцы Крысанов, Бору-нов, Хоменко, Бешко, Куланин и другие, уничтожающие метким огнем фашистских бандитов.

Таков ответ комсомольцев и всего личного состава нашей батареи на призыв комсомольцев батареи т. Матушенко.

По поручению комсомольцев:

Комиссар батареи Соловьев.

Секретарь партбюро Коломейцев.

Секретарь бюро ВЛКСМ Устинов.

Комсомольцы Дементьев, Петрусов.»

Комсомольцы свято хранили верность своей клятве. Они старались сделать как можно больше для победы над врагом.

На одном из комсомольских собраний Устинов предложил обратиться к молодежи Черноморского флота с призывом собрать средства на создание танковой колонны.

Комсомольцы батареи горячо поддержали это обращение.

29 ноября обращение появилось во флотской газете. Заканчивалось оно просто и деловито:

«Мы призываем всех комсомольцев, всю молодежь Черноморского флота собрать средства на создание танковой колонны имени ЦК ВЛКСМ. Первый взнос — свыше 30 тысяч рублей — мы уже внесли. Сбор продолжается. Пусть наши средства еще больше усилят мощь Красной Армии и ускорят гибель немецко-фашистских оккупантов».

Патриотический почин комсомольцев был дружно подхвачен на флоте. Через неделю Соловьеву позвонил начальник политуправления Черноморского флота дивизионный комиссар П. Т. Бондаренко:

— Молодцы твои ребята! В одном Севастополе уже больше миллиона собрано да на Кавказе не меньше. А там сбор еще только начался. Передай комсомольцам спасибо!

На одном из совещаний партийного актива Александер и Соловьев обратили внимание присутствующих на то, что краснофлотцы не берегут противогазы. В окопах, а особенно на пустырях, нередко можно было увидеть валявшейся совершенно исправную резиновую маску или фильтрующую коробку противогаза. Сумки не валялись: их приспособили для ношения патронов, гранат, перевязочных материалов, а подчас и сухарей. Необходимо было внушить краснофлотцам, что пренебрегать протизогазами не следует. Соловьев решил провести одну из бесед сам. Готовился он к ней вместе с химиком батареи. Химик оказался смышленым и находчивым командиром, хорошо знающим не только свое дело, но и технологию изготовления противогаза. Он перечислил материалы, из которых сделан противогаз, и подсчитал, сколько они стоят. Вооружившись этими сведениями, Соловьев пришел в роту, сформированную для защиты огневой позиции батареи.

Рота стояла на переднем крае, поэтому на беседу в землянку пришло не более двадцати человек. В просторной землянке было тепло, светло и тихо. От свежей соломы пахло пшеницей. На широких нарах разместились краснофлотцы и старшины. Все с противогазами. Однако Соловьев знал, что почти половина сумок занята патронами и гранатами. С этого и началось.

Комиссар подошел к матросу Косолапову и ощупал сумку противогаза. Там лежали пачки патронов, десяток галет, фляга с водой и пара индивидуальных пакетов.

— Содержимое противогаза выбросил?

— Так точно, товарищ комиссар, выбросил.

— Почему?

— Все выбрасывают.

— Нет, далеко не все, но некоторые действительно выбрасывают по несознательности. А ведь вы хороший воин, комсомолец, как же так получилось?

Высоченный краснофлотец нервно сдвинул на ухо подпаленную шапку, почесал затылок, попытался что-то сказать, но, увидев сердито сдвинутые брови комиссара, виновато опустил глаза, замолчав на полуслове.

— Что же получается; товарищ Косолапов, страна готовит нам оружие и дорогую боевую технику, а мы эту самую технику в грязь бросаем... У вас есть родители?

— Отец на войне, мать — в колхозе, звеньевая в полеводческой бригаде.

— Понятно, значит, хлеб для нас с вами растит...

— Выходит, что так, хлеб, ну и картошку тоже.

— Сколько трудодней надо потратить, чтобы вырастить, ну, скажем, центнер зерна в вашем колхозе?

— Да ведь какой год выдастся, ежели урожайный, то на наших землях трех дней хватит, а если засуха, то и все пять уйдут на это дело.

— Вот-вот, пять трудодней. А знаете, сколько нужно продать зерна, чтобы оплатить стоимость противогаза «БС»?