Часть вторая

воина

Арнольд Мери. Последний эстонский герой  _5.jpg

Арнольд Мери. Последний эстонский герой  _6.jpg

Арнольд Мери. Последний эстонский герой  _7.jpg

Арнольд Мери. Последний эстонский герой  _8.jpg

«Жизнь была спокойная, тыловая»

Ленинград. Свои. Долгая дорога в ад

В конце весны или в начале лета 1941-го года нас вывели в летние лагеря. В частности, наш батальон и много других частей 22-го эстонского корпуса были выведены в район Вярска. Это неподалеку от Печор, на берегу уже не Чудского, а Псковского озера, в самом юго-восточном уголке Эстонии.

Я прекрасно помню тот день. Воскресенье, занятий не было, я красил свою байдарку—когда вдруг примчался гонец на велосипеде из штаба батальона: «Немедленно оповещай всех командиров и весь политсостав о том, что началась война!»

Опять вскочил на велосипед, объездил все места, где в то солнечное воскресное утро могли быть наши командиры. И уже вечером наш батальон и остальные части 22-го корпуса получили боевой приказ создавать оборону на северном побережье Эстонии против возможных десантов со стороны Финляндии. Немецкие войска были уже и там, поэтому ожидались десанты с финской стороны на побережье.

Так что в первый же день войны мы получили боевое задание и отправились его выполнять. Дня три-четыре рыли окопы, а потом получили новую задачу—выступить на фронт на оборону Пскова. С побережья мы должны были вернуться в свои постоянные казармы для того, чтобы захватить кое-какие вещи.

Вернулись в Таллин и в первых числах июля начали продвигаться в сторону Пскова. Были роты моторизованные, на машинах, они шли по одному пути, и были роты на конной тяге, у них был свой маршрут. Учебная рота, где был я, не имела никакого транспорта, и поэтому мы должны были отправиться в Псков 3-го июля поездом Таллин—Ленинград, а потом от Ленинграда к Пскову.

Я был уже в вагоне, услышал сигнал к отходу, но тут подскакивает ко мне политрук роты и говорит: «Выходи, потому что часть наших остается на перроне, поезд перегружен, они не помещаются, двадцать человек. Возглавь их и догоняйте нас, мы будем где-то у Пскова». Я взял свой вещевой мешок, выскочил. Поезд прогудел и ушел. На перроне было новое пополнение, русские ребята из Орловской области.

Я не получил никакого документа. Ничего оформить было невозможно, потому что штаб батальона уже покинул Таллин. Следующим образом появился такой удивительный документ: у политрука Рукина, которого я встретил на перроне, были бланки командировочных удостоверений нашего батальона, а вот печати не было. Он посадил меня в машину и повез по Таллину искать какую-нибудь воинскую часть, у которой еще осталась печать. Нашли. Это был противовоздушный дивизион. И на бланк батальона связи, удостоверяющий, что я, такой-то, возглавляю группу с задачей добраться до Пскова, поставили печать дивизиона.

А еще Рукин дал мне список дезертиров из нашего батальона. Я не собирался этих дезертиров вылавливать, потому что считал это бессмысленным и даже вредным занятием. Хотя какие это были дезертиры? Болтались туда-сюда по всей республике—отставших должно было быть больше, чем дезертиров. Шесть человек из этого списка сами потом нашлись и присоединились к моей группе.

6-го июля мы выехали в Ленинград. Поскольку к этому времени в последних известиях сообщалось о тяжелых боях на подступах к Пскову, я прекрасно понимал, что Псков уже сдан немцам. И поэтому думал, что в Ленинграде уточню, где я могу найти свой корпус.

Добрались более-менее нормально. Более-менее, потому что по дороге нас бомбили, и нам приходилось вытаскивать боеприпасы из горящих поездов. Потом нас упросили прийти на помощь рабочим сланцевого бассейна, которые были атакованы так называемыми «лесными братьями». Одним словом, на месте были только дня через два. Я сказал: «Идите, знакомьтесь с Ленинградом, а я пойду по штабам узнавать, где нам искать наш корпус. Вечером собираемся снова здесь же, на вокзале. Надеюсь, тогда я буду знать, куда нам ехать дальше». И пошел.

К обеду мне стало ясно, что я ничего не узнаю. Тыркался во многие воинские инстанции, но никто ничего не знал. В конце концов мне сказали: если это Псков, то штаб северо-западного направления (в то время еще фронтов не было, были три направления: юго-западное, западное и северное) находится в Новгороде, и там, может быть, что-нибудь можно узнать, а в Ленинграде ловить нечего.

Но поскольку с ребятами встречаться мы должны были только вечером, я вторую половину дня посвятил ознакомлению с историческими и архитектурными достопримечательностями Ленинграда. Даже на островах побывал, поездил всюду.

К вечеру, как и договорились, явился на вокзал. Смотрю—наших нет. Подходят ко мне двое в синих фуражечках Госбезопасности: «Вы кто такой? А мы Вас тут с утра дожидаемся. И ребята ваши уже у нас». Я им тычу свое командировочное удостоверение. Те говорят: «очень интересно: батальон связи, а печать-то почему у вас чужая? С вами, по-видимому, нужно будет серьезно разбираться».

Разбирались всю ночь. К утру стало ясно, что мы не переодетые немецкие диверсанты, а свои. После чего нам сказали: «о Пскове забудьте, анархии в ближнем тылу мы не допустим. Всякие бродячие части направляются на военно-пересыльный пункт, и там из них формируются новые». И отправили нас туда под конвоем.

Это было в центральной части Ленинграда. Три или четыре больших дома за четырехметровой кирпичной стеной, по верху стены—колючая проволока и битые бутылки. Усиленный караул у железных ворот. Я думаю: «А как будет объясняться мое исчезновение в моей части? в их-то глазах я становлюсь дезертиром!» Значит так: собрал ребят своих, 26 человек, и говорю: «Что будем делать? нас направили на формирование новой части. но если мы сейчас отсюда сбежим, то это уже почти что наверняка будет расстрельное дело». и что меня удивило —то, что из шести отставших и присоединившихся к нам эстонцев, все единодушно сказали: «невзирая ни на что, будем отыскивать свой корпус». и эти 20 парней орловских тоже сказали: «и мы с вами».

—Как вам удалось бежать?

—Днем я присмотрел уголок, где стояли большие лестницы. Дождались ночи и две из них утащили. одну приставили к кирпичной ограде. несколько одеял было, бросили их на проволоку и бутылочное стекло. втянули вторую лестницу, опустили с наружной стороны на улицу. перелезли—и бегом к железнодорожному вокзалу, откуда уходили поезда на новгород. и самым ранним утренним поездом отправились. Удивительно, но нам все сошло все с рук.

прибыли в новгород. Я пошел искать штабы, чтобы выяснить обстановку, а заодно реализовать продовольственные аттестаты, потому что ребята, помимо всего прочего, еще и хотели есть. а перед тем, как пойти в город, выставил свои посты (по два-три человека с винтовками) на всех шоссейных дорогах, которые с юго-запада и запада вели в новгород, и приказал останавливать все въезжающие машины и спрашивать у шоферов, не видели ли они где-нибудь ребят в таких-то мундирах. А у нас были еще эстонские мундиры — то есть отличительные знаки были красноармейские, а сами мундиры эстонские.

Узнать, где эстонский корпус, мне так и не удалось. но на одном посту сказали, что людей в таких мундирах видели под Старой Руссой, у станции Дно. поэтому мы из новгорода первым же поездом двинулись в Старую Руссу.

Только вылезли из поезда, как началась бомбежка. Отсиделись в скверике. А на железнодорожной станции в этот момент было около десятка эшелонов, причем часть этих эшелонов—грузовые с боеприпасами. все это загорелось, начало взрываться. И когда налет закончился, я всю свою группу бросил на помощь железнодорожникам — спасать, тушить, растаскивать горящие вагоны, ликвидировать последствия взрывов. и до самого вечера мы вместе со старорусскими железнодорожниками этим занимались.