— А что было на моем лице?

— Удовольствие. Тебя забавляло то, что происходит.

— В этом, возможно, виновато мое извращенное чувство юмора.

— Возможно. Но я видела тебя и на премьере. Ты играл ужасно!

— Ну, спасибо.

— Я заходила в твою гримерную, в глаза мне бросился свежий номер «Ивнинг пост» с фотографией Понтелли. Я сразу подумала, что ты, должно быть, увидел ее незадолго до своего выхода на сцену. Именно тогда ты и узнал, что он мертв.

— По крайней мере, ты не считаешь, что это я убил его! — сказал Ломас с легкой усмешкой.

— Если бы я так думала, то не сделала бы этого, — ответила Лэкси спокойно. Ломасу было не ясно, к чему относилось слово «этого». Он почувствовал, что находится у нее в руках, но какой-то странный отросток его возмущенного «я» все еще извивался в груди молодого человека. Лэкси сидела в изголовье кровати, голая, подтянув колени к подбородку, и наблюдала за ним. Ее пристальный взгляд и то, что она не замечала своей наготы, заставили его вспомнить о собственной наготе — и он инстинктивно опустил руку вниз.

Чуть заметная улыбка на лице Лэкси заставила его «я» взбунтоваться с новой силой.

— Ты выглядишь так, будто сошла с плаката «Поможем голодающим!», — усмехнулся Ломас.

Насмешка произвела неожиданно сильный эффект.

— Не нахожу это смешным! — отрезала Лэкси.

— Ох, мы, оказывается, очень переживаем из-за нашей фигуры.

— Я переживаю за тех, кого вижу на плакатах «Поможем голодающим!».

Это замечание чуть не вызвало у Ломаса очередной приступ уязвленного самолюбия, но вместо этого ему вдруг стало спокойно и легко.

— Извини, я не хотел сказать ничего дурного. Просто пытался уйти от серьезного разговора.

— Не пытайся, — посоветовала Лэкси.

— Но это очень длинная история, — предупредил он.

— Иди ко мне и расскажи все.

Род Ломас поведал свою историю Лэкси Хьюби, лежа рядом с ней на узкой кровати, принадлежавшей когда-то пропавшему мальчику, носившему одно с ними имя. Впрочем, история эта оказалась не такой уж и длинной. Она была просто запутанной. Не из-за сюжетных переплетений, а потому, что в ней смешалось все — сознание вины, сомнения, гордость…

— Идея принадлежала моему отцу, — начал Ломас. — Конечно, его нет в живых уже три года, но идеи, подобные этой, не рождаются за одну ночь. Я не знал о ней ничего, пока он был жив. Отец не хотел, чтобы даже самые дорогие и близкие ему люди знали о его ловких проделках. Бог мой, он бы мог править миром, если бы считал, что это чего-нибудь стоит!

— Ты ведь не думаешь, что он покончил с собой?

— Нет, Боже сохрани! — сердито воскликнул Род. — Весь этот вздор о том, что Он нарочно опрокинул свою машину, потому что его компания рухнула, был выдуман прессой. Отец был оптимистом почище мистера Микобера у Диккенса.

— Но у компании были неприятности.

— Да, отец всегда любил рисковать. Но, пока у него был оборотный капитал и он мог разговаривать с людьми, он считал, что все в порядке. Нет, компания потерпела крах, потому что он умер, а не наоборот.

— А что с капиталом?

— Он у него был — тридцать тысяч фунтов. Мелочь, конечно, в масштабах всей операции, но достаточно, чтобы умаслить нужных людей.

— Ты даже знаешь точную цифру?

— Конечно, ведь он получил эти деньги от тети Гвен.

Теперь уже Лэкси не могла скрыть изумления.

— Тетя Гвен одолжила твоему отцу деньги?

— Ни в коем случае! Лэкси, ты скоро узнаешь, что богачи — самые скупые люди на свете. Нет, папа знал способ получше, чем идти к ней с протянутой рукой. Он предложил тете оказать ей услугу. Думаю, он сказал, что Александра можно выманить из его укрытия с помощью надежного итальянского адреса. Вероятно, он убедил ее, что тот не желает возвращаться в Англию, останавливаться здесь в дорогих отелях и даже боится написать своей матери, поэтому-де какой-нибудь дом в Италии будет весьма кстати. Во время очередной поездки тети Гвен в Италию отец встретился с ней и в разговоре как бы невзначай упомянул, что в Тоскане есть великолепная вилла — «Вилла Бетиус», ее хотят срочно продать за сорок тысяч, это, дескать, будет прекрасное вложение капитала и все такое прочее. Тетя Гвен посмотрела виллу, ей все понравилось, договорились о скидке в двадцать пять процентов, и она ее купила.

— Это на тетю Гвен не похоже. Она никогда не поддавалась порыву.

— Никакого порыва не было. Купчая должна была вступить в силу через неделю после ее возвращения в Англию; она оставила свой чек у адвоката отца во Флоренции. Так что у старины Идена Теккерея было предостаточно времени, чтобы вытащить тетушку и ее деньги из этой сделки, если бы она ему не понравилась. Но вспомни — в первую же ночь после ее возвращения домой у нее случился удар. Моя мама дрожала, предвкушая ее смерть, но, увы, старушка поправилась. А через две недели после этого отец попал в автокатастрофу.

Род умолк, Лэкси обняла его своими худенькими руками и не выпускала, пока он снова не заговорил.

— Тут налетели стервятники. Все прибежали: люди из отдела по борьбе с мошенничеством рыскали вокруг со своими грязными намеками, кредиторы следили за каждым маминым движением, как будто она была диковинной кометой. Они бы вырвали у нее золотые коронки, если бы она спала с раскрытым ртом! Мама знала о сделке с виллой, хотя сама и не была во Флоренции. Ее надежды на то, что тридцать тысяч тетушки Гвен будут надежно спрятаны, скоро рухнули. Деньги находились в банке в Цюрихе. Но отряд по борьбе с мошенничеством и кредиторы, объединившись, разузнали о них. Лэкси, не верь тому, что ты читала про швейцарские банки. О миллионах они могут умолчать, но мелкие суммы отдадут первому полицейскому, который их хорошенько попросит.

— А как же вилла? В завещании никакая вилла вообще не упоминалась.

— Не торопись. Прошла пара месяцев. Однажды вечером зазвонил телефон. Звонили из Италии. Какой-то человек сказал, что в нескольких сделках он представлял моего отца, а сейчас нашел итальянскую семью, которая хотела бы снять «Виллу Бетиус» на следующую весну. Он сказал, что ему неудобно беспокоить маму, которая все еще скорбит об умершем муже, но он бы мог помочь ей. И так далее и тому подобное. Мы с мамой переглянулись, у нас появилась слабая надежда. Отец не оставил нам большого состояния, и негоже было пренебрегать никакими источниками дохода, как бы малы они ни были. Кредиторы все еще вились вокруг мамы, поэтому мы разделили свои силы: я отправился поездом во Флоренцию, она — в Йоркшир. Через пару дней мы поговорили по телефону и обменялись информацией. Ее новости были прекрасны: стало совершенно ясно, что, хотя Гвен и поправилась, она не вспомнила, что купила «Виллу Бетиус».

— Но кто-нибудь ведь должен был знать об этом? Например, Кич?

— Никоим образом. Гвен относилась к ней так, как любая обеспеченная йоркширская леди относится к своим слугам — в глаза звала «сокровищем», но ложки после нее все-таки пересчитывала.

— И все же тридцать тысяч…

— Капля в океане! А потом, чек мог быть выписан на какую-нибудь захудалую компанию, а не лично на отца. По-моему, Гвен вообще его не заметила… Нет, у мамы были все основания вести себя так, словно вилла принадлежала ей по праву наследования. С тех пор на счет в Дублине регулярно поступала небольшая сумма в качестве арендной платы.

— Это мошенничество! — заявила Лэкси.

— Ну разве что очень мелкое.

— Срок заключения тоже будет небольшим. Вы, наверное, сами до смерти перепугались, когда тетя Гвен умерла.

— Это точно. Мы подумали: в любую минуту махинация вскроется, тогда пиши пропало… Бог мой!

Маленькая, но крепкая рука девушки больно ударила его по ребрам.

— Так вот что заставило тебя искать встречи с «маленькой кузиной»! Вам захотелось выведать что-нибудь в конторе Теккерея! «Маленькая кузина Лэкси» такая дурочка, что и не заметит, как из нее вытягивают информацию.

— Ты, наверное, проткнула мне легкое! — охнул Ломас. — Поначалу я и впрямь так думал. Но скоро понял, что заблуждался.