Палермо покачал головой, уставившись в пол.

— Господи. Еще один такой же. Вы тоже будете кому–то звонить. А этот кто–то — звонить дальше…

— Это зависит от уровня дела, — твердо произнес Брэйер, глядя на толстяка. — Ваше право принимать эти правила или нет.

Палермо посмотрел на него с отчаянием.

— Что вы можете мне гарантировать? Вы сдержите обещание, если все это понравится президенту, если у министра юстиции не будут жать ботинки, если влажность воздуха будет в норме? Послушайте, я же не алкаш какой–нибудь. Я знаю вещи, которые вам захочется услышать.

— Вы пришли сюда в надежде продать кое–что. — Брэйер пожал плечами. — Возможно, мне удастся сохранить вам жизнь. Вас не было бы здесь, если бы кто–то другой мог предложить вам то же самое. Так что, на мой взгляд, цена высока.

Палермо молча присел на кровать, понурив голову. Брэйер повернулся к Элизабет и поманил ее в угол комнаты. Она заколебалась, но Брэйер успокоил ее:

— Можешь не следить за ним. Что он способен нам сделать?

Они удалились на максимально возможное расстояние, и Брэйер прошептал:

— Что он успел тебе сказать?

— Он был партнером Ферраро — человека, которого убили в сувенирной лавке «Гранд–отеля». Он боится, что настала его очередь. Для него очень важно, к кому обратиться за защитой. Он нацелился на министерство юстиции. Ни в полицию, ни в ФБР он обращаться не хочет.

— Что еще? О ФГЭ что–нибудь знает?

— Больше ничего не сказал, только намеки. Но он наверняка знает много, иначе не пришел бы сюда. — Она пыталась вспомнить. — Ему не нужна была защита до тех пор, пока…

— Может быть, — кивнул Брэйер. — А может, и нет. Но если идет война между кланами, трудно гадать. Не исключено, что он ничего из себя не представляет. Хотя, конечно, мы не можем упускать шанс. Вопрос в том, как лучше всего его использовать.

Палермо продолжал сидеть на краешке кровати, сложив руки и уставившись в пол.

— Почему бы нам не вызвать охрану и не отправить его в ФБР? — спросила Элизабет. — Мы ведь можем просто позвонить им и сказать, чтобы его забрали. А потом начинать переговоры с Вашингтоном о его условиях.

Брэйер прищурился.

— Знаешь, он ведь прав относительно ФБР. Одно дело — берем его мы, и никто не знает об этом. Если мы передаем его в ФБР, самая ценная информация утекает от нас. Если же нет, его дружки считают, что он исчез без следа. Соображаешь?

— Конечно. Но как мы это сделаем? Мы же не можем держать его здесь.

— Больше всего мне бы хотелось забрать его в Вашингтон, но я не уверен, что это так легко провернуть. Нас могут засечь в аэропорту или по дороге, что еще хуже. А ведь он заговорит не раньше чем через неделю. Нет, мы должны увезти его к утру в безопасное тихое место.

— Но куда? Здесь, в Лас–Вегасе, у нас нет даже своего отделения оперативной службы, и все равно…

— Ты права. А как насчет столицы штата, Карсон–Сити? Там есть наш офис, и ехать недалеко. Кроме того, это покажет Палермо, что мы уже на полпути к заключению сделки. Так что одевайся.

Элизабет стало нехорошо.

— Но, Джон, мы же не сами будем это делать?

— А что нам еще остается? Если мы без четверти пять начнем собирать здесь агентов, это все равно что дать объявление в газету! Кроме того, если он действительно представляет такую ценность, как говорит, его просто могут убить.

Элизабет подошла к платяному шкафу взять вещи.

Палермо поднял глаза и произнес:

— Ну. Вы должны были принять решение. Итак?

Брэйер ответил:

— Мы решили сделать так, как вы хотите. По крайней мере, на то время, пока мы будем с вами сотрудничать. Мы повезем вас в отделение министерства юстиции в Карсон–Сити немедленно. Если удастся переправить вас туда незаметно, позже мы сможем вылететь в Вашингтон.

— Понятно. Если я скажу что–то ценное в Карсон–Сити, вы становитесь героем, везете меня в Вашингтон и предъявляете там в лучшем виде. А если я ничего не скажу, вам нечего будет демонстрировать вашему боссу и вы меня просто выкинете.

— Возможно, — согласился Брэйер. — Вам придется рискнуть. Но не волнуйтесь. Вы же сами сказали — нам будет что послушать. Вы же не алкаш какой–нибудь.

— Это верно, — отозвался Палермо, глядя на Брэйера своими большими темными блестящими глазами. — Мне беспокоиться не о чем.

Элизабет торопливо одевалась в ванной. Конечно, Джон прав. Если они сумеют спрятать Палермо и допросить его до того, как станет известно, что он пропал, то, вполне вероятно, это и будет той самой удачей, которую они так долго ждали. Все, что знает Палермо, остается ценным до тех пор, пока его боссы не поймут, что он заговорил. Когда узнают, все изменится. Улики исчезнут. Полиция будет устраивать облавы в пустых домах, пытаясь арестовать людей, которые уже покинули страну.

Элизабет взглянула в зеркало и вздрогнула. Наверное, она спала лицом в подушку: под глазами мешки, кожа приобрела нездоровую бледность. Она не могла припомнить, чтобы видела такой цвет лица у здоровых людей. Легкий макияж не очень помог. Если бы Брэйер увидел, на что она тратит драгоценное время… Но это уж ей решать. Если Брэйер хочет, чтобы она не вызвала подозрений, ему придется подождать.

Когда Элизабет вернулась в спальню, Брэйер протянул ей связку ключей.

— Возьми машину, которую я арендовал. Она стоит совсем рядом с боковым выходом из казино.

— А ты не поедешь?

— Нет. Мне нужно заняться здесь кое–чем. И вы вдвоем, пожалуй, привлечете меньше внимания.

Элизабет готова была вступить в спор, но сдержалась. Нельзя сказать, чтобы ей не хотелось ехать одной или что при виде Палермо у нее мурашки бегали по телу. Он не опасен. Она, Элизабет, его единственная надежда. Надежда на то, что ему удастся прожить еще хотя бы годик. Да и вообще она должна быть благодарна Брэйеру: он дает ей шанс отличиться, лично доставив такую персону. У машины Палермо сказал:

— Давайте я поведу.

Заметив, что Элизабет колеблется, он добавил:

— Слушайте, дорога в Карсон–Сити мне знакома, а вы даже не знаете, как выехать из города. — И только устроившись на месте водителя, добавил: — Да и нервы у меня уже никуда не годятся.

Элизабет возмутилась, но потом решила, что так даже удобнее. Она лишний раз убедилась, что он — крайне неприятный тип.

Палермо вел машину в лабиринте маленьких улочек, и, когда они внезапно очутились на автостраде, Элизабет даже удивилась. Но потом решила, что удивляться нечему — он ведь местный житель. И на ближайшее время это его последняя поездка за рулем, напомнила себе Элизабет.

— Вас не слишком–то беспокоит моя судьба, верно? — внезапно спросил он.

Фраза совершенно не соответствовала уровню их отношений и застала Элизабет врасплох. Она только и смогла произнести:

— Я вас не знаю.

— Понятно. Я же осведомитель. Никто не любит осведомителей, даже если этот осведомитель помогает продвижению по службе. Я вас не осуждаю. Но хочу, чтобы вы знали: я бы никогда на это не пошел, если бы они не бросили меня.

— Конечно, я уверена в этом, — ответила Элизабет, размышляя, далеко ли еще до Карсон–Сити.

Окружающее пространство было неестественно темным. Она представила себе пустыню со всех сторон, но не могла видеть ничего, кроме дороги.

— Чертовски верно, — продолжал Палермо. — Когда убили Старого Деда…

— Старого Деда?

— Кастильоне. Когда его убили, мне обещали защиту. И Ферраро тоже. Черта с два они его защитили, правильно? Потом я узнал, что они собирают своих ребят с оружием для какой–то важной операции, которую замыслил Карл Бала. А Ники Палермо может убираться к такой–то матери. Но это мы еще посмотрим.

— То есть вы поняли, что вас предали, — заметила Элизабет.

— Предали? — переспросил Палермо. Он помолчал, вглядываясь во тьму. — Да, я думаю, это верное слово. Сколько лет было — Ники, ты потрясающий, Ники, ты настоящий друг, Ники, я твой должник. А когда крыша внезапно рушится, что я слышу? Кто такой Ники Палермо?