Портрет Акселя Ивановича. Ведь будут же давать сообщение: «После продолжительной и тяжелой...» - никуда не денешься. (В скобках отмечу: потом было время сопоставить прикидки и реальность. Телевизионщики за портретом действительно приехали. Однако после затянувшейся паузы - о ней будет ниже - дали все-таки другой портрет, в белом кителе. Видимо, «уровень белого» на этом портрете больше подходил для демонстрации на телевизионном экране.)
Аксель Иванович Берг в «белом кителе»
Выписал даты и вехи жизни Акселя Ивановича (этот листок действительно пригодился - в него, для справок, заглядывали постоянно).
Выписал имена и отчества: вдовы, Раисы Павловны, дочерей, внучки - ведь слова соболезнования будут адресованы прежде всего им. (Тоже пригодилось. Но младшая дочь, Маргарита, на похоронах не была, болела, и внучку Аниту - сейчас она за рубежом - все-таки упорно путали с ней.)
И тут - неожиданная пробуксовка. Чтобы были понятны ее истоки, перескочу назад во времени на несколько лет. 6 апреля 1973 года проходило очередное заседание нашего Ученого совета. Вел его Аксель Иванович. У заседания была заранее согласованная повестка дня, но был и один вопрос «вне плана»: Акселю Ивановичу в тот день вручали знак заслуженного ветерана труда института. Вручал этот знак Генеральный директор Юрий Николаевич Мажоров. Надо отметить, что при всей своей занятости и перегруженности институтскими делами Юрий Николаевич к Бергу относился очень внимательно: приезжая на заседание, Аксель Иванович всегда (такова была традиция) заглядывал к Юрию Николаевичу и беседовал с ним об институтских делах и проблемах, потом, после заседания, пил у него чай - обязательно с овсяным печеньем, никакое другое не годилось (эту привычку Акселя Ивановича отмечали и другие мемуаристы). Время было странное: самые помпезные чествования, юбилеи, награждения, им числа не было - и в то же время, для слоя не самого верхнего, - строгое указание, что юбилеи и разные там дни рождения отмечать только через десять, двадцать пять и пятьдесят лет. Юрий Николаевич считал нужным отмечать день рождения Акселя Ивановича каждый год, а по поводу того «высочайшего» указания говорил: «Что ж, в этом возрасте еще один прожитый год можно считать за десять. Этим и будем руководствоваться». Так вот, в тот день Юрий Николаевич вручил Акселю Ивановичу знак заслуженного ветерана труда института и сказал несколько теплых слов как о первом начальнике «сто восьмого». Ответное слово Акселя Ивановича было больше похоже на перечень тревог и забот, которые владели им. Его беспокоила отставание в области отечественной связи. Аксель Иванович оценивал отставание от передовых стран мира в этой области в 20 лет (интересно, как бы он оценивал это отставание теперь, после многолетнего топтания на месте?). Он рассказал, что был инициатором совещания у Кириленко по вопросу: что будем делать дальше?
Очень может быть, что у Акселя Ивановича тогда возникла мысль повторить тот, уже использованный в 43-м, прием, когда в тяжелое время, в разоренной, воюющей стране удалось восстановить утерянные позиции в области радиолокации, зажечь людей, создать современное радиолокационное вооружение.
Но в воду текущей реки нельзя войти дважды. Кириленко был отнюдь не И.В. Сталин, присутствующие министры - не сталинские наркомы. Да и сам Аксель Иванович, похоже, не смог представить цельной, развернутой программы действий. Потому что на этот раз потаенные корни отставания крылись не в технике, не в технологии и даже не в организации производства отдельной отрасли радиоэлектроники. «Министры не поддержали... - тяжело заключил Аксель Иванович. - У меня прямо в приемной случился сердечный приступ...». Он был зол. Читатель, возможно, слышал слова песни Дольского - не нашего, а того, барда64: «в России от веку полно дураков, особенно среди начальства». Аксель Иванович не раз проводил ту же мысль, наглядно показывал: кто есть кто в ЦК, кто есть кто в министерствах. Так было и в тот раз. Делал он это в форме, весьма резкой, и Ю.Н. Мажоров, руководитель, в общем-то, далеко не робкого десятка, шепнул мне, помнится, на ухо: «А если здесь, в зале, «узун-кулак» (т.е. «длинное ухо». - Ю.Е.)? Хвалить и Акселя Ивановича, и нас, организаторов заседания, за такие откровения не станут...».
Коснулся Аксель Иванович и своего предстоящего юбилея (повторяю, дело было в 1973-м, перед его 80-летием). «Доживу - так доживу, - усмехнулся Аксель Иванович. - Не доживу -тоже беды не будет, прожито уже много. Я не хочу шумного юбилея. Зачем чествования в этом возрасте? Примеры ведь были. Недавно умерший, за 90 лет, Скрябин. Или экономист Струмилин. Нужен им был очередной юбилей? Состояние было такое, что, пожалуй, не нужен. Мне тоже не нужен. Ко мне уже ходят с телевидения, показывают сценарии. Совсем не хочу, чтобы повторилась история с лентой об академике А. (Аксель Иванович назвал фамилию известного ученого) - сплошные неестественные позы да сверхумные высказывания. В общем, я написал заявление в ЦК, что официального чествования не надо».
Чествование - чествованием, тут у каждого могут быть свои взгляды. Но Аксель Иванович в тот раз отказался и от награды - очередного ордена. Заявил, что последние лет пять много болел, и хотя работать продолжает - личные достижения уже не такие, как были раньше, и награждать его теперь, пожалуй, не за что.
Вот это вызвало непонимание. Если награждают - положено припадать к награждающей деснице: благодарю... надеюсь, что и впредь... А этот отказывается. Может, думает, что награда мала? Или - чудачество? Или, может быть, у него вообще такое отношение к нашим наградам? В общем, имя Акселя Ивановича стало вызывать некоторую настороженность: шумел у Кириленко, от ордена отказался...
В день кончины эти эпизоды вспомнились. Вопрос о том, «по какому разряду» организовать похороны, для власть имущих имел совсем не очевидное решение. Организовать их по линии Министерства обороны? Или по линии Академии наук? Во втором случае будет поскромнее. Впрочем, сказать: делать так, а не этак, - тоже никто, как это у нас водится, не решался. Проходили 9, 10, И июля, а еще не было не только решения о похоронах, но даже и сообщения о смерти Акселя Ивановича. Ждали мнения высших лиц государства.
Лишь 11 июля наконец смогли доложить о кончине А.И. Берга Дмитрию Федоровичу Устинову.
Как раз вовремя, потому что академическое начальство уже исподволь склонялось ко второму варианту - хоронить по линии Академии наук. Уже, помню, звонили нам, в «сто восьмой», что надо бы помочь людьми - прибрать зал Дома ученых.
Д.Ф. Устинов, член Политбюро и Министр обороны («силового», как теперь говорят, министерства) был, конечно, выше всех этих подозрений и дрязг. Он высказался в том смысле, что похоронить надо так, чтобы это было достойно адмирала и академика. На Новодевичьем. И Министерство обороны не должно оставаться в стороне.
Организация траурной церемонии немедленно попала в надежные руки полковника соседствующей с нами московской комендатуры. Правда (тут уж пути высшей политики неисповедимы), в официальном некрологе, появившемся в газете «Правда» и имеющем, в числе других, подписи Л.И. Брежнева, А.Н. Косыгина и министра радиопромышленности П.С. Плешакова (тоже ведь сиживал с Акселем Ивановичем за одним столом в Ученом совете «сто восьмого» и отслеживал все перемещения А.И. Берга по служебной лестнице) - почему-то не прозвучало, что Аксель Иванович, помимо академических, длительное время занимал и высокий государственный пост - был заместителем Министра обороны, он был на этом посту при Н.А. Булганине и Г.К. Жукове, как об этом уже рассказывалось в разд. «В зените служебного продвижения».
В любом деле, включая и это, траурное, бывают дилетанты и профессионалы. Полковник из комендатуры - фамилия его была Хохлов - оказался профессионалом высочайшего класса. «Вот здесь, - указывал он на выезд из-под арки у здания ЦДСА,