— Я сказал: вернуть! — Василий Кравченкоич повысил тон. Обычно это помогало поставить на место любого нахала. Но Ирина на недовольство начальства не прореагировала. В зеленых глазах осталась та же непроницаемая стальная скука, на лице — маска безучастия. Ну и баба, с такой только на переговоры ходить. Кстати, Рязанов чиркнул пару слов в еженедельнике, неплохая идея.

— Речь идет о сумме приблизительно в сорок тысяч долларов. Вряд ли с таким балластом удастся закрыть журнал, не согласовав свои действия с рекламодателями, — продолжила Лужина.

— Сорок тонн, — ахнул Васили Кравченкоич.

— На счетах издательства, мне кажется, нет таких сумм.

— Конечно, я давно пустил их в дело.

— Это еще не все. Разорвав договора, мы рискуем попасть под штрафные санкции. И тогда сорок тысяч легко превратятся в пятьдесят или сто. Не исключено, что клиенты потребуют исполнения обязательств и тогда придется выпустить все обещанные до конца года номера. Это выльется в изрядную сумму.

— То есть мне придется до конца года содержать этот дурацкий журнал? — не по-хорошему изумился Рязанов.

— Совершенно верно, — признала псевдо-нимфа.

— Или немедленно вытаскивать из бизнеса кучу бабок? Что вы предлагаете?

— Я? — Почти искренне удивилась Ирина. — Почему я должна что-либо предлагать?

— Но это ваши клиенты! Вы их привели!

— Действительно, это наши клиенты. Мы их знаем не первый год. — Плохо скрытый намек грубо указывал на возможности руководителя рекламного подразделения.

— Ирина Игоревна, не забывайтесь! — Василий Иванович опять повысил голос. И снова наткнулся на абсолютное спокойствие.

— Я все помню. Нет журнала, нет рекламы, нет процентов, нет вопроса с оплатой нашего труда.

— Все правильно.

— Раз вопросов ко мне нет, я сегодня же подам заявление об уходе. Менеджеры сделают то же самое.

— Зачем торопиться? — праздно полюбопытствовал Рязанов. — Пока не утрясутся все вопросы, вы можете спокойно работать.

— Я много чего могу.

Многообещающее заявление требовало адекватной реакции.

— Что вы имеете в виду?

— Василий Иванович, я сказала, что подниму журнал, и сдержала слово. Если мы договоримся, я попробую помочь вам. Но не бесплатно. Моя цена — десять процентов.

— С чего собственно вы хотите проценты?

— С суммы аннулированных клиентами договоров.

Пять минут назад Рязанов поразился выдержке Иры. Сейчас изумился собственной. Ему дерзят, а он ничего терпит, улыбается даже. Что за блажь в голову ударила? Однако ставить Лужину на место решительно не хотелось. В угоду внезапно нахлынувшей покладистости Рязанов предложил:

— Ирина Игоревна, помните, нашу первую встречу? Я еще тогда советовал вам быть скромнее и умерить аппетиты.

Лужина кивнула:

— Невзирая на возраст, о котором вы тогда намекали, с памятью у меня все в порядке. Я сказала тогда и сейчас повторю: во-первых, я постоянно сижу на диете, поэтому аппетит у меня более чем умеренный. Во-вторых, если мои условия вам не подходят, мы простимся и точка. В-третьих, если я вам нужна, справедливо привязать результаты моего труда к эффекту, который вы хотите получить.

Рязанов сокрушенно поджал губы.

— Наверное, я не соглашусь.

— Ваш бизнес, ваше право.

— Действительно.

Глядя на Лужину, Рязанов больше не ловил себя на фривольных мыслях. Он почти сердился. Вот стерва! Но какая! Василий Кравченкоич потянулся к еженедельнику и добавил к записанному ранее еще пару строк. Затем прошелся по кабинету. Остановился около окна.

— Кажется, дождь закончился, — сказал задумчиво. И добавил уже с другой интонацией. — А вам палец в рот не клади. Не обижайтесь. Это вроде комплимента.

— Спасибо.

— Ответ я дам завтра. Подсчитаю кое-что, прикину, решу.

— Конечно.

— Тогда, я вас не задерживаю.

Ирина направилась к двери, но, не дойдя пару метров, остановилась:

— Василий Иванович, у меня просьба. Можно?

Красавица-гордячка умела просить? Что-то новенькое!

— Да, пожалуйста.

— Пока вы думаете, я побуду день-два дома? В издательстве все равно теперь нечего делать.

— Добро.

— Тогда, я передам Рубаняку, что по вашему распоряжению нахожусь в местной командировке.

Несколько вольная трактовка озадачила Рязанова. Но в угоду хорошему настроению, с определенным сомнением в голосе Рязанов произнес:

— Как вам будет угодно.

Глава 5. На тонущем корабле

Оборвав минорный дождь, вторник явил миру мажорное солнышко. Оно залило благодатным светом вселенную, пробралось даже в потаенные глубины человеческой души.

Иван проснулся в прекрасном расположении духа. Вчерашняя решительность не ушла, напротив, окрепла. Мысли о поездке в Харьков вызывали радостное волнение. Об Ире Ильин не думал. Красивая женщина с зелеными глазами осталась в прошлом. Там, в прошлом, находилось много всякого и разного. Среди прочего погрязший в сомнениях и растерянности, прежний Иван Ильин. Странный, между прочим, субъект. Изломанный какой-то, жалкий, не чета нынешнему уравновешенному и спокойному. Сейчас Иван не очень понимал как жил прежде. Оглядываясь назад, он чуть не с презрением вспоминал старые мысли и поступки. Неужели это его бросили жена и дочь? Неужели он позволил, чтобы самые дорогие люди относились к нему с презрением? Как он мог, не испробовав все возможные и не возможные способы, думать, что с Томой все кончено? Как смел, так думать? Как позволил себе докатиться до такого?

«А если Тома пошлет меня куда подальше? — Уволенное альтер эго не желало сдаваться без боя и на пути в забвение огрызалось. Старалось напоследок уколоть больнее. — Рано радуешься, еще ничего неизвестно»

Увы, хеппи-энды легко организуются только в кино. Потому исключать печальный финал не приходилось. В угоду ему следовало разработать план Б под названием: «Как жить, если в Харькове ничего не поучится?»

— Не буду я разрабатывать никакие планы! Все будет, так как нужно! — оповестил пустую комнату Ильин и на всякий переключил мысли на работу.

«Жаль журнал, — подумал и вздохнул горько. — Я его поднял, сделал, а они закрывают».

Проекты, как дети, привязываешься к ним всей душей.

«А вдруг я больше никогда не буду главным редактором?» — обнаружив новый объект, сомнения с удовольствием переключились на него.

«Не буду и не надо, — отмахнулось рациональное начало. — Стану обозревателем, буду сотрудничать с несколькими издательствами, как-нибудь выкручусь. А станет совсем трудно, пойду в продажи».

На этой радужной конструктивной ноте Ильин быстро встал и начал собираться на работу.

В офисе царило похоронное уныние и сосредоточенность. Уткнувшись в мониторы компьютеров, народ изучал предложение кадрового рынка и обсуждал вакансии. Так как Ивана вопросы будущего трудоустройства пока не волновали, он отправился к Рубаняку за инструкциями.

— Что я должен делать конкретно? — поставленный ребром вопрос привел Севу в замешательство. Хмурый после вчерашнего, с помятым с похмелья лицом, Рубаняк потер ладонью щеку и сердито буркнул:

— Хрен его знает.

— А точнее?

— Рязанов приказал журнал закрыть, а что делать с последим номером не сказал.

Ильин чертыхнулся в полголоса.

— Замечательно. И сколько мы будем ждать ценные указания?

— Сколько потребуется.

— А как быть с материалами? Их, между прочим, писать надо, вычитывать, верстать. На это, простите, требуется время.

Сева поморщился.

— Писать ничего не надо. В случае чего возьмешь пару-тройку статей из интернета.

— Как из интернета? — возмутился Иван. — У меня приличный журнал, а не дерьмо собачье.

— Был приличный, да сплыл. И вообще, отстань от меня, Ильин. Иди к себе, пей чай, плюй в потолок и ожидай распоряжений руководства. Едва оные появятся, тебя поставят в известность.

— А как же с заявлением об уходе?