В такой парадигме происходит социальное растворение и, следовательно, полное исчезновение политики как самостоятельного явления; в наиболее ярком виде эта позиция характерна для немецкого ученого М. Хеттиха, утверждавшего, что политика, не имея «самостоятельной экзистенции», представляет собой лишь определенную форму мышления и говорения.

Подобный подход получил название универсалистского концептуального подхода. В таком универсализме в принципе нет ничего нового; достаточно вспомнить Аристотеля, рассматривавшего политику как «публичную мораль», или Платона, расценивавшего ее в качестве формы умножения блага или управления в соответствии с познанной справедливостью. Примерно такими же были и позиции русского философа В.С. Соловьева, писавшего, что «здравая политика есть лишь искусство наилучшим образом осуществлять нравственные цели в делах праведных»[33]. (Замечательно сказано! Нашим российским политикам да в уши!) Попутно отметим, что у В.С. Соловьева есть еще одно замечательное открытие сущности политического начала — жалости к собственному народу. Каково?! (И это сообщение от В.С. Соловьева позвольте отправить по тому же адресу — в те же самые уши! — В.Б.)

Как уже отмечалось, таких же, по сути концептуальных, подходов придерживался и К. Маркс, объяснявший природу и происхождение политики детерминирующим воздействием другого начала, экономического, через отношения производства, обмена и потребления. У него политическая надстройка — феномен принципиально вторичный и полностью подчиняется факторам, господствовавшим в материальной сфере, обладая лишь некоторой степенью своей самостоятельности. Фактически теория развития общества у Маркса — однофакторная, принципиально не целостная, достаточно упрощенная, если не сказать больше, модель развития общества, в научном плане не избежавшая многих произвольных и необоснованных допущений. В качестве примера подобных произвольных допущений приведем утверждение Маркса о том, что угнетенный класс якобы всегда обладает более высокой моралью, чем его угнетатели (заметим: зачем вообще апеллировать к морали угнетенного класса, если она не значима, не первична?)[34].

Более того, как отмечено А.А. Грицановым, в марксизме есть потаенный ценностный дискурс. Его суть можно передать следующим образом. Мир людей атрибутивно делится на «своих» и «чужих», находящихся в состоянии антагонистического конфликта. Ситуация эта кардинально разрешима только через захват «своими» государственной власти путем перманентной революции — гражданской войны планетарного масштаба[35]. Хорошо видна марксова ценность только одной стороны человеческих отношений — их вражды, антагонизма, их направленность на учет и значимость только экономических начал в жизни и деятельности людей. Маркс, написавший гениальные строчки о сущности животности человека[36], сам попал под ее уничтожающий критический огонь, делая упор только на экономической стороне целостной человеческой сущности.

Ясно, что кроме факторов нравственности и экономики для понимания политических материй часто использовались правовые начала (Дж. Локк, И. Кант, Дж. Гудмен, Г. Макдональд и др.). Одним из решающих аргументов в данном случае является ссылка на конституцию как основную форму высшего права, ограничивающую власть своими обязательными для всех установлениями. Особенно сильна привязанность к подобного рода аргументам у представителей классического западного консерватизма, усматривающих в конституции наличие высших, чуть ли ни божественных начал, обусловливающих содержание всех политических процессов.

Очень интересна и оригинальна теория политического феномена немецкого ученого К. Шмита. С его точки зрения, политика формируется как результат нарастания человеческих противоречий, повышения их интенсивности до стадии отношений между людьми до полного их разъединения на два лагеря — «врагов» и «друзей». Такой принципиально неоднородный и распределенный характер взаимодействия заставляет рассматривать политику двояко. С одной стороны, как результат разъединения (диссоциации) людей и как орудие осознания и отражения угрозы со стороны «чужаков». «Враг» — это борющаяся совокупность людей, противостоящая такой же совокупности, т.е. образ «чужого» означает не личного противника, облик которого складывается под влиянием симпатий или антипатий, а именно общественного противника, борьба с которым может предполагать и формы его физического уничтожения. По мнению Шмита, политическая противоположность — это противоположность самая интенсивная, самая крайняя, и всякая конкретная противоположность есть противоположность политическая, она тем больше чем больше приближается к разделению на группы «друг/враг»[37].

С другой стороны, политика выступает и как средство объединения (ассоциации) и интеграции, но только части людей — так называемых «своих». Таким образом, Шмит, подчеркнув способность политики вырастать из различного рода отношений, по сути, обосновал некий механизм политизации социального мира, ранее им не бывшего.

Однако К. Шмит не пошел в своей теории дальше — в решении вопроса о том, а каким, собственно, образом в обществе появляются эти самые «враги» и «свои»?

Ответ на этот и другие подобные вопросы дает следующая политологическая парадигма — культурологическая.

4.9. Культурологическая парадигма

Особый взгляд на природу политики предлагают творцы культурологической парадигмы. Они исходят из того, что целостность политики и ее единство с обществом определяются целостностью человека как такового. В силу этого сторонники этой парадигмы — М. Шеллер, Ф. Боас, Э. Канетти, X. Арендт и др. — рассматривают политику как продукт смыслополагающей деятельности людей — принципиально ценностной, нравственной, духовной, а ее главным назначением признают осуществление творческой (креативной) функции человека.

Итак, суть культурологической парадигмы политологии — принципиально антропологическая, аксиологическая, холистская, нравственная, духовная и т.д. Только в ней наконец-то собраны воедино все человеческие определенности, и только в ней политика трактуется как принципиально культурный и принципиально человеческий феномен. Без Бога. Без географии. Без прочих факторов, использованных в различных парадигмах. Только в этой парадигме признается в качестве такого главного фактора действительно главный фактор — сам человек и все его содержательное, смысловое наполнение.

Главный творец политики — человек. Он же ее конструктор. Человек является и главным потребителем всего политического — как здорового, так и патологического ее проявления. Э. Дюркгейм, автор особой концепции социологизма, утверждал, что социальная реальность не просто существует, а доминирует над индивидуальной реальностью. Впоследствии эта концепция легла в основу традиции «социологического реализма» в трактовке предмета и метода социологической науки[38].

Огромное значение для понимания природы общества имеют работы М. Вебера, основателя другой, противоположной по отношению к указанной традиции — традиции «социологического номинализма». В чем ее суть?

Вебер, исходя из своей новой концепции «понимающей социологии», утверждает, что социальная реальность вовсе не существует независимо от индивидов и является неким совокупным кумулятивным эффектом всех индивидуальных деятельностей. Более того, предметом социологии должно быть такое социальное действие, которое можно объяснить исходя из того смысла, который в это социальное действие изначально вложен. Отметим, что во многом именно в силу этого концепцию М. Вебера называют «понимающей социологией». По Веберу, нет просто некоего социального действия самого по себе, в каждом из них содержится идеально-типический смысл, идущий от самих людей и отличающий социологию от наук о природе. Смысл любого социального действия передается через особую методологическую и теоретическую конструкцию, которую Вебер назвал идеальным типом. Идеальный тип — это, по сути, набор всех основных характеристик и черт об изучаемом явлении и служащий для теоретического упорядочения и обобщения эмпирического материала о нем. По Веберу, любое социальное действие именно «заряжено» этими идеальными типами, придает им смысл и направленность. Иначе говоря, социальное всегда есть единство объективного и субъективного, во всех социальных объектах всегда присутствует то, чего нет в объектах природных, — сознание, духовная жизнь людей, ценностные начала.