Долгое время он просидел там, отдыхая, щипля себя, чтобы не заснуть, за руку, а затем, поглядывая по сторонам, приступил к последнему за эту ночь переходу. Ночь была на исходе. Когда Том увидел прямо напротив себя островную отмель, уже совсем рассвело. Он посидел еще, ожидая, когда поднимется и вызолотит великую реку солнце, а дождавшись, вошел в воду. Недолгое время спустя он, мокрый до нитки, остановился в лесу у самого лагеря и услышал голос Джо:

— Да нет, Гек, Том свое слово всегда держит, он вернется. Не сбежит. Он же знает, для пирата это чистый позор, а Том слишком гордый, чтобы так осрамиться. Он что-то задумал, Гек. Узнать бы только — что.

— Ладно, вещички-то его все равно теперь наши, так?

— Почти да не совсем, Гек. В записке же сказано: будут наши, если он не вернется к завтраку.

— А он взял, да и вернулся! — воскликнул Том, величаво вступая в лагерь. Очень драматичный получился эффект.

Роскошный завтрак из рыбы и ветчины изготовился быстро и, когда мальчики принялись за еду, Том поведал им (со множеством прикрас) о своих приключениях. И к концу его повести, они успели обратиться в чванливых, сильно склонных к бахвальству героев. Том удалился на тенистую полянку, чтобы проспать на ней до полудня, а прочие пираты занялись приготовлениями к рыбной ловле и дальнейшим исследованиям острова.

Глава XVI

Первые трубки — «я тут где-то ножик посеял»

Отобедав, шайка пиратов выступила к отмели, на охоту за черепашьими яйцами. Пираты тыкали палками в песок и, найдя местечко помягче, опускались на колени и зарывались в песок руками. Время от времени им попадалось, в одной только ямке по пятьдесят, а то и по шестьдесят яиц — идеально круглых, белых, размером чуть меньших грецкого ореха. В этот вечер мальчики славно попировали, объедаясь яичницей, и в пятницу утром тоже.

После завтрака они, гикая, поскакали к отмели, норовя обогнать один другого, на бегу срывая одежду, пока не остались совсем голыми, а затем в буйном восторге помчались по мелководью туда, где течение вымывало песок из-под их ступней, еще пуще веселя мальчишек. Время от времени они вставали в кружок и принимались плескаться водой в лица друг друга, понемногу сходясь, отворачиваясь от перебивающих дыхание брызг, и в конце концов, сцеплялись и боролись, пока кто-нибудь не окунал противника с головой, после чего начиналась совершенная куча мала, в которой только и можно было различить, что переплетавшиеся белые руки и ноги, струи воды, вылетавшие изо ртов, смех и пыхтение.

И наконец, они, изнемогшие, выбрались из реки и упали на сухой, горячий песок и полежали, зарывшись в него, а после опять бросились в воду и все повторилось заново. А потом им пришло в голову, что нагая кожа их сильно смахивает на телесного цвета трико, и мальчики нарисовали на песке большой круг и устроили цирк — с тремя клоунами, ибо ни один из них не пожелал уступить эту наиважнейшую должность другому.

По окончании представления состоялась игра в шарики — в «костяшки», в «кружочек», в «держалки» — пока и эта забава не прискучила мальчикам. Джо и Гек снова пошли купаться, но Том в воду лезть не рискнул, поскольку обнаружил, что, сдирая с себя штаны, содрал заодно и украшавший его лодыжку браслетик из «погремков» гремучей змеи и теперь пытался понять, как это ему до сих пор не свело в воде ногу, не защищенную сим мистическим амулетом. Не отыскав его, Том соваться в воду не решался, а когда, наконец, отыскал, двое других мальчиков совсем уже выбились из сил и думать могли только об отдыхе. Постепенно они разбрелись по берегу и всех троих одолела хандра — каждый с тоской поглядывал через широкую реку туда, где лежал, купаясь в солнечном свете, их городок. Том поймал себя на том, что большим пальцем ноги выводит на песке «БЕККИ». Он тут же стер это имя и обругал себя за слабодушие. И однако же, вскоре опять написал то же самое — не смог ничего с собой поделать. Том снова стер написанное и, чтобы избавиться от соблазна, подозвал к себе товарищей.

А между тем, Джо пал духом окончательно и бесповоротно. Тоска по дому стала для него нестерпимой. Он даже боялся расплакаться. Да и Гек тоже впал в меланхолию. Собственно, и Тома одолевало уныние, однако он старался этого не показать. У него имелась тайна, делиться которой с друзьями ему пока не хотелось, и тем не менее, Том понимал: если ему не удастся одолеть, и как можно скорее, их чреватое бунтом уныние, тайну придется раскрыть. И он с деланной веселостью сказал:

— Спорим, на этом острове уже побывали пираты. Надо бы осмотреть его снова. Где-то здесь наверняка зарыты сокровища. Как вам понравится наткнуться на трухлявый сундук, набитый золотом и серебром, а?

Однако эта перспектива вызвала лишь незначительное воодушевление, которое тут же и сникло, не породив ответа. Том попытался раззадорить товарищей еще одним-двумя соблазнительными предложениями и тоже безрезультатно. Джо сидел, ковыряя палочкой песок, и вид у него был мрачнее тучи. В конце концов, он сказал:

— Ладно, ребята, пора кончать. Я хочу домой. Уж больно тут одиноко.

— Да нет, Джо, тебе еще получшеет, дай только срок, — сказал Том. — Сам подумай, рыбалка-то здесь какая!

— На что мне твоя рыбалка? Я домой хочу.

— Но, послушай, Джо, где еще можно так хорошо покупаться?

— И купание мне ни к чему. Толку-то от него, если никто купаться не запрещает? Я лучше вернусь домой.

— Чушь какая! Дитя малое! По мамочке соскучился.

— Да, соскучился — и ты бы соскучился, если б она у тебя была. Сам ты дитя малое!

И Джо шмыгнул носом.

— Ладно, разрешим этому плаксе вернуться к мамаше, а, Гек? Бедняжка — никак без мамы не может. Ну и пусть идет к ней. Тебе-то здесь нравится, верно, Гек? Мы с тобой отсюда никуда не уйдем, правда?

— Да-а-а, — ответил Гек, но как-то без души.

— Я с тобой вообще больше разговаривать не буду, никогда, — объявил, вставая с песка, Джо. — И все!

И он угрюмо побрел туда, где валялась его одежда.

— Подумаешь! — сказал ему в спину Том. — Больно надо мне с тобой разговаривать. Отправляйся домой, иди, как раз посмешищем станешь. Пират, тоже мне. Вот мы с Геком не плаксы вроде тебя. Мы тут останемся, верно, Гек? А он пусть идет, если хочет. Как-нибудь и без него обойдемся.

Однако на сердце у него было невесело: Джо, надувшись, стал одеваться и это встревожило Тома. А тут еще Гек смотрел на сборы Джо с явной завистью, да и молчание хранил самое зловещее. И вот, наконец, Джо, не произнеся ни слова прощания, побрел по воде в сторону иллинойского берега. Сердце Тома упало. Он взглянул на Гека. И Гек, встретившись с ним глазами, потупился, а после сказал:

— Я, пожалуй, пошел бы с ним, Том. Здесь и так-то тоскливо было, а теперь еще хуже станет. Давай все вместе пойдем, а, Том?

— Никуда я не пойду! Хотите, уходите. А я останусь.

— Тогда я лучше пойду, Том.

— Ну и иди — никто тебя не держит.

Гек начал собирать свою разбросанную одежду. И сказал:

— Шел бы ты с нами, Том, а? Ты посиди, подумай. А мы тебя на берегу подождем.

Грустный Гек поплелся следом за Джо. Том стоял, глядя на уходивших товарищей и сердце его сжимало желание махнуть рукой на гордость и присоединиться к ним. Он надеялся, что мальчики остановятся, но они все шли и шли, бороздя ногами воду. И Том вдруг понял, какое одиночество, какое безмолвие ожидают его. В последний раз схватился он со своей гордыней, а затем побежал за друзьями, крича:

— Постойте! Постойте! Мне нужно вам кое-что рассказать!

Мальчики остановились, обернулись. Подбежав к ним, Том принялся излагать свою тайну. Поначалу они слушали его хмуро, но, когда, наконец, поняли, к чему он клонит, завопили от радости, захлопали в ладоши, назвали его идею «роскошной!» и заявили, что, если бы он сразу им все рассказал, то они никуда уходить и не подумали бы. Том мигом сочинил правдоподобное объяснение своей скрытности, хотя подлинная ее причина состояла в томившем его страхе, что даже эта тайна не сможет удержать их на достаточно долгое время, — вот он и хранил ее про запас, как последнее обольщение.