Глава 19

Когда я очнулся в следующий раз, рядом уже никого не было. Боль по-прежнему чувствовалась во всем теле, но это даже к лучшему. Значит, рассудок мой был достаточно ясен для того, чтобы обдумать все детали случившегося.

Я был счастлив оттого, что жив.

Возле моей кровати стоял телефон. Я позвонил Мэй. Она ответила после второго гудка.

— Отец! — воскликнула она. Голос ее спросонья звучал хрипловато. — Вот это новость!

— С тобой все в порядке? — спросил я.

— Ты не болен? — задала она вопрос. — Я видела, как ты нырнул за тем человеком в море. Это фантастика!

— Благодарю, — ответил я. — Ты-то сама как?

— Да все в порядке, — успокоила она. — Когда ты вернешься домой?

— Скоро, — пообещал я. — Будь поласковее с Ритой.

— Я не могу дождаться, когда увижу тебя, — сказала она.

— Счастливо тебе.

После того как мы поговорили, я лег на спину и позволил себе насладиться словами Мэй, так сильно желавшей видеть меня. Но расслаблялся я недолго, потому что знал, что необходимо встать и поговорить с кем-нибудь, чтобы узнать, кто вытащил меня из этого проклятого дока. А потом я должен попытаться найти способ выбраться из этого чертова места.

Я посмотрел на часы. Два часа ночи.

Попробовал спустить ноги с кровати. По одной. На это ушло почти пять минут и множество ругательств. Моя одежда была сложена в шкафу. Кто-то даже догадался просушить ее. Чтобы влезть в нее, мне потребовалось еще пять минут. Сестра вошла в палату в тот момент, когда я пытался справиться с обувью. Я делал отчаянные движения ногами. Ее брови поползли вверх, а рот округлился в немом, готовом сорваться с губ крике.

— Нет! — наконец воскликнула она. — Нет! Назад! — И повелительно указала мне на постель.

Я молча покачал головой, подобрал свою обувь и направился к двери. Она убежала с громким кудахтаньем.

Добравшись до середины коридора, я почувствовал, что пол подо мной заходил словно пружинный трамплин. Я оперся как о последнее прибежище о стенку и подумал, что сестра, должно быть, была не так уж и не права, когда столь громко протестовала против моего вояжа. Я дождался, когда пол перестанет качаться, и спокойно добрался до лифта. Закрывая дверь, я увидел, как сестра возвращалась с двумя своими коллегами. Спустившись на первый этаж, я, пошатываясь, вышел на улицу. Мне удалось поймать такси. Я приказал водителю ехать к кафе «Менир» и почти упал на сиденье, задыхаясь, будто только что пробежал пять миль. Мое лицо, видел я в зеркале водителя, было белым, лишь чернели и краснели ссадины на нем. На левой скуле след от удара ботинком.

Водитель не знал, где находится кафе «Менир», но сказал, что попытается отыскать его. С трудом, но мы нашли его. Это оказался крошечный винный погребок с разбитым окошком, где было полно стариков, пьющих кальвадос и беседующих друг с другом скрипучими голосами, напоминающими скрежет наждачной бумаги. Мсье Дюшену на вид было лет шестьдесят. Его лицо напоминало бесформенную картофелину, а судя по цвету его носа, большую часть жизни он провел в кафе «Менир». На оставшиеся у меня в кармане деньги я заказал немного выпивки. Он настоял на том, чтобы мы выпили. И мы выпили кальвадоса — ровно на восемь моих оставшихся ливров. Затем я спросил: не слышал ли он что-нибудь о повешенном? Это случилось неподалеку от ремонтного дока прошлой ночью.

Его маленькие глазки с красноватыми белками скользили по лицам завсегдатаев кафе, по засиженному мухами портрету де Голля, висевшему над баром. Нет, сказал Дюшен. Такого не было. Однако он слышал, как открывались шлюзы в доке, и пошел посмотреть... Ребятишки, знаете ли, вытворяют иногда такое... А кляча сторож сидит далеко в своей сторожке... Он такой неповоротливый... Благодарение Господу, что он прибежал с фонарем и багром и увидел меня... Вот так...

Я допил свой кальвадос и уставился на нос де Голля. Питье согрело мое нутро, и я представил себе вполне реально старого сторожа, шарящего багром в стоячей воде. И даже уже слышал шлепки по воде, шарканье детских ног и еле сдерживаемое хихиканье любопытных ребятишек.

Но нет! Там произошло совсем другое. Это была не детская шалость! Сбросили взрослого человека в док, а потом ударили по голове, когда он почти уже вылез оттуда...

Я попросил у мсье Дюшена его адрес, дружески похлопал по спине и ушел, прежде чем он снова, в который раз, начал рассказывать эту историю. Выйдя из кафе, я попросил таксиста доставить меня в яхт-клуб.

Всю дорогу я думал о Джоне, Алане и Эде. Похоже, все они были членами одного клуба, в который не так давно приняли и меня.

С трудом взбираясь по бетонной лестнице на балкон клуба, я подумал, что все-таки я очень счастливый человек. 

Когда же появился там, то привлек всеобщее внимание. Лозунг, висевший над балконом, гласил: "SOYEZ LES BIENVENUS MULTICOQUISTES DU MONDE![108]" Здесь проходила вечеринка с коктейлем, все громко разговаривали, но, как только я появился на верху лестницы, разговоры стихли. Мое сердце после подъема сильно билось, и я протянул руку, чтобы схватиться за перила. Я видел лица, обращенные ко мне, — Чарли, Агнес, Скотто, Жарре, хмуро глядевшего на своих товарищей, финансистов, случайно пришедших сюда посетителей, окруживших Терри Таннера, одетого во все белое, — стакан в поднятой руке с оттопыренным мизинцем, узкие, как у китайца, глаза, глядящие поверх голов куда-то в пустоту. 

Таннер опустил стакан.

— Прекрасно, — сказал он высоким приятным голосом. — Кто-то же должен праздновать...

Его слова разорвали тишину, словно камень, брошенный в воду. Я услышал, как кто-то перевел их, увидел, как пара французов подняла брови, поджала губы и отвернулась. Мой взгляд тяжело переходил с одного лица на другое. «Один из вас, — думал я, — один из вас...» Прерванное оживление возобновилось. Я почувствовал, как на мое плечо легла чья-то рука.

Оглянувшись, увидел Агнес.

— Что здесь происходит? — спросил я.

— Тут вручают призы, — объяснила она, и я с трудом вспомнил, что мы тоже участвовали в гонке, и они присудили нам приз.

— О, — сказал я, — это действительно так.

— Ты же без ботинок! — вдруг сказала она.

Я положил руку на плечо Агнес. Пол у меня под ногами неожиданно закачался.

— Да они мне не нужны.

Она внимательно посмотрела на меня.

— Как ты вырвался из больницы? — спросила она.

— Сбежал!

— Идиот, — отреагировала с раздражением Агнес, — я отведу тебя обратно, и сейчас же.

Ее лицо выражало озабоченность. Она сквозила в каждой черточке. Кожа была золотистой и гладкой. Мне захотелось ее погладить. Но я сказал:

— Я все-таки останусь и получу кубок.

— И чек, — добавил Чарли.

Вдруг Агнес улыбнулась. И словно солнышко осветило комнату. Я поднял руку и обнял ее за плечи. В ответ почувствовал, что ее рука обвилась вокруг моей талии. Я увидел, что с другой стороны комнаты на нас смотрит Жарре. Лицо его можно было сравнить разве что с Атлантической впадиной. Поймав мой взгляд, он начал пробираться сквозь толпу. Подошел к нам, схватил Агнес за руку и что-то быстро сказал ей по-французски.

Я протянул руку, поймал его за лацкан спортивного пиджака и произнес:

— Ну держись!

Он повернулся ко мне — маленького роста, но злобы в его лице хватило бы на великана.

— Да, ты выиграл гонку, — признал он. — Мои поздравления. Но подожди немного, ты потеряешь ее. Увидишь, что произойдет, когда ты пойдешь с... преследователем.

Пол подо мной все еще колебался. Зрачки Жарре потемнели и расширились. Белки глаз были исчерчены красными прожилками, а кожа вокруг них сморщилась и обвисла.

Я сказал ему:

— У вас дурные манеры.

Агнес крепко сжала мою руку.

— Не будьте детьми, — промолвила она.

Жарре повернулся к ней:

— Скажи своему английскому другу, — произнес он медленно, с расстановкой, на чистейшем английском, — что я серьезно отношусь к своим женщинам. Очень серьезно. — С этими словами он ушел.