Изменить стиль страницы

Котолынов, Шатский, Румянцев, Левин и другие лица, арестованные в связи с убийством Кирова, действительно одно время проводили активную оппозиционную деятельность. В 1928–1929 годах в связи с подачей заявлений об отходе от оппозиции все упомянутые выше лица, кроме Шатского, были восстановлены в партии. Однако и после разгрома партией зиновьевской оппозиции, изредка встречаясь между собой, высказывались за возвращение Зиновьева и Каменева к партийному руководству, резко критиковали деятельность Сталина и некоторых других руководителей партии. Такое их поведение было известно партийным органам и органам госбезопасности. Однако, якобы по своей политической слепоте или же заведомо покрывая их, соответствующие органы не приняли никаких мер. Более того, есть документальные подтверждения такого факта — Киров лично отклонил предложение начальника Ленинградского управления НКВД подвергнуть репрессиям ряд лиц, которые в дальнейшем проходили по делу так называемого «Ленинградского террористического зиновьевского центра» — такое название получил процесс над Николаевым и его мнимыми соучастниками.

О том, к каким грязным методам прибегали органы НКВД, чтобы притянуть зиновьевцев к убийству Кирова, говорит следующий факт. Одна из сексоток некая М. Волкова написала письмо в ЦК КПСС в 1956 году, где уверяла, что предупреждала НКВД о том, что Кирова собираются убить. О характере и серьезности ее информации можно судить на основе следующего ее заявления:

«После того, как я вышла из Дома предварительного заключения, я пошла на пленум райсовета, ибо я была член Совета. После пленума явилась домой. Дома меня ждал Николаев и мы с ним поехали в Лигово в особняк некоего члена ЦК партии Шадручина (так я его знала). Дорогой в машине меня Николаев спросил: что скажи правду, ты на нас заявляла в ОГПУ, его об этом предупредил Запорожец. Я засмеялась, обозвала его сумасшедшим, но он мне сказал, что если это правда, то первая пуля из его нагана будет моя, я сказала — принимаю. Наш разговор на этом закончился. Когда мы приехали в Лигово, то там было несколько человек из Москвы, которых мне Николаев назвал по фамилии: Зиновьев, Каменев, Евдокимов. Там выгружена была подводная лодка с ящиками (груз был доставлен из Германии), ящики прятали в подвал под особняком. — в комнате под ковром был люк и туда все опускали. Я оттуда, т. е. из одного ящика, взяла один предмет как вещественное доказательство, привезла своему начальнику Соколову (это оказалась граната)»[798].

Донесения этой шизофренички, естественно, вызвали недоверие в силу своей очевидной вздорности. Но в тот период, когда расследовались обстоятельства убийства, их также приходилось рассматривать. У некоторых сотрудников НКВД, не утративших элементарное чувство здравого смысла, подобного рода доносы не могли не вызвать отторжения. Впоследствии этот донос фигурировал в качестве одного из свидетельств потери бдительности со стороны сотрудников Ленинградского управления НКВД. Вообще нужно сказать, что ситуация с руководством этого управления выглядит весьма запутанной и странной. За несколько месяцев до зловещего дня Ягода обратился лично к Сталину с предложением заменить начальника Ленинградского управления НКВД Медведя, кстати сказать, личного друга Кирова. Как писал Ягода, «фактическое положение, обнаруженное в результате проверки и в Новосибирске, и в Ленинграде, убедило меня в том, что ни Алексеев (начальник Западно-Сибирского управления НКВД), ни Медведь абсолютно не способны руководить нашей работой в новых условиях и обеспечить тот резкий поворот в методах работы по управлению государственной безопасностью, который сейчас необходим.

…Считаю необходимым Алексеева и Медведя снять с занимаемых ими должностей.

Одновременно полагал бы целесообразным назначить вместо Медведя в Ленинград Заковского из Белоруссии, несомненно сильного и способного оперативного работника, который сумеет поставить работу в Ленинграде на надлежащую высоту…

Медведя же полагал бы отозвать в Москву и использовать его в центральном аппарате Наркомвнудела, где посмотреть на работе, годен ли он еще для работы в НКВД или уже совсем выработался.

Если Вы найдете мои предложения правильными, я их поставлю на разрешение.

Очень прошу сообщить Ваше мнение»[799].

Какова же была реакция Сталина на это предложение? Он, конечно, знал об отношениях между Кировым и Медведем, но тем не менее поддержал предложение Ягоды. Об этом говорил на пленуме ЦК в 1937 году Ежов. «Т. Сталин согласился снять его с работы, но Киров сказал: «Ну его к черту, там плохие взаимоотношения, давайте подождем». А если бы сказали С.М. Кирову: «Смотрите, какая у вас там яма», — он не стал бы защищать его»[800].

Как ни интерпретировать этот эпизод, очевидно одно — Киров явно не хотел расставаться со своим другом с перспективой замены его человеком мало ему знакомым. Более того, он нашел в себе мужество оспорить мнение Сталина, и последний вынужден был уступить. Но это — всего лишь небольшой штрих к картине развертывавшихся за кулисами событий.

Следствие продвигалось довольно быстрыми темпами, хотя явно не укладывалось в нормы закона от 1 декабря 1934 г. Через три недели после убийства Сталин принял Ягоду и Агранова, председателя Военной коллегии Верховного суда СССР Ульриха, прокурора СССР Акулова и его заместителя Вышинского. Одновременно Ягода и Агранов представили Сталину проект сообщения в печати о результатах следствия и передаче дела в Прокуратуру СССР для составления обвинительного заключения и направления в суд.

Сталин дважды правил текст проекта сообщения в печати. Он собственноручно вписал туда Румянцева и Николаева, хотя никто из арестованных членом «центра» Николаева не называл и сам он таких показаний не давал. Далее Сталин возложил на «центр» главную роль в организации террористического акта, написав в сообщении, что «убийство тов. Кирова было совершено Николаевым по поручению террористического подпольного «Ленинградского центра». Из 23 арестованных, перечисленных в проекте, Сталин отобрал для судебного процесса 14 человек Сталин вычеркнул из представленного ему проекта сообщения в печати фамилии Зиновьева, Каменева, Евдокимова, Бакаева и других, которые позднее были осуждены по делу «Московского центра»[801].

Сам суд носил закрытый характер. Во время судебного процесса около Николаева постоянно находились сотрудники НКВД, имевшие отношение к следствию, которые поддерживали у него надежду, что ему будет сохранена жизнь и определена мягкая мера наказания. Когда же огласили приговор о расстреле, то Николаев, по сообщению ряда очевидцев, воскликнул, что его жестоко обманули, ругал следователя Дмитриева и ударился головой о барьер. В судебном заседании предъявленные подсудимым обвинения, за исключением обвинения Николаева в убийстве Кирова, объективного подтверждения не нашли, а ряд обвиняемых (прежде всего Котолынов, которого изображали в качестве главаря группы заговорщиков), категорически отрицали свою причастность к убийству. Тем не менее Военная коллегия Верховного суда 29 декабря 1934 года приговорила всех подсудимых к расстрелу.

Так завершился первый акт трагедии. Вернее сказать, ее пролог, поскольку главной целью для Сталина были фигуры более высокого пошиба. 23 декабря 1934 г. в печати было опубликовано сообщение о передаче дела по обвинению Зиновьева, Каменева и других на рассмотрение Особого совещания при НКВД СССР ввиду «отсутствия достаточных данных для предания их суду». От арестованных (а их обвиняли в создании «Московского центра», аналогичного «Ленинградскому центру») добивались признания политической и моральной ответственности за совершенное Николаевым преступление. Некоторые из обвиняемых поддались на угрозы или посулы и признали существование «Московского центра» и факт его связей с «Ленинградским центром». В конце концов такое признание было получено и от Зиновьева и Каменева. 16 января 1935 г. в Ленинграде Военной коллегией Верховного суда СССР по делу «Московского центра» были осуждены к лишению свободы на сроки от пяти до десяти лет — Зиновьев, Каменев, Евдокимов и Бакаев[802].

вернуться

798

«Источник». 1994 г. № 3. С. 60.

вернуться

799

Лубянка. Сталин и ВЧК — ГПУ — ОГПУ — НКВД. Январь 1922 — декабрь 1936. С. 569–571.

вернуться

800

«Вопросы истории» 1995 г. № 2. С. 20.

вернуться

801

См. Реабилитация: как это было. Февраль 1956 — начало 80-х годов. С. 548.

вернуться

802

См. Реабилитация: как это было. Февраль 1956 — начало 80-х годов. С. 550.