— Алло? — прозвучал голос Саймона, и Клэри чуть не выронила трубку. Ее сердце готово было разорваться на части. Она так четко могла его представить: худощавый, с каштановыми волосами, он стоит, прислонившись к столику в узком коридоре, прямо возле входной двери дома Льюисов.

— Саймон, — проговорила она. — Саймон, это я. Клэри.

Повисло молчание. Когда он снова заговорил, его голос звучал растерянно:

— Я… Мы знакомы?

Каждое слово впивалось в кожу словно гвоздь.

— У нас вместе занятия по английскому, — сказала она, что в каком-то смысле было правдой — большинство занятий они посещали вместе, когда Клэри все еще училась в школе примитивных. — Мистер Прайс.

— Ах, да. — Говорил он не очень дружелюбно, довольно весело, но расстроенно. — Мне очень жаль. Я совершенно плохо запоминаю лица и имена. Что случилось? Мама сказала, что речь идет о домашней работе, но я не думаю, что у нас на сегодня есть домашняя работа.

— Можно у тебя кое-что спросить? — сказала Клэри.

— По поводу «Повести о двух городах»? — весело проговорил он. — Послушай, я ее еще даже не прочитал. Мне нравится более современные произведения. «Уловка-22», «Ловец во ржи» («Над пропастью во ржи») — что-то со словом «ловить» в названии. — Он слегка флиртовал, решила Клэри. Наверно, он подумал, что она так неожиданно ему позвонила, потому что считала его симпатичным. Какая-то случайная девчонка со школы, чье имя он даже не знает.

— Кто твой лучший друг? — спросила она. — Самый лучший друг на всем свете?

На мгновение он замолчал, а потом рассмеялся.

— Наверно, речь идет об Эрике. Знаешь, если тебе нужен его номер телефона, то могла бы просто попросить у него…

Клэри повесила трубку и уставилась на нее, как на ядовитую змею. Она слышала голос Джии, спрашивающей, все ли с ней в порядке, что случилось, но девушка не отвечала, лишь стиснула челюсти, твердо решив не плакать на глазах у Консула.

— А ты не думаешь, что он мог просто притворяться? — спросила Изабель. — Сделать вид, что не знает тебя, потому что это было бы опасно?

Клэри помедлила. Голос Саймона звучал так весело, банально и совершенно обычно. Такое нельзя подделать.

— Я совершенно уверена, — сказала она. — Он нас не помнит. Он не может.

Иззи отвернулась от окна, и Клэри заметила в ее глазах навернувшиеся слезы.

— Я хочу тебе кое-что сказать, — проговорила Изабель. — Но не хочу, чтобы ты меня ненавидела.

— Я не могу тебя ненавидеть. Это невозможно.

— Это еще хуже, — сказала Изабель. — Чем если бы он был мертв. Если бы он был мертв, то я могла бы горевать, но я не знаю, что думать — он в безопасности, жив, я должна быть благодарна. Он больше не вампир, а ему ненавистна была эта мысль. Я должна быть счастлива. Но это не так. Он говорил мне, что любит. Говорил, что любит, Клэри, а теперь он даже не знает, кто я такая. Если я буду стоять перед ним, он даже не узнает моего лица. Как будто все было неважно. Ничто не имело значения и не происходило. Он вообще никогда меня не любил. — Она со злостью ударила себя по лицу. — Ненавижу! — вдруг выпалила она. — Ненавижу это чувство, как будто что-то давит на грудь.

— Скучать по кому-то?

— Да, — ответила Изабель. — Никогда не думала, что буду испытывать подобное к какому-то парню.

— Не просто какому-то парню, — поправила Клэри. — А Саймону. И он действительно тебя любил. И это было важно. Может, он и не помнит, но ты-то помнишь. Я помню. Тот Саймон, что сейчас живет в Бруклине, — тот же Саймон, которым он был шесть месяцев назад. И это не ужасно. Он был замечательным. Но он изменился, когда ты узнала его: стал сильнее, познал боль и стал другим. И в этого Саймона ты влюбилась, а он влюбился в тебя, так что ты скорбишь, потому что его больше нет. Но ты можешь его немного оживить тем, что будешь помнить. Мы обе можем.

Изабель всхлипнула.

— Ненавижу терять людей, — сказала она, в ее голосе сквозила жестокость — отчаяние человека, потерявшего слишком много и слишком рано. — Ненавижу.

Клэри потянулась и взяла руку Иззи — правую худенькую ладошку, вдоль костяшек которой тянулась руна Всевидящее Око.

— Знаю, — сказала Клэри. — Но помни и о тех людях, что ты приобрела. У меня появилась ты. И я за это благодарна. — Она сильно сжала ладонь Иззи, и какое-то время ответа не было. А потом пальцы Изабель сжались. Так они и сидели в тишине на подоконнике, держась за руки.

В квартире, которая теперь стала ее, Майя села на диван. Будучи предводителем стаи, ей платили маленькую зарплату. Так что она решила потратить ее на аренду, чтобы сохранить место, когда-то принадлежавшее Джордану и Саймону, не допустить того, чтобы их вещи выкинул на улицу злой выселенный арендатор. Наконец она разберет их вещи, сложит что возможно, переберет воспоминания. Изгонит призраков.

Но сегодня она была настроена сидеть и смотреть на то, что прибыло к ней из Идриса в маленькой коробочке от Джии Пенхаллоу. Консул не поблагодарила ее за предупреждение, но при этом поприветствовала ее в качестве нового и неизменного лидера нью-йоркской стаи. Тон ее письма был холодным и отстраненным. Но в конверт была вложена бронзовая печать — печать главы Претора Люпуса, которой семейство Скотт всегда подписывало свои письма. Ее извлекли из руин на Лонг-Айленде. К ней была приложена маленькая записка, с написанными аккуратной рукой Джии двумя словами:

«Начни заново».

— С тобой все будет в порядке, обещаю.

Уже, наверно, в сотый раз Хелен повторяла одно и то же. И это, возможно, и помогло, если бы не казалось, будто она пытается убедить себя.

Хелен почти закончила собирать вещи, которые она привезла с собой в Идрис. Дядя Артур (так он сказал Эмме называть его) пообещал переслать все остальное. Он ждал внизу с Алиной, чтобы сопровождать Хелен в Гард, где она войдет в Портал, ведущий на остров Врангеля. Алина последует за ней на следующей неделе после подписания последних договоров и отданных голосов в Аликанте.

Эмме все это казалось скучным, сложным и ужасным. Единственное, о чем она жалела, что допустила мысль о сентиментальности Хелен и Алины. Сейчас Хелен совершенно такой ей не казалась, просто грустной, у нее покраснели глаза, а руки тряслись, когда она застегнула сумку и повернулась к кровати.

Кровать была огромной — на ней поместилось бы человек шесть. На одной ее стороне сидел Джулиан, прислонившись к изголовью, а с другой — Эмма. Между ними еще поместилась бы остальная семья, но Дрю, близнецы и Тавви спали в своих комнатах. Дрю и Ливви кричали, Тиберий воспринял новость об отъезде Хелен со смущением и широко раскрытыми глазами, как будто не понимал, что происходит или какого ответа от него ждут. В последний раз он пожал ей руку и торжественно пожелал удачи, как если бы она была коллегой, уезжающей в командировку. Та залилась слезами:

— Ох, Тай, — произнесла она, и напуганный мальчик тут же убежал.

Теперь Хелен опустилась на колени, встав на один уровень с Джулсом, сидящим на кровати.

— Помни о том, что я сказала, хорошо?

— С нами все будет в порядке, — повторил Джулиан.

Хелен сжала его руку.

— Не хочу оставлять вас, — проговорила она. — Если бы могла, я бы позаботилась о вас. Ты же знаешь, да? Я бы возглавила Институт. Я так вас всех люблю.

Джулиан поежился, как это мог сделать только двенадцатилетний мальчик при слове «люблю».

— Знаю, — выговорил он.

— Единственная причина, почему я уезжаю, — я оставляю вас в надежных руках, — сказала она, впившись в него глазами.

— Ты имеешь в виду дядю Артура?

— Я имею в виду тебя, — сказала она, и глаза Джулса округлились. — Знаю, что прошу многого, — добавила она. — Но еще я знаю, что могу на тебя положиться. Ты можешь помочь Дрю с ее кошмарами и позаботиться о Ливви и Тавви, а, может, и дядя Артур сможет. Он неплохой человек. Рассеянный, но хочет попробовать, похоже… — она замолкла. — Но Тай… — Она вздохнула. — Тай особенный. Он… В отличие от всех нас он по-другому воспринимает этот мир. Не все могут говорить на его языке, а ты можешь. Позаботься о нем ради меня, хорошо? Из него получится что-то удивительное. Но нужно, чтобы Конклав не узнал о его особенности. Они не любят, когда люди чем-то выделяются, — закончила она, и в ее голосе прозвучала горечь.