Изменить стиль страницы

В рамках творчества Сколы Мы так любили друг друга становится одним из фильмов, подводящих итог определенному периоду в жизни общества; в том же духе будут выполнены позднее Терраса, La terrazza, 1980 и Семья, La famiglia, 1987. Отметим у Сколы редкую способность умело вводить кинематограф в действие как важнейшую социальную и культурную реалию. Можно даже сказать, что любовь Сколы к кинематографу (как зрителя и как творца) красной нитью проходит через рассказ о потерянном поколении (см. спор в киноклубе после показа Похитителей велосипедов, Ladri di biciclette*, телевикторину о кино, съемки эпизода из Сладкой жизни в фонтане Треви, речь Де Сики, которому посвящен этот фильм, и т. д.). Наконец, добавим, что этот фильм, мгновенно заслуживший успех во всем мире, создан не только выдающимися профессионалами и звездами (сценаристами, режиссерами, актерами), но и, помимо всего прочего, командой друзей. В лучших сценах он сохраняет в себе частицу вдохновенного дилетантства, дружеской сентиментальности, и это не дает ему иссохнуть и зачахнуть в собственной виртуозности.

БИБЛИОГРАФИЯ: Jean Gili. Le cinéma italien. 10–18. 1978. В этом цельном и увлекательном сборнике интервью содержится длинный разбор фильма, сделанный самим Сколой. Прежде всего Скола напоминает, что в 1-й версии сценария был лишь один главный герой — кинокритик, который повсюду следовал, словно тень (и совесть), за Де Сикой, игравшим самого себя. Де Сика умер во время озвучивания фильма, успев одобрить черновой монтаж. «Этот фильм, — пишет Скола, — рассказывает о любви и дружбе, о том, как умирают любовь и дружба, и, следовательно, о грусти. Тем не менее, грусть, обращенная в прошлое, может стать реакционной чертой, если она является самоцелью, если связана только с ностальгией и сожалениями. И, напротив, мне кажется правильным испытывать грусть и ностальгию и показывать эти чувства на экране, если они необходимы для внутреннего поиска, который может принести пользу в настоящем или в будущем».

Ces messieurs de ia Santé

Эти господа из Сантэ

1933 — Франция (109 мин)

· Произв. Pathé, Nathan

· Реж. ПЬЕР КОЛОМБЬЕ

· Сцен. Поль Армон, Леопольд Маршан по их же одноименной пьесе

· Опер. Курт Куран

· Муз. Жак Даллен

· В ролях Рэмю (Жюль Тафар, он же Гедеон), Эдвиж Фёйер (Фернанда), Полин Картон (мадам Женисье), Люсьен Бару (Амедэ), Поль Амио (комиссар полиции), Ивонн Эбер (Клер), Ги Дерлан (Зверш), Пьер Стивен (Эктор).

Перед началом судебного процесса о мошенничестве на бирже банкир Тафар сбегает из тюрьмы Сантэ, усыпив надзирателя. Мадам Женисье, директриса старой фабрики корсетов, где работает бывшая любовница Тафара, нанимает его по сходной цене и на испытательный срок. Для начала Тафар выполняет мелкие поручения, но быстро завоевывает всеобщее доверие, советует хозяйке и ее снохе Фернанде, как правильно вкладывать капитал, получает должность коммерческого директора и добивается роста доходности предприятия, модернизировав его работу рекламой и переходом на массовое производство. Он прививает вкус к роскоши детям хозяйки, достает Фернанде приглашения и вечерние платья, а ее мужу — скаковую лошадь и автомобиль. Вскоре фабрика корсетов становится центром подпольной торговли самым разнообразным товаром: мотоциклами, мебелью, сырами и даже пулеметами, идущими за границу. Полиция беспокоится; на фабрику приезжает комиссар, но Тафар сражает его заверениями в том, что вся торговля (на первый взгляд) оформлена легально. Тем не менее, мадам Женисье напугана и требует его отставки.

Тафар уезжает и учреждает банк «Гедеон», единственными вкладчиками которого становятся мадам Женисье и ее дети. Тафар, теперь называет себя Гедеоном и печатает 100 000 акций на несуществующие шахты в Эстереле; получив выгоду, он передает их конкурирующему банку. Катастрофа: в Эстереле действительно существуют какие-то шахты, и Гедеон остается без ценных бумаг. Вдобавок он узнает, что мадам Женисье и ее дети продали свои акции, не посоветовавшись с ним. Он приходит в бешенство и кричит на мадам Женисье, та же в ответ называет его рецидивистом. Он тут же вызывает полицию и сообщает, что Тафар и Гедеон — один и тот же человек. До этого его искали без особого энтузиазма, поскольку процесс над ним поставил бы многих в неловкое положение. Однако теперь его приходится арестовать. Все его прошлые аферы увенчались успехом, и в вину ему ставят только побег. Его охотно отпустили бы на свободу, но он очень хочет отбыть наказание в тюрьме Сантэ. Дело в том, что у него есть план: пока он будет отсиживаться в тени, его верный полномочный представитель Зверш потихоньку скупит за бесценок все его ценные бумаги, резко упавшие в стоимости после его ареста. Через несколько недель, когда Тафар выйдет из тюрьмы, его состояние и состояние его делового партнера умножится в разы.

♦ В отличие от многих французских фильмов 30-х гг., в основу которых положены популярные пьесы (водевилям, военным фарсам, сатирам, опереттам) 1910-1920-х гг. и даже раньше, эта комедия Пьера Коломбье снята по пьесе Поля Армона и Леопольда Маршана (ловко адаптированной для большого экрана самими авторами), написанной в те же годы, по горячим следам громких финансовых скандалов. Впервые пьеса была поставлена на сцене в 1931 г. в «Парижском театре»; режиссером выступил Рэмю, который (вместе с Ги Дерланом) оказался единственным актером из труппы, сохранившим за собой роль и в кинофильме (Дерлан сыграет ту же роль в повторной постановке пьесы на сцене того же театра в 1953 г., когда роль Тафара будет играть Реймон Суплекс). Это блестящее произведение создано в период расцвета и наивысшей силы французского театра. Оно стоит в одном ряду с пьесами «Кнок» (Knock, 1923) и «Топаз» (Topaz, 1928) и основано на том типе героя, который достигнет своего кинематографического апогея в фильме Мориса Турнёра С улыбкой, Avec le sourire* по сценарию Луи Вернея. В «Этих господах из Сантэ» рисуется портрет одаренного карьериста в коммерции и финансах, способного ловко завоевать чужое доверие, любящего риск больше, чем саму добычу. Это прежде всего игрок. После выхода пьесы этот персонаж навлек на нее упреки в безнравственности, поскольку зрители чувствовали к нему ту же симпатию, что и другие персонажи пьесы. Как пишет автор рецензии в журнале «La Petite Illustration» (от 25 июля 1931 г.), «моралисты непременно сочтут знаком времени тот факт, что „расхититель сбережений“ и „финансовая акула“, вечно строящий свое необычайное благосостояние на обманутых и разоренных бедняках, крадет у нас, вдобавок, наши симпатии и наше восхищение». И если некоторые критики не разглядели или не пожелали разглядеть обличительную сторону этой циничной сатиры, другие, более прозорливые, сумели оценить талант авторов, испытывая все же некоторую неловкость перед смелым портретом главного героя. Армори, критик из журнала «Comœdia», написал о нем: «Это поборник справедливости в насквозь коррумпированной системе, который ставит себя выше пошлых предрассудков и хочет восстановить равновесие, пользуясь деньгами и спекуляцией, словно оружием и даже скальпелем. Несмотря ни на что, эта пьеса все же опасна. Зато как актуальна!»

Пьер Коломбье берется за этого героя с тем же восторгом, с которым описывал похождения ловкача Мильтона в знаменитом Короле пройдох, Le roi des réquilleurs, 1930, а затем — в Короле гуталина, Le roi du cirage, 1931. Коломбье привносит в пьесу свой врожденный динамизм, чувство ритма, которые заметны не только в отдельных эпизодах, но и во всем повествовании, чье развитие (вместе с развитием «героя») продвигается стремительно, не зная преград. Коломбье в равной степени виртуозен в замкнутых интерьерах, где проходит одиссея ловкого торговца и биржевого мошенника, и на запруженных парижских улицах, где режиссер уже пристально следил за странствиями неутомимого Мильтона. Этот фильм, снятый с удовольствием и для удовольствия зрителей, без помыслов о какой-либо специфике кино, в то время (1933), когда французское кино еще не достигло в техническом отношении уравновешенности и зрелости (это время наступит в полной мере в 1935–1936 гг.), демонстрирует крайне притягательную молодеческую удаль в форме и едкость в социальной сатире.