Затем он схватил тяжелую вешалку для пальто и замахнулся, чтобы ударить меня. Мужчина, бьющий женщину, – самая гнусная вещь, которую я могу себе представить. Это подлое скотство.
«Как посмела твоя мать ударить меня рукой?! – закричала я в ответ. – И как ты смеешь поднимать на меня руку сейчас, ублюдок!» Я была в такой ярости, что, если бы у меня был нож, я бы пырнула его. Но ближайшим оружием оказалась тяжелая старинная одежная щетка, завещанная ему дедом, и я схватила ее и неистово начала колотить его. Я также ногтями исцарапала его кожу. Синяки, ссадины и кровь появились на Карле, когда я увидела совершенно неожиданно в его глазах тот же самый безумный эротический взгляд, какой был у него тем вечером, когда Рона грозилась убить его.
Я опустила взгляд ниже, и оказалось, что у него сильнейшая эрекция. Теперь я была в совершенном замешательстве, но эротический момент быстро прошел, и у нас начался настоящий кулачный бой, который был началом конца.
С этого несчастного воскресенья мы стали по очереди спать на диване в гостиной, пока я не нашла квартиру для себя. Я стала жить вместе с голландской девушкой по имени Соня в здании Рокфеллер Плаза.
Ее квартира была в нескольких кварталах от Карла, и до сих пор большинство моих вещей находилось там, несколько ночей в неделю я оставалась у него.
Уехать из квартиры Карла, думала я, – единственный путь, которым мне можно слегка понравиться его родителям и спасти наш бурный роман. Может, это сумасшествие, но я все еще любила человека, несмотря на все, и мы все были рабами тел друг друга.
Карл часто уезжал в командировки в тот период, и были времена, когда я так страдала и была так одинока, что пыталась успокоить свои нервы с несколькими лесбиянками, с которыми я знакомилась в баре под названием «Три», находившемся прямо за углом моего дома.
Когда в октябре 1968 года в Мехико проходили Олимпийские игры, Карл объявил, что собирается поехать в отпуск туда один. В этот раз его не было дольше, чем обычно. Перед его отъездом я смутно вспомнила, что как-то случайно упомянула в его присутствии о своей знакомой, светлокожей индонезийской девушке по имени Пенни, которая собиралась посетить Олимпийские игры в качестве представителя нашей национальной авиалинии КЛМ. В то время я не придала этому значения.
После его отъезда состояние депрессии не покидало меня, и из-за этого дольше, чем обычно, продолжалась моя связь с девушкой из Доминиканской Республики, которую я подцепила в голубом баре. Хотя я обманывала его всего лишь с женщиной, я рассказала Карлу про этот случай после возвращения из Мексики, и его гордость была уязвлена. И хотя это было почти комично, он заявил, что после этого признания брак невозможен, потому что он никогда не сможет доверять своей жене во время деловых командировок.
Какой лицемер. Я была уверена, что он в течение месяца занимался в Мехико еще кое-чем, кроме того, что наблюдал за забегами на сто метров. Но ничего не могла доказать. По крайней мере тогда. Несмотря на его безобразное отношение, у меня не было сил бросить Карла. Любовь слепа! И глупа также, если заставляет закрывать глаза на жестокость партнера.
Примерно в это время, когда Карл вернулся из Мехико, в его сексуальном поведении произошли странные изменения: оно стало несколько извращенным.
Однажды ночью, когда мы занимались любовью, он обратился ко мне: «Почему бы тебе не взять эту старинную одежную щетку и не поколотить ей меня немного?»
Но это были просто детские шуточки по сравнению с тем, что ему захотелось потом. Он стал просить меня рассказывать грязные истории о девушках, с которыми я занималась любовью: как я делала им минет и сосала их грудь. Ему также хотелось, чтобы я одевалась в соблазнительные одежды и исполняла стриптиз, в то время как он лежал где-нибудь рядом в утреннем халате с распахнутыми полами. Он просил меня слегка касаться его руки рукавом или шарфом и затем, чтобы подразнить, отпрыгивать в сторону.
По мере того, как его все сильнее охватывала страсть к экзотическому сексу, я решила купить несколько книг, посвященных сексуальным перверсиям, чтобы научиться новым способам доставлять ему удовольствие. Так я впервые попробовала японский трюк с введением нитки жемчуга в его задний проход и извлечением жемчужин одна за другой, и все это сразу же так возбудило его, что он кончил.
Затем он начал просить: «Ксавиера, я хочу быть твоей шлюхой. Сделай меня своей проституткой». Поэтому мне пришлось купить дилдоу (искусственный член. – Пер .) у своей подружки-лесбиянки, и я ввела этот предмет в его зад, села ему на спину, как жокей, с плетью в руке и изображала, что еду на лошади по Акведуку.
Я объявляла начало скачек и стегала его до «финиша», и каждый раз, конечно, должна была объявлять его победителем. Так же вспоминаю, как изображала вызывающе соблазнительный стриптиз в то время, как он лежал на кушетке, а я дразнила, дразнила и наконец насиловала его.
В конце ему меньше всего хотелось нормального секса, и я все ожидала, когда же, ради всего на свете, эта неестественная ситуация закончится.
Вскоре после этого Карл пришел с ответом. Однажды он сказал, что его переводят в Бразилию, в Сан-Пауло.
«Не огорчайся, Ксавиера, – сказал он. – Эта разлука – лучший выход для нас». Он должен был уехать в феврале и предложил мне спланировать дела так, чтобы присоединиться к нему где-нибудь в мае, и тогда определенно мы поженимся. Он обещал.
Днем его отъезда было 14 февраля, Валентинов день, праздник влюбленных, и за несколько дней до него он стал таиться от меня и не позволял доставать из ящика почту. Праздник святого Валентина не представлял для меня большого интереса, но я начала подозревать, что он означает значительно больше для него.
Он что-то скрывает, решила я, но не могла понять что. В ночь перед его отъездом мы остались вместе, и наутро, когда он принимал одну из своих долгих ванн с массой пены, как любил, я решила выяснить.
Я догадывалась, что ключ к нашим теперешним отношениям и к их будущему находится внутри черного «атташе-кейса», который он держал всегда закрытым и который в настоящий момент лежал на софе. Меньше всего мне нравилось совать нос в дела другого, но у моих действий было оправдание в моей интуиции, говорившей, что он скрывает что-то очень важное.
Зная образ мышления Карла, я прикинула что комбинация кода на замке его «атташе-кейса» должна быть какой-нибудь несложной. Я начала подбирать 353, 747, 636, 545 и при этом очень нервничала, опасаясь, что он войдет и застигнет меня. Поэтому я потихоньку заглянула в дверь ванной. Карл лежал в ванне под кружевом пены и просматривал какие-то бумаги. После четырнадцатой комбинации 242 замок открылся, и я нашла там пять открыток с поздравлениями на Валентинов день от разных адресатов и заказное письмо. Письмо было надписано знакомым почерком и проштемпелевано в Голландии. У меня тряслись руки, когда я вскрывала его.
«Мой дорогой Мексиканский Глобо, – начиналось оно. – Надеюсь, это письмо попадет прямо в твои руки, потому что мне очень не хотелось бы, чтобы Ксавиера прочитала его, так как мы с ней все еще хорошие друзья. Не могу передать тебе, как я счастлива. Наши любовные свидания в Мексике до сих пор стоят у меня перед глазами. Мой возлюбленный, я вся трепещу от желания. Твое восхитительное предложение руки и сердца – самый сказочный подарок в моей жизни. Я жду не дождусь, когда смогу уехать из Голландии. Не представляю себе более приятного человека, с которым бы можно было провести остаток жизни. Я ревную Ксавиеру каждый миг, который она проводит с тобой, и считаю дни, оставшиеся до твоего приезда. До встречи в Сан-Пауло. Твоя индонезийская Пенни».
Кто она, девушка вроде меня?
К тому холодному февральскому дню 1969 года, когда Карл уехал в Бразилию, моя вера в себя как в женщину и как в личность была постоянно на очень низком уровне.
Мое самолюбие было покрыто рубцами от моральных травм после двух лет любви и верности человеку, который обманывал, унижал и в конце концов бросил меня. И впервые в моей хорошо устроенной жизни у меня развился комплекс неполноценности такой величины, что его можно было сфотографировать. Практически я была кандидатом в самоубийцы.