— Внук, — ответил я. — Родился в бедности и, полагаю, так и не изжил обиды. Дедушка растратил все, что должно было достаться внуку. Это все досталось кому-то другому. Сначала самому Стринджеру, потом Мэри Эллен, потом Грину, потом снова Мэри Эллен и, наконец, тебе. К этому времени он уже сам разбогател и, заметь, сделал свои деньги во время бума на недвижимость. Он беспринципен и идет на все, любыми путями добиваясь того, что, по его мнению, должно принадлежать ему.

— Он мог предложить Мэри Эллен купить у нее ферму после смерти Грина?

— Мог. Возможно, и предлагал. Но Мэри Эллен, наверное, была упрямая леди. Ей, думаю, просто нравилось жить здесь. А помимо этого, Мэри Эллен решила все оставить тебе — факт, о котором Дикси знал.

— Но как он?.. — начала Джейн и не договорила. — А эта женщина, Мария...

— Мария с обязательным "я" на конце, — уточнил я. — Мария Н. Брайт делит с ним жизнь, кров и массу маленьких секретов, хранящихся обычно на дне глубоких коробок и в скоросшивателях юридических фирм.

— Ты думаешь, она могла знать про завещание?

— А почему бы и нет? Если Макерас заезжал к Мэри Эллен и предлагал ей продать ферму — а так оно, конечно, и было, — то Мэри Эллен наверняка сказала ему, что у нее совсем другие намерения. Я отлично представляю себе эту картину, а ты?

— Я тоже, — сказала Джейн.

— Слушай, — спросил я, — когда тебя похитили в Кинге-парке, как это произошло?

Джейн обернулась.

— Только ты ушел к телефону, Мария начала нервничать и как-то странно себя вести. Потом сказала, что ей что-то попало в глаз, стала копаться в сумочке, уронила ее и все рассыпала. Я бросилась собирать все это, а тут подъехала машина, и меня в нее затащили. Все случилось в один момент, я очутилась в машине лицом к полу, не видя никого и ничего. Меня куда-то привезли и сразу сунули в подвал. И эти бандиты были все время в своих дурацких колпаках.

— А как вела себя Мария Н. Брайт?

— Не знаю. Наверное, была занята своим глазом.

— А мне она сказала, что ты сама побежала к машине. Что-то у нее и в самом деле не в порядке со зрением.

— Скорее — с совестью.

— Ее отец — свободный журналист Брайт, вечно полупьяный подписывал свои статьи разными именами. Один из его псевдонимов — Дон Гей.

— Не слышала о таком.

— Он автор статьи об исчезнувшем золотоискателе Джакки Грине. Несколько лет назад она была опубликована в «Санди мейл» в Аделаиде. Из наших материалов Мария узнала, что Мэри Эллен вышла замуж за Джона Джозефа Грина... Понимаешь? Вот и она поняла.

— Господи! Какие сложности, какие титанические усилия! И к чему? Ведь его ферма в десять раз больше.

— Он из породы стяжателей, — пояснил я, — а им всегда да мало. Но есть и еще одно обстоятельство. Несколько лет назад никто не предполагал, что в Австралии могут открыть алмазы. Но потом их нашли, и оказалось, что это одно из богатейших на земле месторождений, а теперь вот — изумруды.

— Наверное, это было неглубокое залегание, раз его обнаружил одинокий старатель.

— Верно. Месторождение было настолько богатым, что даже поверить трудно. Мария Н. Брайт приходила в восторг от предвкушения стать владелицей крупного прииска. Она обожает камни, особенно изумруды, как-то связывает с ними свое имя. "Буква "и" в моем имени Мария означает «изумруд».

— Но как они узнали про изумруды?

— Полагаю, — ответил я, — что Мэри Эллен носила кольцо или, может быть, брошь с этим камнем. Вспомни, ведь она и Джака все делали своими руками, научились даже гранить камни, мастерили оправы, учились этому в Бельгии и Голландии. Особенно дорого ей все это стало после смерти Грина, это так понятно — сентиментальные воспоминания. Эй, Билли, миссис Грин носила камни?

— Да, — откликнулся он. — Зеленые.

— Где?

— Руки, — ответил Билли. — И здесь. — Его большая черная рука показала на шею.

— И когда Макерас увидел это, его одолела жадность.

— Кто-нибудь, возможно, и подбивал его на это...

— О, Мария — великая мастерица в таких делах!..

Время от времени я смотрел в окно, пытаясь изловчиться так, чтобы видеть побольше неба. Каждая клеточка моего тела чувствовала, что Макерас где-то неподалеку. Ведь для того, чтобы остаться на свободе и иметь возможность наслаждаться своим богатством, он должен был непременно избавиться от нас. И вполне мог это сделать; у него два самолета: один из них развивает большую скорость и очень эффективен при нападении, другой же, «сессна», имея небольшую скорость, очень удобен для слежки.

Вполне возможно, что Макерас, находясь и теперь в «сессне», медленно летит следом за нами, подобно парящему орлу, а звук летящего самолёта заглушен работающим мотором «тойоты». За нами легко следить, ориентируясь по пыльному следу от машины. А когда мы доедем до того заветного места, вот тут Макерас и начнет атаку. Немудрено, что в подобных обстоятельствах такие мысли быстро превращаются в навязчивую идею. Скоро я уже физически ощущал, как он, словно ворон, кружит над нами. И сказал Джейн, чтобы она остановила машину. Она остановила, а я вылез и уставился в кобальтовое небо, щурясь от яркого солнца.

Прислушался, отошел на сотню метров и снова прислушался. Ничего, кроме звука работающего мотора нашей машины. Но страх по-прежнему оставался.

— Выключи мотор! — крикнул я, на что Боб Коллинз ответил:

— Не будь идиотом.

Он был прав: если вы в тысяче миль от ближайшего населенного пункта, выключать мотор крайне неразумно, он может потом и не завестись.

— Что все это значит? — поинтересовалась Джейн.

После моих объяснений все стали посматривать на небо, старательно прислушиваясь. Но никто ничего не увидел и не услышал.

— Ему незачем лететь рядом с нами, — сказала Джейн. — Он может следить издали по хвосту пыли.

— Вполне возможно.

— Давайте немного постоим, — предложила Джейн, — и если он следует за нами, мы его увидим.

— Ни минуты, — решительно возразил Боб и снова был прав: солнце уже поднялось достаточно высоко, а что такое палящий зной, нам было прекрасно известно. Поэтому мы двинулись дальше по этой зеленой местности, такой характерной для Кимберли. Петляли между голыми каменистыми выступами и глубокими впадинами, размытыми в сезон дождей бегущими ручьями в течение многих десятилетий. Сверху это выглядело бы как множество вельветовых зеленых подушек, положенных рядом друг с другом.

Однажды, когда Джейн повернула машину, огибая огромный валун, мне показалось, что я увидел самолет, хотя сквозь запотевшие стекла за самолет можно было принять и птицу.

Только Билли не заботила эта проблема. Он внимательно следил за дорогой и указывал легким движением кисти очередной поворот, часто, казалось, без всякой на то необходимости. Например, когда нам предстояло съехать в один из зеленых оврагов, он настойчиво показал Джейн: «Левее, левее, левее», — и через полмили оказался плавный удобный спуск, тогда как со всех сторон были только крутые обрывы. Билли обладал удивительной памятью. По его словам, он был здесь всего два раза еще ребенком. И сорок лет спустя оказалось, что он все еще помнит каждый холм и овраг и может заранее о каждом из них предупредить.

Мы ехали уже около семи часов, когда наконец Билли показал на холм футах в двухстах впереди.

— Ты хочешь сказать, что мы приехали? — с облегчением спросила Джейн.

Билли улыбнулся и сказал, что это Гора Бесед: она принадлежит не его племени, а другому, живущему южнее, с которым приходилось постоянно вести переговоры, чтобы избежать войны.

Через три-четыре минуты мы подъехали ближе. Джейн остановила машину, я вылез и с удовольствием распрямился, осмотревшись по сторонам. Чет-Хилл (будем называть его так) имел оригинальное строение. С трех сторон его окружали невысокие скалы, создававшие впечатление, что это — искусственная гряда, построенная людьми для защиты, подобно земляным валам в средневековой Европе. На самом деле все обстояло совсем не так: здесь потрудилась только природа.