Старинное, устроенное на обычный для западных штатов манер кладбище располагалось на холме, возвышавшемся в полутора с чем-то милях от городка. Кладбище окружал ветхий дощатый забор, кое-где клонившийся внутрь, в прочих местах — наружу, но нигде не стоявший прямо. Все оно сплошь заросло травой и бурьяном. Старые могилы все до единой просели, ни одного надгробного камня отыскать здесь было нельзя: над могильными холмиками торчали из земли округло опиленные сверху, изъеденные червями доски, кособочившиеся в поисках хоть какой-то опоры, однако оной не находившие. Когда-то на каждой из них значилось: «Священной памяти» Такого-то, ныне же большую часть этих надписей никто не смог бы прочесть и при свете дня.

В ветвях деревьев постанывал ветерок, и Том испуганно гадал, не души ли это покойников жалуются, что им не дают покоя. Разговаривали мальчики мало, да и то шепотом, ибо и время, и место с его торжественным безмолвием стесняли их сердца. Они отыскали нужный им еще высокий, свежий могильный холмик и залегли под росшими в нескольких футах от него тремя большими вязами.

Время, проведенное ими в молчаливом ожидании, показалось обоим долгим. Мертвую тишь нарушало только далекое уханье совы. Мысли Тома обретали все большую мрачность. Молчать и дальше ему стало невмогогту, и потому он шепотом спросил:

— Как считаешь, Гекки, нравится покойникам, что мы с тобой здесь торчим?

Гекльберри шепотом же ответил:

— Хотел бы я это знать. А жутковато тут, верно?

— Да уж.

Последовала долгая пауза — каждый из мальчиков молча обдумывал вопрос Тома. Затем Том прошептал:

— А скажи, Гекки, как по-твоему, слышит нас сейчас «Коняга» Уильямс?

— Понятное дело, слышит. По крайности, его душа.

Том, помолчав:

— Зря я не сказал «мистер Уильямс». Но я же не хотел его обидеть. Его все «Конягой» звали.

— О покойниках, Том, вообще чем меньше говоришь, тем оно и лучше.

Это справедливое замечание отбило у Тома охоту к продолжению беседы. Прошло еще какое-то время и вдруг Том схватил своего товарища за руку:

— Чшш!

— Что там, Том?

Сердца мальчиков заколотились, они приникли друг к другу.

— Чшш! Вот оно, опять! Слышал?

— Я…

— Вот! Теперь слышишь?

— Господи, Том, это они. И прямо сюда идут. Что делать-то будем?

— Не знаю. Думаешь, они нас заметят?

— Ох, Том, да они ж все в темноте видят, как кошки. И принесло же меня сюда!

— Да ладно, не бойся. Не тронут они нас. Мы ж ничего плохого не делаем. Будем лежать неподвижно, может, они нас и не заметят.

— Неподвижно, это я, конечно, попробую, Том, да только меня всего дрожь колотит.

— Слушай!

Мальчики, едва дыша, припали к земле. С дальнего конца кладбища доносились приглушенные голоса.

— Смотри! Видишь? — прошептал Том. — Что это?

— Адский огонь. Господи, жуть-то какая!

Во мраке обрисовались смутные фигуры, помахивавшие старинными жестяными фонарями, которые отбрасывали на землю несчетные блестки света. Трясущийся Гекльберри прошептал:

— Ну точно, Том, черти. Целых три. Пропали мы с тобой, Том. Ты молиться умеешь?

— Сейчас попробую. Да не бойся ты так, не станут они нас трогать. «Ныне, отходя ко сну, Бога я…».

— Чшш!

— Что, Гек?

— Это люди. По крайности, один из них. У него голос старого Мэффа Поттера.

— Нет… не может быть. Правда?

— Уж этого я везде узнаю. Ты, главное, не шевелись. Он нас не заметит, с его-то зрением. Да и нализался, небось, как обычно, старый никчемник.

— Ладно, не буду. Смотри-ка, призадумались. Могилу найти не могут. Нет, опять пошли. Ну, ну, тепло уже. А теперь холодно. Теплее. Совсем горячо! На этот раз в точку попали. Слушай, Гек, я и второго по голосу узнал. Это Индеец Джо.

— Верно, зверюга-метис! Лучше б уж черти пришли. Чего им тут нужно?

Шептаться и дальше было опасно, потому что трое мужчин уже подошли к могиле и теперь стояли в нескольких футах от места, где притаились мальчики.

— Вот она, — произнес третий голос. Обладатель его поднял фонарь и тот осветил лицо молодого доктора Робинсона.

Поттер и Индеец Джо тащили носилки с мотком веревки и двумя лопатами. Взяв лопаты, эта парочка принялась разрывать могилу. Доктор поставил фонарь в ее изголовье, отошел и сел, прислонясь спиной к стволу одного из вязов. Он сидел в такой близи от мальчиков, что им ничего не стоило юы коснуться его.

— Поторопитесь! — негромко произнес он. — Луна может выглянуть в любую минуту.

Ответом ему послужило невнятное ворчание, раскопки продолжились. Некоторое время тишину нарушал лишь заунывный шорох, с которым лопаты освобождались от груза земли и гравия. Наконец, одна из них ударила в гроб, и через минуту-другую двое мужчин подняли его на край могилы. Они сбили лопатами крышку гроба, вытащили труп и бесцеремонно бросили его на землю. Выплывшая из-за облака луна осветила мертвенно-бледное лицо покойника. Затем труп переложили на стоявшие наготове носилки, накрыли одеялом и привязали к носилкам веревкой. Поттер вытащил из кармана большой пружинный нож, обрезал оставшийся свободным конец веревки и сказал:

— Ну что, костоправ, получи свой дьявольский товар. И отвали нам еще пятерку, не то мы его здесь бросим.

— Верно говорит! — сказал Индеец Джо.

— Что это значит? — удивился доктор. — Вы потребовали деньги вперед, я заплатил.

— Да, но это не все, что ты сделал, — сказал, подходя к поднявшемуся на ноги доктору, Индеец Джо. — Пять лет назад я как-то вечером зашел на кухню твоего отца, еды попросить, а ты меня выгнал, да еще заявил, что я, дескать, не с добром к вам пришел; а когда я поклялся, что поквитаюсь с тобой, даже если мне сто лет случая ждать придется, твой отец упрятал меня в тюрьму за бродяжничество. Думаешь, я забыл? Индейская кровь у меня в жилах не просто так течет. Теперь ты в моих руках, так что можно и счеты свести, понял!

И он с угрозой понес к носу доктора кулак. Доктор внезапным ударом сбил негодяя с ног. Поттер, уронив нож, закричал:

— Эй, ты зачем моего друга бьешь? — и в следующий миг он и доктор уже сцепились, молотя друг друга кулаками по спинам, топча траву и взрывая каблуками землю. Индеец Джо вскочил на ноги, в глазах его горела злоба, он подхватил с земли нож Поттера и, пригибаясь, выбирая подходящее мгновение, закружил, точно кошка, вокруг боровшихся мужчин. Доктор, сумев, наконец, высвободиться из лап Поттера, вырвал из земли воткнутую в изголовье могилы Уильямса тяжелую доску и, ударив ею противника по голове, поверг его наземь. Этого мига полукровка и ждал, — он подскочил к молодому человеку и по рукоять вогнал нож ему в грудь. Доктор покачнулся, упал на Поттера, залив его своей кровью, и в тот же миг облако укрыло луну, освещавшую это страшное зрелище, а двое перепуганных мальчиков стремглав унеслись в темноту.

Когда луна снова вышла из-за облаков, Индеец Джо стоял над двумя телами, вглядываясь в них и о чем-то размышляя. Доктор пролепетал нечто неразличимое, два раза вздохнул и замер. Метис пробормотал:

— Ну ладно, с тобой, будь ты проклят, я поквитался.

Он обшарил карманы убитого, а затем вложил роковой нож в открытую ладонь Поттера, и присел на разоренный гроб. Прошли три минуты, четыре, пять, Поттер зашевелился, застонал. Пальцы его сомкнулись на рукоятке ножа, Поттер поднял руку, посмотрел на нее и, задрожав, уронил нож на землю. Потом приподнялся, сбросил с себя труп, вгляделся в него и начал одурело озираться вокруг. Наконец, взгляд его встретился с взглядом Индейца Джо.

— Господи, как же это, Джо? — спросил Поттер.

— Грязное вышло дельце, — не моргнув глазом, ответил Джо. — За что это ты его?

— Я? Я ничего не сделал!

— Ты на себя посмотри. Словами кровь не смоешь.

Поттер побелел и затрясся.

— А я ведь думал, что протрезвел. Не надо мне было пить на ночь. Хмель-то так в башку и бьет — даже хуже, чем когда мы пришли сюда. Полная каша в голове, ничего не могу припомнить. Джо, старый товарищ, скажи — только честно, — неужто это я натворил? Я ж не хотел, Джо, душой и честью клянусь, не хотел. Как же все вышло-то, а, Джо? Господи, какой ужас, — такой молодой, способный.