Ко всему прочему писатель был обвинен в недостойном поведении во время войны, когда он, ничем не помогая советскому народу в его борьбе против немецких захватчиков, написал такую омерзительную вещь, как «Перед восходом солнца.» Словом, набор обвинений далеко выходил за чисто литературные рамки и как бы негласно ставил Зощенко в один ряд с врагами советского народа. А это был уже явный перебор, что, однако, нисколько не смущало авторов постановления. В 30-е годы подобная оценка расценивалась бы как политическое преступление со всеми вытекающими из этого выводами.

Следующим главным фигурантом обвинений стала А. Ахматова. Журналу «Звезда» инкриминировалось в вину, что он всячески популяризирует также произведения писательницы Ахматовой, литературная и общественно-политическая физиономия которой давным-давно известна советской общественности. Ахматова является типичной представительницей чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии. Ее стихотворения, пропитанные духом пессимизма и упадочничества, выражающие вкусы старой салонной поэзии, застывшей на позициях буржуазно-аристократического эстетства и декадентства, «искусства для искусства», не желающей идти в ногу со своим народом наносят вред делу воспитания нашей молодежи и не могут быть терпимы в советской литературе[998].

Постановление констатировало, что все это внесло элементы идейного разброда и дезорганизации в среде ленинградских писателей. В журнале стали появляться произведения, культивирующие несвойственный советским людям дух низкопоклонства перед современной буржуазной культурой Запада. Стали публиковаться произведения, проникнутые тоской, пессимизмом и разочарованием в жизни. Далее перечислялись некоторые произведения, помещенные в журнале, в качестве доказательства того, что идейный и художественный уровень журнала снизился.

Соответствующую долю резко критических обвинений получил и журнал «Ленинград». Главную причину всех этих срывов авторы постановления усматривали в том, что руководители журналов «забыли, что наши журналы являются могучим средством советского государства в деле воспитания советских людей и в особенности молодежи и поэтому должны руководствоваться тем, что составляет жизненную основу советского строя, – его политикой. Советский строй не может терпеть воспитания молодежи в духе безразличия к советской политике, в духе наплевизма и безыдейности»[999].

Постановление не оставило вне поля внимания и то, что недостаток идейности у руководящих работников «Звезды» и «Ленинграда» привел также к тому, что эти работники поставили в основу своих отношений с литераторами не интересы правильного воспитания советских людей и политического направления деятельности литераторов, а интересы личные, приятельские. Из-за нежелания портить приятельские отношения притуплялась критика. Из-за боязни обидеть приятелей пропускались в печать явно негодные произведения. Такого рода либерализм, при котором интересы народа и государства, интересы правильного воспитания нашей молодежи приносятся в жертву приятельским отношениям и при котором заглушается критика, приводит к тому, что писатели перестают совершенствоваться, утрачивают сознание своей ответственности перед народом, перед государством, перед партией, перестают двигаться вперед[1000].

Постановление предписывало ряд суровых мер, в частности, прекратив доступ в журнал произведений Зощенко, Ахматовой и им подобных. Издание журнала «Ленинград» было прекращено. Сталин на заседании Оргбюро ЦК партии, где обсуждался этот вопрос, с налетом черного юмора заметил: «Если журнала не станет, Ленинград останется»[1001]. Литературные руководители были сняты с работы, получили строгие взыскания и причастные к делу издания журналов партийные чиновники из обкома партии, а для разъяснения постановления в Ленинград был командирован А. Жданов.

Сам А. Жданов попал в довольно деликатное положение, если учесть, что всего несколькими месяцами ранее – в апреле того же года, – выступая перед работниками управления пропаганды ЦК партии, он говорил нечто значительно отличавшееся от того, чему он поучал в Ленинграде в своем печально знаменитом докладе. В апреле 1946 года с прямыми ссылками на вождя он заявлял: «Товарищ Сталин дал очень резкую критику нашим толстым журналам, причем он поставил вопрос насчет того, что наши толстые журналы, может быть, следует уменьшить. Это связано с тем, что мы не можем обеспечить того, чтобы они все велись на должном уровне. Товарищ Сталин назвал как самый худший из толстых журналов „Новый мир“, за ним идет снизу „Звезда“. Относительно лучшим или самым лучшим товарищ Сталин считает журнал „Знамя“, затем „Октябрь“, „Звезда“, „Новый мир“. Товарищ Сталин указывал, что для всех четырех журналов не хватает талантливых произведений, произведений значительных, и что это уже показывает, что количество журналов велико у нас, в частности он указывал на целый ряд слабых произведений, указывал на то, что в „Звезде“ появилась „Дорога времени“, затем „Под стенами Берлина“ Иванова. Товарищ Сталин дал хорошую оценку „За тех, кто в море“.

Что касается критики, то товарищ Сталин дал такую оценку, что никакой критики у нас нет, а те критики, которые существуют, они являются критиками на попечении у тех писателей, которых они обслуживают, рептилии критики по дружбе. Задача их заключается в том, чтобы хвалить кого-либо, а всех остальных ругать, и что если мы хотим говорить относительно оживления критики, то мы должны начать это не с оживления ведомственной критики. Мы ставили этот вопрос, чтобы в толстых журналах сосредоточить критику, но из этого ничего не вышло, критика у нас не оживилась.

Товарищ Сталин поставил вопрос о художественной литературе, о состоянии таких участков, как кино, театр, искусство, художественная литература. Товарищ Сталин поставил вопрос о том, что эту критику мы должны организовать отсюда – из Управления пропаганды, т.е. Управление пропаганды и должно стать ведущим органом, который должен поставить дело литературной критики. Поэтому тов. Сталин поставил вопрос о том, чтобы создать такого рода газету и создать кадры критиков вокруг Управления пропаганды и в составе Управления пропаганды, ибо тов. Сталин говорил о том, что нам нужна объективная, независимая от писателя критика, т.е. критика, которую может организовать только Управление пропаганды, объективная критика невзирая на лица, не пристрастная, поскольку тов. Сталин прямо говорил, что наша теперешняя критика является пристрастной»[1002].

Бросается в глаза неприкрытая неприязнь вождя к писателю Зощенко. На заседании Оргбюро он заявил о нем: «Вся война прошла, все народы обливались кровью, а он ни одной строки не дал. Пишет он чепуху какую-то, прямо издевательство. Война в разгаре, а у него ни одного слова ни за, ни против, а пишет всякие небылицы, чепуху, ничего не дающую ни уму, ни сердцу. Он бродит по разным местам, суется в одно место, в другое, а вы податливы очень. Хотели журнал сделать интересным, и даете ему место, а из-за этого вам попадает, и не могут быть напечатаны произведения наших людей. Мы не для того советский строй строили, чтобы людей обучали пустяковине»[1003].

Любопытный диалог вождя с одним из руководителей ленинградских писателей Прокофьевым, пытавшимся как-то защитить А. Ахматову, имел место во время этого заседания Оргбюро. Приведу лишь один эпизод:

«ПРОКОФЬЕВ. Относительно стихов. Я считаю, что не является большим грехом, что были опубликованы стихи Анны Ахматовой. Эта поэтесса с небольшим голосом и разговоры о грусти, они присущи и советскому человеку.

СТАЛИН.

Анна

Ахматова, кроме того, что у нее есть старое имя, что еще можно найти у нее?