В целом, как бы подводя итог горийскому периоду в жизни Сталина, можно с достаточной уверенностью утверждать следующее. Именно тогда он сделал первые шаги на долгом и трудном пути познания жизни, впервые соприкоснулся с ее реальными проблемами, столкнулся с живыми фактами социального неравенства, на собственном опыте ощутил то, с чем сопряжено его положение на низших ступенях тогдашней иерархической лестницы. Думается, что впечатления и ощущения, которые он вынес из всего этого, в немалой степени повлияли на его мировосприятие, каким бы наивно-детским оно ни было в его годы. Это было, условно говоря, первое знакомство с реальностями классового мира, который впоследствии он вознамерился переделать.

Другим непосредственным результатом, очевидно, стало то, что он начал понимать и осознавать значение знаний в жизни человека, необходимость овладения этими знаниями, поскольку они расширяли жизненные горизонты, открывали новые перспективы. Именно в этот период он соприкоснулся с таким поистине бесценным духовным сокровищем, которое представляла из себя русская литература. Зародившаяся в его сознании любовь к русской литературе стала одним из важнейших источников его дальнейшего духовного развития. Кстати сказать, любовь к русской литературе он сохранил на всю жизнь.

В известном смысле горийский период в жизни молодого Иосифа стал той первой ступенькой, которая в дальнейшем привела его в лагерь бунтовщиков, а затем и сознательных ниспровергателей существовавшего общественного строя — в лагерь революционеров.

В этом контексте несомненный интерес представляет, как мне кажется, и вопрос об отношении юного Сталина к религии. Ведь по своему существу религиозная идеология в царской России, не говоря уже о церкви, были призваны не расшатывать устои государственной власти, а, наоборот, способствовать всемерному укреплению этой власти, прививать верующим чувство незыблемости сложившихся на протяжении веков порядков. Православие играло роль государственной идеологии и являлось одним из главных элементов, цементирующих целостность Российской империи.

Конечно, в сознании молодого бунтовщика, в которого со временем превратился Сосо, роль религии и церкви не могли восприниматься в такой обнаженной социальнонравственной ипостаси. Более того, к уяснению великой потенциальной роли религии в общественной жизни он пришел уже в период своей зрелости как государственного деятеля, облеченного колоссальной ответственностью. Именно этот аспект мировоззренческих представлений Сталина будет затронут в дальнейшем, когда мы будем касаться его государственной деятельности. Здесь же хотелось высказать некоторые соображения, касающиеся религиозности молодого Сталина в самом обыденном смысле. Проще говоря, речь идет о том, отразилось ли религиозное воспитание и образование на выборе его жизненного пути как революционера.

Прежде всего необходимо оттенить одну простую мысль: религия сама по себе никогда не была в силу своей природы враждебна идее революции как выражению практических шагов по ликвидации несправедливости в жизни. Более того, религиозная среда часто давала миру великих революционеров-бунтарей. Дала она немало и мыслителей, оказавших большое влияние на формирование всякого рода революционных воззрений. В этом смысле нельзя искусственно возводить какую-то глухую стену между бунтарским духом, идеями установления справедливого общественного строя и религиозными взглядами и воспитанием. Поэтому мне кажется, что в своей основе религиозное воспитание, которое молодой Сосо получал в духовном училище и в семинарии, не играло роль серьезного препятствия на пути становления его как революционной личности. В некотором смысле даже наоборот: идеи добра и справедливости, заложенные в основу многих христианских, да и иных религиозных вероучений, диктовали необходимость критической оценки а «скорее переоценки» реальностей, с которыми сталкивались верующие.

В период, когда Сталин был у власти, довольно настойчиво внедрялась точка зрения, согласно которой юный Сталин чуть ли не с первых лет обучения в Горийском духовном училище проявлял явно непочтительное отношение к религии и к вере в бога вообще. Приведем в качестве образчика воспоминание одного из сотоварищей Иосифа по училищу:

Из подобного рода свидетельств можно заключить, что юный Сталин был чуть ли не убежденным атеистом. Однако такая картина кажется мне не соответствующей подлинной реальности. Из многих воспоминаний товарищей юного Сосо вырисовывается иная картина. Тот же самый Г. Глурджидзе, свидетельство которого приведено выше, в 1939 году говорил, что Сосо был «очень верующим», «всегда присутствовал на богослужениях» и был заводилой церковного хора, что «он не только сам соблюдал религиозные обряды, но и напоминал нам об их значении»[138].

4. Тифлисская семинария

Прежде чем непосредственно перейти к семинарскому периоду жизни Сталина, роли, которую он сыграл в формировании его политических взглядов и убеждений, а в конечном счете в определении его дальнейшего жизненного пути, следует хотя бы в самом общем виде осветить вопрос о содержании семинарского образования, объеме и уровне знаний, получаемых семинаристами, об основных особенностях, которыми характеризовалась система этого довольно распространенного в то время вида образования в России. Духовные семинарии представляли собой средне-духовные учебные заведения. Они сыграли важную роль в интеллектуальном и нравственном развитии страны, в процесс приобщения народа к знаниям, в становлении самой системы среднего образования. Значительна роль семинарий и в такой сфере, как возникновение и развитие революционного движения, возникновение и рост бунтарских настроений в молодежной среде. Духовное образование, прежде всего среднее, было относительно доступным, что имело существенное, даже первостепенное значение для малосостоятельных сословий России. Что касается образовательного уровня семинаристов по окончании полного семинарского курса, то он в целом соответствовал гимназическому уровню. Если образовательный уровень «среднего» гимназиста и «среднего» семинариста был примерно одинаков, то по общему развитию семинаристы не только не уступали гимназистам, но и превосходили их. Выпускник семинарии после проверочного испытания мог поступить на любой факультет университета[139].

Содержательный элемент образования в семинарии состоял из преподавания богословских дисциплин и общеобразовательных, примерно тех же самых, что и в обычных гимназиях. Приоритет, естественно, отдавался богословским предметам. В основу общего образования было положено изучение классических языков и математики, причем за первые четыре года обучения (а в семинарии был шестилетний курс) учащиеся проходили гимназический курс (с добавлением некоторых богословских дисциплин), а два последних года посвящались преимущественно освоению богословских дисциплин.