На первый взгляд, доводы вроде и выглядят убедительными и обоснованными. Однако в самой этой концепции заложена какая-то роковая неизбежность того, что агрессивные государства чуть ли не в силу закономерностей истории должны обладать и обладают серьезными преимуществами перед неагрессивными государствами. Это воспринимается как заранее предрешенная и неизбежная вещь. Тогда как история, ее суровые уроки учат, что неагрессивные нации не должны априори предоставлять преимущества нападающей стороне, ибо это свидетельство отсутствия широкого военно-политического кругозора и способности к политическому предвидению. Аргументация Сталина не выдерживает серьезной критики и являлась скорее попыткой найти какое-то чуть ли научно-теоретическое обоснование и оправдание тех поражений, которые потерпела наша армия в первые периоды войны. Да и пример с Пирл-Харбором – это скорее образец преступной беспечности со стороны американского командования, чем естественное следствие действия какой-то исторической закономерности. Вообще говоря, история дает всегда много уроков, из которых миролюбивые нации обязаны извлекать должные выводы. И один из них вполне однозначен – миролюбивые нации не должны как бы авансом предоставлять преимуществ нациям агрессивным. В противном случае непоправимые последствия не заставят себя ждать. Поэтому логику рассуждений Сталина едва ли можно признать правильной, а выводы – обоснованными. Выдвигая свою концепцию, вождь не столько вносил вклад в военную науку, сколько пытался псевдотеоретическими доводами реабилитировать себя и вообще наших военных за недостаточную готовность к войне с гитлеровской Германией и ее союзниками. Хотя всем было хорошо известно, что Сталин постоянно подчеркивал необходимость постоянно находиться в состоянии отразить любую агрессию. Здесь, как говорится, у вождя не сходятся концы с концами.
2. Цена победы
Победа в любой войне оценивается по многим параметрам, и среди этих параметров одним из важнейших является цена, заплаченная за эту победу. Однако было бы глубоко ошибочно эту цену толковать упрощенно, примитивно, сводить исключительно к арифметическим величинам. Нужно принимать во внимание всю совокупность факторов, которые, взятые в их органической взаимосвязи и единстве, вместе с учетом конкретных исторических условий войны, позволяют дать более или менее близкий к истине ответ о цене победы. Более того, надо прежде всего учесть характер войны. И здесь совершенно очевиден определяющий момент – Гитлер вел войну на уничтожение советской России, нашего государства и народов, населявших Советский Союз. Это выделяет данную войну от предшествующих войн, поскольку такой задачи воюющие перед собой не ставили. Война на уничтожение – вот военная доктрина и цель фашистской Германии в войне против СССР. Отсюда и колоссальное число жертв среди мирного населения. Для некоторых исследователей, особенно критиков Сталина, чистая арифметика ставится превыше всего, они оперируют голыми цифрами, не заботясь об анализе этих цифр, а точнее – прикрываясь ими. Все поставлено на службу одного – доказать, что мы победили, завалив немцев трупами, что для Сталина не имело серьезного значения то обстоятельство, какой ценой достигался успех в той или иной стратегической операции. И он, естественно, предстает в облике чуть ли не уничтожителя собственной армии и собственного народа.
По мере изложения фактов я более детально остановлюсь на абсурдности и полной нелепости подобного рода измышлений. Здесь же позволю себе сослаться на то, как сам Сталин рассматривал вопросы, касающиеся людских потерь и соотношения военных потенциалов противоборствовавших сил. Не просто противоборствовавших, а стоявших друг перед другом насмерть. С. Штеменко приводит следующий эпизод из разговора со Сталиным на тему военно-стратегической и отчасти демографической составляющей, которые в конечном счете сыграли первостепенную роль в достижении победы над врагом.
«И.В. Сталин вдруг спросил:
– А как думает молодой начальник Генерального штаба, почему мы разбили фашистскую Германию и принудили ее капитулировать?
…Оправившись от неожиданности, я подумал, что лучше всего изложить Сталину его собственную речь перед избирателями, произнесенную накануне выборов в Верховный Совет СССР 9 февраля 1946 г. Я сформулировал положение о том, что война показала жизнеспособность общественного и государственного строя СССР и его большую устойчивость. Наш общественный строй был прочен потому именно, что являлся подлинно народным строем, выросшим из недр народа и пользующимся его могучей поддержкой… Говорил о промышленной базе, созданной за годы пятилеток, о колхозном хозяйстве, о том, что социализм создал необходимые материальные возможности для отпора сильному врагу. В заключение сказал о высоких боевых качествах нашей армии, о выдающемся искусстве советских военачальников и полководцев.
Терпеливо выслушав меня до конца, И.В. Сталин заметил:
– Все, что вы сказали, верно и важно, но не исчерпывает всего объема вопроса. Какая у нас была самая большая численность армии во время войны?
– Одиннадцать миллионов человек с небольшим.
– А какой это будет процент к численности населения?
Быстро прикинув в уме численность перед войной населения – 194 млн., я ответил:
– Около 6 процентов.
– Правильно. Но это опять-таки не все. Нужно учесть и наши потери в вооруженных силах, потому что убитые и погибшие от ран бойцы и командиры тоже входили в численность армии…
Учли и это.
– А теперь, – продолжал Сталин, – давайте подсчитаем, как обстояло дело у Гитлера, имевшего с потерями более чем 13-миллионную армию при численности населения в 80 миллионов человек.
Подсчитали. Оказалось – больше 16 процентов.
– Такой высокий процент мобилизации – это или незнание объективных закономерностей ведения войны, или авантюризм. Скорее, последнее, – заключил Сталин. – Опыт истории, общие законы ведения войны учат, что ни одно государство не выдержит столь большого напряжения: некому будет работать на заводах и фабриках, растить хлеб, обеспечивать народ и снабжать армию всем необходимым. Гитлеровский генералитет, воспитанный на догмах Клаузевица и Мольтке, не мог или не хотел понять этого. В результате гитлеровцы надорвали свою страну. И это несмотря на то, что в Германии работали сотни тысяч людей, вывезенных из других стран…
Немецкие правители дважды ввергали Германию в войну и оба раза терпели поражение, – продолжал Сталин, шагая по балкону. – Подрыв жизнеспособности страны в первой и второй мировых войнах был одной из причин их краха… А какой, между прочим, процент населения был призван кайзером в первую мировую войну, не помните?
Все промолчали. Сталин отправился в комнату и через несколько минут вышел с какой-то книгой. Он полистал ее, нашел нужное место и сказал:
– Вот, девятнадцать с половиной процентов населения, которое составляло в 1918 году 67 миллионов 800 тысяч.
Он захлопнул книгу и, снова обратившись ко мне, сказал:
– На Гитлера работали сотни тысяч людей, вывезенных в Германию и превращенных, по существу, в рабов. И все-таки он не смог в достатке обеспечить свою армию. А наш народ сделал невозможное, совершил великий подвиг»[583]
.
Комментируя эти данные, российский публицист Е. Холмогоров отмечал, что дискуссии вокруг расчета безвозвратных потерь Советской Армии и вермахта привели к выводу, что эти потери были практически равны, составляя около 8 миллионов человек, хотя немало находится и тех, кто значительно повышает цифру потерь вермахта, – до 11 и даже 13 миллионов. Но даже если взять нижнюю цифру потерь вермахта, то окажется, что Германия потеряла в боях только на Восточном фронте 10 % своего населения, в то время как аналогичные потери СССР составили лишь 5 % населения. Другое дело, что конечный демографический счет был не в пользу Советского Союза по абсолютным цифрам – 26 миллионов против 11 миллионов, и равным по проценту населения – 13 %. При этом: на территории Германии война длилась 5 месяцев, а на территории СССР 4 года; СССР не проводил политику систематического геноцида населения Германии, а Германия его проводила; СССР не занимался систематическим уничтожением германских военнопленных, а Германия занималась, в результате из советского плена в Германию вернулись 3,5 млн. человек, а из немецкого в СССР 1,8 млн.[584]