Ему приснилось, будто он откидывает в сторону прогнившие зловонные одеяла с постели Мэри Монохэн и рассматривает ее иссушенное болезнью дряблое тело, сплошь покрытое омерзительной слизью и кровоточащими пролежнями. И вот старуха поднимается с кровати, берет доктора за руку и куда-то ведет за собой. Он нехотя идет вслед за ней, поминутно наступая на гнойную слизь, капающую из ее открытых ран. Мэри приводит его в кишащую змеями церковь. Скользкие тела клубками извиваются по полу, свисают со шпиля и карнизов, образуя живую сеть. Когда Чарльз разглядел их повнимательнее, то с ужасом понял, что это люди — местные прихожане: фермеры, шахтеры, дети и домохозяйки. Но вместо шей из их плеч росли длинные зеленые змеиные тела, и у некоторых эти жирные чешуйчатые шеи достигали такой длины, что головы уже волочились по полу, издавая непрерывное хищное шипение. Они то и дело приподнимались, раскрывали свои кровожадные пасти, и показывали желтоватые ядовитые зубы, а раздвоенные языки трепетали, распространяя по церкви зловещий шелест и свист.
Чарльз испуганно вскрикнул и хотел повернуться и убежать. Но ноги его словно вросли в пол — он не мог даже пошевелиться, а Мэри Монохэн пристально смотрела на него своими желтыми змеиными глазами и крепко держала за руку.
Чарльз снова закричал и проснулся, обливаясь холодным потом. Когда он понял, что это был всего-навсего страшный сон, он удивился, что Анита не проснулась от его истошного вопля; она мирно спала, и на губах ее играла едва заметная улыбка. Наверное, его собственный крик ему тоже только приснился.
Он попытался выбросить сон из головы, но это оказалось не так-то просто. Чарльз пролежал с открытыми глазами целый час, но в конце концов все же заснул — на сей раз безо всяких сновидений — и проспал до самого утра, пока не прозвенел будильник. Он любезно пропустил Аниту в ванную первой, а сам остался в постели, все еще переживая свой недавний кошмар. Когда же она ушла вниз готовить завтрак, Чарльз почувствовал, что сейчас ему просто необходимо включить телевизор и посмотреть утренний выпуск новостей.
Ситуация в нью-йоркском банке продолжала оставаться тяжелой, хотя в душе Чарльз все-таки надеялся, что к утру с террористами уже будет покончено и заложники при этом останутся невредимыми. Он всегда сильно переживал, если где-то начинало торжествовать явное зло, и теперь расценил свой сон как проявление подсознательного страха за жизнь заложников. Если бы власти к этому времени уже расправились с бандой, и все кончилось бы не так мрачно, как в его сне, Чарльз наверняка почувствовал бы сейчас огромное облегчение. Но, к сожалению, положение заложников пока оставляло желать лучшего.
Диктор сообщил, что некоторые из требований Зеленой бригады уже удовлетворены: к зданию Манхэттенского национального банка подогнан автобус для террористов и их заложников, а в аэропорту их ждет Боинг-747, который по приказу полковника Мао должен будет лететь на Кубу. Но ни генерал Кинтей, ни его сподвижники до сих пор еще не были освобождены из тюрьмы Аттика. Очевидно, власти разрешили полковнику Мао лететь в Гавану с двумя миллионами долларов, но отказывались выпустить Кинтея. И теперь Мао должна была дать ответ по телевидению.
С напряжением и отвращением одновременно Чарльз наблюдал, как оператор с камерой приблизился к дверям банка, и на экране вновь показалась полковник Мао: как и в прошлый раз она вела перед собой одного из захваченных служащих, приставив к его голове свой ужасный пистолет. Крупным планом показали ее прыщавое худое лицо, перекошенное гримасой ярости и презрения. Она объявила, что после того, как пробьет десять часов, ее товарищи по борьбе не намерены ждать ни минуты: начиная с этого времени через каждые полчаса они будут казнить по одному заложнику, и это будет продолжаться до тех пор, пока генерал Кинтей и его «соратники, скованные цепями империализма», не будут освобождены и в целости и сохранности доставлены к зданию банка. Затем солдаты Зеленой бригады и их оставшиеся в живых «военнопленные» проследуют в аэропорт Ла-Гуардия, чтобы сесть в реактивный самолет и взять курс на Кубу, где у них произойдет «историческая встреча с верным ленинцем товарищем Фиделем».
Снизу раздался звонкий голос Аниты. Она звала мужа завтракать и при этом просила поторопиться, потому что яичница уже остывала. Чарльз тут же выключил телевизор и с камнем на сердце спустился на первый этаж. Собравшись с духом, он надел дежурную улыбку, нежно поцеловал жену и обменялся шутками с Брендой и Мередит Мичам. Негритянки уже с раннего утра суетились на кухне — месили тесто для печенья и резали овощи на салат. Готовился праздничный ужин для прибывающих к вечеру гостей-пациентов. Обычно Чарльз с радостным возбуждением ожидал их приезда. Но сегодня все было иначе, и он даже не мог понять поначалу почему. Он тщетно пытался убедить себя, что новости не могли так сильно расстроить его. Ведь что-то ужасное каждую минуту происходит в каком-нибудь уголке планеты, и надо просто не так близко принимать все к сердцу, тем более, что все это так далеко от их дома. А поместье Карсон — как раз идеальное место для того, чтобы хоть на время выбросить из головы все тревоги и заботы.
После завтрака Уолши прошли в свой кабинет и там еще раз внимательно изучили истории болезни тех пациентов, которые сегодня должны были приехать сюда, чтобы до самого воскресенья пожить в поместье вместе с ними. И все равно Чарльз поймал себя на том, что ему трудно сосредоточиться.
— Что это сегодня с тобой? — наконец спросила Анита, снимая очки и озабоченно поглядывая на мужа.
— Ничего: Прости, я ночью неважно спал.
— Ты что, шутишь? Когда прозвенел будильник, я даже подумала, что ты его не услышишь — настолько ты крепко спал.
— Да, но я заснул только под утро, а всю ночь проворочался. Я думаю, перед обедом мне стоит совершить небольшую прогулку верхом, чтобы немного взбодриться.
Он даже подумал, не рассказать ли жене этот страшный сон чтобы побыстрее отделаться от воспоминаний о нем? Но, с другой стороны, зачем беспокоить ее такими жуткими рассказами? Она, разумеется, посоветует ему выкинуть из головы всякий вздор, и больше ничего. Потому что никакого психологического подтекста в этом сне явно нет. А приснился он оттого, что они вчера слишком много говорили про змей.
Глава пятая
Джим Спенсер, командир группы захвата, окружившей Манхэттенский национальный банк — крупный мужчина с острыми чертами продолговатого лица и с вечными мешками под глазами из-за бессонных ночей — нервно теребил свои коротко остриженные седые волосы, разговаривая по телефону с полковником Мао. Он находился в аптеке напротив банка, где был развернут оперативный командный пункт ФБР. С того момента, как Мао обнародовала по телевидению свой ультиматум, Спенсер постоянно вел телефонные переговоры то с ней, то с губернатором штата Нью-Йорк. На протяжении всей этой ночи губернатор неоднократно заявлял, что он никогда не согласится на освобождение осужденных из тюрьмы Аттика. Теперь он наконец изменил свое мнение. Но Мао уже не верила этому. И через пять минут, если Спенсер не сумеет убедить ее в реальности уступок властей, она отдаст приказ убить одного из заложников.
Спенсер кипел от негодования. Он с огромной радостью отправил бы на тот свет и эту Зеленую бригаду и всех тех, кто с ней связан. У него не было ни малейшего желания вести с этими ублюдками дальнейшие переговоры, так как это не просто действовало ему на нервы, но и заставляло его чувствовать себя последним трусом и молокососом. Однако именно этого и добивалась полковник Мао.
Захватив вчера в три часа дня Манхэттенский банк, она первым делом позвонила в местное отделение ФБР и четко дала понять, что будет вести переговоры только с Джимом Спенсером, своим заклятым врагом. В течение долгих девяти месяцев он беспрестанно пытался накрыть ее, но ей все же удалось избежать ловушки, в которую попался лишь ее менее удачливый любовник генерал Кинтей, отбывающий теперь пожизненное заключение. И сейчас она всячески унижала сотрудников ФБР, заставляя их удовлетворить все ее безумные требования.