Изменить стиль страницы

Я видел его кривую ухмылку, язвительную, колкую. И с удивлением подумал: «Ну, хорошо же, маленький марсельский бандит, неужели ты настолько серьезно относишься к своим женщинам, что заманиваешь соперников в ремонтные доки?»

— Бр-р! — поморщился Чарли Эгаттер.

— Может быть, мне пойти за ним? — спросил Скотто.

— Не надо, — сказал я. — Он слишком опасен.

Агнес была все еще очень бледна, а ее голубые глаза казались стеклянными от стоявших в них слез.

— Он не просто опасен. Он страшен, — произнесла она.

Я взял с подноса бокал с шампанским и подал ей. Перед глазами засверкали вспышки фотоаппаратов. Кто-то начал говорить в микрофон по-французски.

— "Секретное оружие"... Диксон... — уловил я.

— Они получили призы, — произнесла Агнес. — Иди теперь ты, Джимми.

Я подошел к подиуму. Лысый тип с широкой улыбкой, которая померкла, едва он заметил пятна на моем пиджаке, передал мне маленький серебряный кубок и чек.

Когда я поднял кубок вверх, мышцы рук сильно заныли. Засверкали вспышки фотоаппаратов, а я почувствовал запах воды дока, которым пропитался мой грязный пиджак. Глядя поверх толпы, я видел лица своих друзей: очень довольных Скотто и Чарли и рядом с ними — Агнес, гордящуюся мною даже больше, чем могла ей позволить ее журналистская беспристрастность.

Потом я перевел взгляд на другие лица — Терри Таннера и его близкого друга Рэнди. Их лица светились неподдельным охотничьим азартом. И я подумал: «Один из вас, ублюдки, один из вас...»

Спустившись с подиума, я отыскал свою команду и прислонился к стене рядом с ними.

— Нам лучше пойти домой, — заметил я.

Чарли и Скотто поглядели на меня. В их глазах я увидел что-то, не высказанное вслух.

— Никуда ты не уйдешь, — сказала Агнес.

— Мне надо вернуться. Я должен повидаться с миссис Доусон. Я хотел бы задать ей несколько вопросов...

— Только не сегодня, — сказала она, — сегодня ты пойдешь ко мне.

— Да мне же нужно... — сказал я. Но внезапно пол снова закачался у меня под ногами, и я опять почувствовал себя плохо.

Агнес обратилась к Чарли и Скотто:

— Я забираю этого человека. Вы можете позвонить утром в отель «Меркурий», и если Джимми будет в порядке, то выйдет море. Хорошо?

Чарли хитро посмотрел на нее своими черными с поволокой глазами и сказал:

— Ну что же, будь по-твоему.

— Следите за яхтой, — посоветовал я. Язык распух и не помещался во рту. Мысли в голове ворочались слишком медленно. Я ужасно устал. — И вообще, почему бы вам не забрать ее домой? А я полечу самолетом.

— Конечно, — согласился Чарли.

Я почувствовал огромное облегчение. Ведь если «Секретное оружие» переправить через Канал, то яхта будет в безопасности.

— И еще хорошо бы кому-нибудь ночевать на борту.

— А это зачем?

— Я объясню тебе в следующий раз. — Язык мой заплетался, как у пьяного. Насмешливый блеск в глазах Чарли сменился тревогой.

— Пошли, — позвала Агнес.

Мы вернулись с ней в гостиницу, вернее, она привела меня к себе. Горничная на этаже с ужасом посмотрела на меня: «Меркурий» относился к тем гостиницам, где большинство гостей были чисто выбриты, обувь надевали поверх носков и вообще не болтались в воде ремонтных доков в одежде.

Комната Агнес выглядела чистой и опрятной. Морские снасти, висевшие на внутренней стороне двери, старенькая пишущая машинка на столе, стопка бумаги рядом с ней. Агнес суетилась вокруг меня, пока я сидел, вдыхая запах собственной одежды и наблюдая за огоньками, отражавшимися в темной воде за большим зеркальным окном. Я услышал, как включился душ. Меня окружали сумерки. Напротив, за окном, было видно, как от морского берега отчаливал катамаран. Это было прекрасное судно: оно двигалось легко и красиво, как в танце. Я узнал его. Это была яхта «Секретное оружие». Паруса быстро взлетели вверх. Я прижался лбом к холодному стеклу и стоял так, наблюдая, как она скользит навстречу морской глади, минуя мол, где в сгущавшихся сумерках мелькали огоньки и скрывались на черном горизонте. Агнес вернулась в комнату.

Она стянула с меня одежду, что причинило мне боль, и поморщилась.

— Фу! — сказала она. — От тебя воняет канализацией. Отправляйся мыться.

Я неуверенно поднялся и медленно пошел в душ. Там расслабился и, слегка наклонившись, подставлял воде спину и плечи. Она успокаивала боль.

Когда я вылез из-под душа, Агнес вошла в ванную комнату и вытерла мне спину, что снова вызвало адскую боль. Я спросил:

— Жарре... Ты живешь с ним?

Ее пальцы мягко прикоснулись к моей правой лопатке. 

— Случалось, — согласилась она. — Только это было шесть месяцев назад. Он поймал меня, как ты правильно заметил, когда я разочаровалась в любви к Бобби. Ну, что теперь говорить об этом, когда все уже прошло. Сейчас я пишу об этом рассказ. «C'est tout» [109]. А почему ты задал мне этот вопрос? 

Я не ответил. Только уперся головой в кафельную стену, поняв, что пришло наконец успокоение от действия ласковой, приятной воды.

— Чертовски грубо, — продолжала Агнес, — задавать мне такие вопросы. Ты страшно ревнив, так?

— Разумеется, — ответил я.

— Это совершенно неоправданно, — сказала она. — А теперь иди и ложись.

Простыни были Прохладные и гладкие. Я лежал в постели, ни о чем не думая, пока в комнату не вошла Агнес. Ее волосы чуть вились и казались еще влажными, кожа выглядела загорелой на фоне светлого полотенца, которым она себя обернула.

— Я все время думаю о том, что ты мне рассказал.

— Конечно, ведь ты же журналистка, — пошутил я. Агнес возразила с легким раздражением. 

— Я твоя patronne [110], — сказала она, — и хотела бы услышать твои соображения. 

Я рассказал ей о подозрениях Эда, о Джоне Доусоне. Казалось, к сказанному больше нечего добавить.

— У меня какая-то едкая боль в руке. — Я положил руку на подушку. Она покраснела, воспалилась. — Очевидно, увидев руку, они решили, что я что-то знаю о саботаже, и захотели от меня избавиться. Значит, полагаю, я должен расспросить того доктора, который знает о моей обожженной руке...

Агнес порылась в своей сумочке.

— Не стыкуется, — сказала она и развернула передо мной какую-то бумагу.

— Как это?

— Вот пресс-релиз, — ответила она. — «Джон Доусон, умер от внутреннего кровоизлияния. Дейв Миллиган, член экипажа, утонул. Джеймс Диксон, тяжелое ранение правой руки».

— А! — понял я наконец.

Некоторое время мы лежали молча. Подушка была мягкой, как облако. Я продолжал:

— Перед смертью Джон говорил мне о какой-то записке. А Эд рассказывал, что кто-то звонил ему и угрожал.

Подушка явилась для меня прекрасным прикрытием, она буквально поглотила меня.

— Мне надо увидеть Эда, — сказал я. — И жену Джона.

Я почувствовал, как рука Агнес мягко скользит по моему плечу.

— Я помогу тебе, — прошептала она. — А теперь расслабься.

Ее пальцы, нежные как шелк, ласково поглаживали меня.

Я поднял голову от подушки.

Агнес была очень близко. Рядом. Я обвил ее руками, поцеловал и ощутил ее гладкую кожу, пружинистые мышцы талии и выпуклое бедро. Чувствуя, как она дышит мне в ухо, я повернулся и прикоснулся к ее губам. Она вдруг рассмеялась и придвинулась совсем близко ко мне.

Потом я уснул.

* * *

Первое, что я ощутил, проснувшись, был яркий дневной свет. Открыл глаза. Веки уже совсем не болели. Агнес сидела за столом и стучала по клавишам пишущей машинки. Волосы у нее были уложены в шиньон.

— Я налью тебе кофе, — предложила она, увидев, что я не сплю.

Она принесла кофе. Я выпил чашку. Тепло разлилось по всему телу. Я позвонил в аэропорт, где мне сообщили, что самолет в Портсмут вылетает через час.

— Но ведь еще нужно почистить твою одежду, — пыталась остановить меня Агнес.

— Мне нужно идти, — ответил я. — Когда мы снова увидимся?

вернуться

109

«Вот и все» (фр.).

вернуться

110

Покровительница (фр.).