Польша должна выставить против Германии не менее 45 пехотных дивизий с соответствующей артиллерией, авиацией и танками.

Если бы в войну была втянута Румыния, то она обязана участвовать в ней всеми своими силами, и правительства Англии и Франции должны добиться согласия от правительства Румынии на пропуск наших сил через территорию Румынии.

Таковы общие соображения по совместным действиям вооруженных сил Англии, Франции и СССР, одобренные военной миссией СССР.

(Общие оживленные переговоры всех членов английской и французской военных миссий.)

Адм. Драке. Мы благодарим маршала и начальника Генерального штаба за ясное и точное изложение плана, которое он только что сделал.

Судя по всему, англичане и французы остались удовлетворены переговорами с представителями руководства СССР. Возможно, военные специалисты этих двух стран не догадывались о замыслах своих руководителей. Однако Сталин твердо проводил свой внеш-

298

неполитический курс. Для Советского Союза, продолжавшего быстро наращивать свою экономическую и военную мощь, важно было как можно дольше сохранять мир, сдерживать агрессивные устремления фашистов в Европе и Азии. На восточном направлении нам была обеспечена поддержка Китая и Монголии. На западном — у нас не было союзников, а противостояли два блока: фашистских и капиталистических государств.

Испанская война, в которой СССР встал на сторону законного правительства, избранного демократическим путем, показала: страну социализма и коммунистическое движение одинаково враждебно воспринимают оба этих блока. Разница лишь в том, что фашисты более агрессивны. Следовательно, сдерживать надо именно их. Это можно сделать только в надежном военно-политическом единстве с Англией, Францией, Польшей и их союзниками. Однако первые две державы выжидали, хитрили, вели двойную игру. Тем временем Германия продвигалась на восток. Теперь она «подкрепилась» индустриальной Чехословакией. Способна ли Польша остановить их? Нет. Во всем очевидно преимущество Германии. Преодолеет ли Польша свою традиционную неприязнь к России, сохранившуюся с царского времени? Вряд ли.

Для советского руководства подобная неопределенность была очень опасной. Это отразилось, в частности, в эмоциональном выступлении К.Е. Ворошилова на переговорах военных миссий, когда 17 августа он сказал: «Предугадать намерения Германии и ее руководителей весьма трудно, свидетельством чему может служить хотя бы следующий факт: три дня тому назад уважаемый адмирал Драке сообщил нам о том, что Германия отмобилизовала 2 млн человек и собирается выступить 15 августа.

Адм. Драке. Нет, нет. (Далее он уточняет: после 15 августа.)

Маршал К.Е. Ворошилов. Я в этом (прогнозе) ничего плохого не вижу, и я с Вами тогда был согласен. Это могло случиться, но этого не случилось. Ни г-н адмирал, ни гг. маршалы и генералы, здесь присутствующие, ни все наше совещание в целом, к сожалению, не может сколько-нибудь точно предугадать события, потому что субъектами, организующими эти события, являются люди, которые неплохо понимают значение внезапности и неожиданных действий.

Если суждено начаться большой европейской войне, а это почти бесспорно, то она возникнет и внезапно, и в пределах и размерах, трудно предугадываемых».

В то время, когда британская делегация затягивала переговоры с представителями советского правительства, не имея полномочий

заключить союзническое соглашение, руководитель внешнеполитической службы Германии А. Розенберг имел откровенный разговор с влиятельным сотрудником министерства авиации Великобритании бароном У. Роппом. В отчете о ней фюреру Розенберг писал 16 августа 1939 года:

«Барон де Ропп сказал мне, что он и его друзья, детально и на протяжении нескольких лет изучавшие Германию и национал-социалистское движение, не верят, чтобы Германия, даже одержав победу на Востоке, помышляла разгромить Англию или Францию. Напротив, он знает, что фюрер и наше движение всегда уважали Британскую империю как целое. Он и его друзья не могут также представить себе, чтобы мы хотели захватить какие-нибудь британские доминионы, что я подтвердил как позицию, которой национал-социалистское движение придерживалось до сих пор.

Возможен вариант, когда Германия быстро покончит с Польшей, и хотя к этому времени война будет объявлена, она в этот период обеими сторонами будет вестись как оборонительная, т.е. артиллерия и другие оборонительные средства возьмут на себя защиту границ, что же касается воздушных бомбардировок незащищенных городов, которые вызвали бы неистребимое чувство ненависти, то они совершаться не будут. На случай быстрого завершения германо-польского конфликта при этих условиях еще имелась бы возможность быстро ликвидировать войну, поскольку из-за государства, которое практически уже перестало бы существовать в своем первоначальном виде, ни Британская империя, ни Германия не поставили бы на карту свое собственное существование. <...>

Де Ропп подчеркнул в конце беседы, что сам он совершенно точно знает, что Германия, укрепившись на Востоке, за что особенно настойчиво выступают как раз его друзья, так как в этом они не только не видят никакого вреда для будущего Англии, но даже усматривают положительный момент, вовсе не думает выступить затем против Британской империи».

Гитлер поступил именно так, как предлагал У. Ропп, идеи которого, как говорится, «витали в воздухе», что понимал, безусловно, Сталин. Отношение советского руководства к союзу с Англией и Францией тем не менее было серьезным. Это отметил в своей телеграмме от 17 августа глава французской военной миссии Ж. Ду-менк в военное министерство Франции:

«4) Нет сомнения в том, что СССР желает заключить военный пакт и что он не хочет, чтобы мы представили ему какой-либо

300

документ, не имеющий конкретного значения; маршал Ворошилов утверждал, что все эти вопросы о помощи, тылах, коммуникациях и т.п. могут быть обсуждены без каких-либо трудностей, как только вопрос, который они называют “кардинальным вопросом”, будет разрешен.

5) Атмосфера всегда была очень сердечной, а советский прием — превосходным».

Наконец, приведем фрагмент беседы на переговорах Ворошилова и Думенка:

«Ворошилов. Вопрос о военном сотрудничестве с французами у нас стоит уже в течение ряда лет, но так и не получил своего разрешения. В прошлом году, когда Чехословакия гибла, мы ожидали сигнала от Франции, наши войска были наготове, но так и не дождались.

Думенк. Наши войска также были готовы.

Ворошилов. В чем же тогда дело? У нас не только войска были готовы, но и правительство, вся страна, весь народ — все хотели оказать помощь Чехословакии, выполнить свои договорные обязательства.

Думенк. Если бы маршал был в это время во Франции, он увидел бы, что все было готово для того, чтобы сражаться.

После этих событий в Европе, если нужно создавать фронт мира, то его нужно создавать сейчас. Повторяю, что я в Вашем распоряжении и готов работать, когда Вы хотите, как Вы хотите и методами весьма конкретными.

Ворошилов. Если бы английская и французская миссии прибыли со всеми конкретными и ясными предложениями, я убежден, что за какие-нибудь 5—6 дней можно было бы закончить всю работу и подписать военную конвенцию.

Думенк. Я думаю, что сейчас нам понадобится 3—4 дня, чтобы подписать военную конвенцию. Положение достаточное ясное. То изложение, которое было сделано Шапошниковым, является прекрасной базой для выработки конвенции. Со своей стороны я готов подписать основные предложения, сделанные Шапошниковым».

Неудивительно, что переговоры не привели к конструктивным решениям, направленным на сдерживание фашистской агрессии. Когда это стало окончательно ясно, Ворошилов не без раздражения сделал вывод:

— Мы на бесполезную работу не можем тратить время. Когда будет внесена полная ясность и будут получены все ответы, тогда будем работать.