Элизабет понимала, что вообще–то ей надо радоваться. Трудно сказать, насколько ценным сидящий рядом с ней человек окажется в суде, но уже сейчас он — настоящее сокровище. Она уже знала о происшедшем больше, чем кто бы то ни было, а ведь Палермо еще не допрашивали. И самое приятное — он подтвердил большую часть тех теорий, которые они разрабатывали с Брэйером. Между «семьями» разразилась война, и ключ к происходящему — «Филдстоун гроус энтерпрайзес». Один из мафиози из–за этого даже убил Кастильоне. Причем Палермо знал, кто это, и, возможно, ему удастся предоставить доказательства и убедить присяжных. Но почти так же важно для Элизабет было то, что знал Палермо о делах ФГЭ. Теперь не важно, что она упустила документы компании. Она нашла кое–что получше: человека, который сможет рассказать обо всем, что скрывалось в этих документах, и даже больше. Может быть, подумала она, настроение еще улучшится, когда она поест и выспится.

А сейчас она чувствовала, что на нее готова обрушиться головная боль, как только солнце поднимется повыше и начнет бить в глаза через боковое стекло. Уже больше десяти дней Элизабет носится по стране и стала привыкать к ощущению измотанности. Но после того как Палермо ворвался к ней среди ночи, нервное напряжение достигло предела. Да и сам Палермо. С ним тоже нервотрепки хватает. Палермо был той самой удачей, которую они ждали и не смели надеяться на ее появление. Его нужно защищать более тщательно, чем главу иностранного государства, прибывшего с визитом: нужно найти, где ему жить, наблюдать и нянчиться с ним многие годы.

В каком–то смысле Палермо олицетворял всю безнадежность этой ситуации. Ведь министерство юстиции на этой неделе для него просто оказалось более выгодным покровителем, чем тот, на кого он работал на предыдущей. И ничего от этого, в сущности, не изменится, решила Элизабет. Если бы эти мафиози не боялись один другого больше, чем министерства юстиции, — не видать им этого человека. А теперь Палермо едет сам. Такая сделка выпадает раз в жизни.

Головная боль начала давать о себе знать, и Элизабет решила думать о чем–нибудь другом. В конце концов, она делает все, что в ее силах, чтобы выполнить эту работу. Появился еще один рекламный щит. На этот раз на девице ничего не было, кроме пары украшений из фальшивых камней в виде звезд и сетчатых лосин со звездой на лобке. Именно звезда на этом месте делала рекламу особенно нелепой. Почему бы не показать девицу просто голой?

Палермо достал темные очки. Очевидно, он подготовился к поездке. Наверное, в его карманах найдется и зубная щетка. Элизабет повернулась, чтобы рассмотреть следующий плакат. Дорога стала казаться ей невыносимо длинной. На Западе представления о расстоянии совершенно другие. Здесь можно ехать часами и видеть вокруг только пустынную, суровую, раскаленную землю, заселенную лишь гигантскими улыбающимися девицами в плюмажах с побрякушками.

— О, черт! — вдруг воскликнул Палермо. — О, черт!

— Что случилось?

— Черт, черт, черт! — повторял он, все повышая голос.

Он до упора придавил педаль газа, беспокойно поглядывая в зеркало и через заднее стекло.

— Нас преследуют.

— Вы уверены? — не поверила Элизабет.

Палермо выжимал из машины что мог, непрестанно вертя шеей.

Элизабет тоже обернулась и вдали увидела пятнышко автомобиля. Расстояние было еще велико, но оно явно сокращалось.

— Они уже узнали, — жалобно сказал Палермо. — И кому теперь интересно, как это произошло?

Элизабет поняла, что Палермо охватил ужас. Он судорожно вцепился в руль, гоня изо всех сил. Она еще раз оглянулась. Машина приближалась. Она была похожа на «кадиллак», или, может быть, «линкольн», или большой «крайслер» — Элизабет не слишком хорошо различала марки. Но шла она как минимум со скоростью сто пятьдесят километров в час, упорно поглощая остающееся между ними расстояние. Белая разделительная линия на асфальте превратилась в тусклую извивающуюся ленту. Она боялась взглянуть на спидометр, но понимала, что на большее эта машина не способна. Догоняющий автомобиль приближался. Элизабет вынула из сумочки пистолет и проверила затвор.

— Стреляйте в этих ублюдков, — закричал Палермо, — сейчас же, пока они не подъехали ближе!

— Но мы не знаем, кто это.

— Господи Иисусе, да вы что, не понимаете, что происходит? — Он уже просто орал. — Они же идут почти под двести! Стреляйте в этих недоносков!

Машина преследователей была совсем близко. Элизабет увидела, что это «кадиллак». Темно–зеленый капот блестел на солнце. «Кадиллак» пристроился им в хвост. В нем сидело двое мужчин. Элизабет понимала, что на такой скорости все, что ей остается, — стрелять по машине. Если она пробьет радиатор или ветровое стекло — это остановит их, а может, даже убьет. Но что, если Палермо не прав? Что, если это просто два идиота, которые решили опробовать свою большую новую машину на пустынном шоссе?

— Нет, подождите минуту.

— Стреляйте! Стреляйте же в них, — твердил Палермо как заведенный.

Преследователи были уже совсем рядом. Водитель посигналил, а потом нажал на сирену.

— Черт, черт, черт. Черт, черт, черт, — бормотал Палермо, словно читал литанию.

Элизабет смотрела на мужчин в машине. Если один из них вытащит пистолет или просто сделает похожее движение, придется стрелять. «Кадиллак» поравнялся с ними.

— Держись! — завизжал Палермо, нажав изо всех сил на тормоз. Элизабет кинуло на переднюю панель, а «кадиллак» мгновенно улетел вперед. Останавливаясь, Палермо тяжело дышал, а «кадиллак» между тем все уменьшался в размерах, исчезая вдали. Элизабет с трудом приходила в себя. Они съехали на обочину.

Вокруг было удивительно тихо. Палермо открыл дверцу и вышел. Сердце Элизабет стучало, и никак не удавалось вздохнуть полной грудью. Потом она услышала характерные звуки. Можно было и не смотреть — Палермо тошнило.

Когда он вернулся, она не сказала ни слова, только повела машину сама. Он сидел молча. Увидев через несколько миль небольшой поселок, она так же молча свернула с автострады и подъехала к бензоколонке. Палермо выбрался из машины и исчез в мужском туалете.

На станции работал совсем молодой парень, наверняка только после школы. Его длинные светлые волосы были влажны, голубая рубашка излучала свежесть и чистоту. Он зевал, заливая бак. Если станция открывается в семь, подумала Элизабет, ему надо очень рано вставать. Впрочем, в это время здесь не много работы.

Она расплатилась и огляделась в поисках Палермо. Ей было почти жаль его. Наверное, его продолжает выворачивать наизнанку. Она и сама чувствовала себя не очень хорошо. Отъехав немного от места заправки, она остановилась и решила сходить в дамскую комнату. Головную боль останавливать уже поздно, но таблетка аспирина сделает ее не такой мучительной. Надо еще добраться до Карсон–Сити.

Возвращаясь, она надеялась увидеть Палермо в машине, скорее всего за рулем. Но его не было. Она подождала немного и стала сердиться. Чем дольше он там возится, тем больше времени пройдет до того момента, когда она сможет передать его в руки шефа отделения их министерства в Карсон–Сити и отправиться куда–нибудь спать.

Элизабет не слишком удивилась, увидев, как зеленый «кадиллак» объехал вокруг здания и направился в сторону автострады. Это потрясающе: мчаться с такой скоростью только для того, чтобы заскочить в это богоспасаемое кафе при бензоколонке. Они наверстают потраченное время. Элизабет смотрела вслед машине, которая, быстро набирая скорость, исчезала вдали. Идиоты.

Но Палермо. Что он так долго? В этом вся мужская природа! В момент внезапной опасности они способны проявить чудеса силы и быстроты реакции. Резкое действие, мощный приток адреналина, и все. Нужна долгая передышка. Не то что женщины, созданные целиком, до последней (будь она неладна) лишней капельки жира для того, чтобы терпеливо переносить и жару, и холод, и голод. Их нервная система устойчивее по отношению к боли. Мужчины все–таки — настоящие дети.