6
Аскольду, казалось, износу не будет — так хорошо он всегда выглядел: был силён, здоров духом, умерен во всём. «Но только не в любви!» — сказала бы Забава, она первой заметила удручённое состояние мужа, но не придала этому значения: «Да мало ли что?! Дел невпроворот, а Дир почти совсем в последнее время не помогает... Постоянно живёт в лесном тереме, который превратил в блудный Вавилон, Содом и Гоморру...»
Забава теперь тоже учит греческий под руководством Кевкамена и уже знает многие места из Библии; сие интересно ей, а не потому, что будто бы нужно: ведь она всё-таки жена христианина... Нет, по доброй воле она постигает правила и историю новой веры. И видит, что радуется этому её муж... А радость на лице Аскольда — великое счастье для неё!
Аскольд с некоторых пор почувствовал, что тоска стала нападать на него. По первости и особенно при Забаве и виду не подавал: шутил, смеялся. Но потом начала она наваливаться всё больше и больше: сперва камнем, а затем таким мёртвым грузом придавило грудь и сердце — не продохнуть.. Меньше стал есть, похудел. Дошло до того, что позвали знахарку. Та осмотрела князя, головой покачала: «Порчу накинули на князя, а кто это сделал, сильнее меня... Секите меня на куски мечами, протыкайте копьями, но поделать ничего не могу! Тут нужен очень сильный колдун... Знаю такого. Только он совладать может с сим колдовством».
Привели колдуна: сухой, жилистый, волосы почти до пояса, лицом костляв, с носом, как у грифа, глазами тёмными, как два омута. Немногословен, кряхтун. Разложил обгоревшие человеческие кости, череп, завёрнутые в тряпицы какие-то порошки разного цвета, печную глину, золу, соль, хлебные зерна. Оставшись наедине с князем, развёл огонь, стал сыпать в него порошки, глину, золу, соль, зерно и класть кости. А над черепом что-то начал бормотать и нашёптывать. Затем и череп положил в пламя, заставив Аскольда, не мигая, смотреть на него. А когда князь уснул, позвал Забаву, Вышату и других боилов, ожидавших за дверью, и сказал:
— Чёрная немочь на князе... Я сделал заговор на отгон чёрных муриев... Семь старцев, ни скованных, ни связанных, сидящих у могилы убиенного сына Аскольда, уже взяли по три железных рожна и должны скоро колоть, рубить чёрных муриев на семьдесят семь частей. Потом они соберут эти части в кади железные, в тенёта шёлковые... А из Булгарии, откуда родом мать убиенного Всеслава, прилетит птица Гагана с железным клювом и медными когтями. — Тут колдун навёл на слушающих свои страшные очи, и те поёжились. — Та птица Гагана сядет у могильного кургана, где будут стоять кади железные, в которых лежат куски чёрных муриев в шёлковых тенётах, и станет сидеть крепко, никого не подпуская, всех отгоняя и кусая. Но если подпустит кого, верные мурии оживут и снова набросятся на Аскольда... Тогда повезу его сам на могилу Всеслава...
Прошло ещё несколько дней, состояние Аскольда не улучшилось. Колдун позвал Вышату и заявил:
— Поедем... Только там, у могильного кургана сына Аскольда, я разберусь с птицей Гаганой... Почему плохо сторожит?.. Ещё вижу чёрные вихри, несущиеся с того берега Итиля. Берите, кроме дружины, и войско...
Кевкамен, конечно, зло высмеял выдумки колдуна, велел сопроводить князя в церковь на молитву, но Вышата тут воспротивился, несмотря на некоторую с его стороны симпатию к греку. Бойл рассудил по-своему: наши отцы и деды при чёрной немочи всегда прибегали к услугам колдунов, и теперь нужно сие сделать, иначе Аскольду конец придёт. Высосут кровь из него чёрные мурии!
Отрядил к Янго, как условились, нарочного, и уже через несколько дней подошли к Киеву две тысячи хорошо вооружённых конных ратников, снабжённых к тому же провизией на дорогу.
Вскоре и тронулись.
К концу пути Аскольду стало совсем худо. Еле живого сняли его с подводы, посадили на коня, и колдун, поддерживая князя в седле, отправился к могильному кургану Всеслава, сказав Вышате:
— Приезжайте через три дня и три ночи. Не раньше и не позже!
Когда же приехали рано поутру через три дня и три ночи, то обнаружили князя спящим на берегу Итиля и коня, мирно пощипывающего траву рядом. Но колдуна, сколько ни искали, так и не могли найти...
Аскольд очень удивился тому, что оказался на пустынном берегу реки.
— Как здоровье твоё, княже? — сразу спросил его Вышата.
— Силу чувствую втрое больше прежнего, — весело ответил Аскольд.
— Вот и добре... — И Вышата поведал князю, как оставили его с колдуном на берегу Итиля у могильного кургана Всеслава на три дня и три ночи. Только вот искали-искали чародея, да не нашли.
— Конечно, спал я, а будто наяву общался с сыном. И под конец, как проститься со мной, сын мне точно сказал, кто убил его... Да ещё в убийстве винят и меня... Первая жена моя, мать Всеслава, обвиняет... Может статься, в чём-то она и права.
— Нет уж, княже, не считай себя виноватым, иначе снова немочь к тебе возвратится, — убеждённо проговорил Вышата.
Колдун давно задумал уйти из своих краёв, с того дня задумал, как появились первые христиане. А уж когда построили в Киеве деревянную церковь, тогда всё для себя решил окончательно.
Рассудил так: уж коль при язычестве колдунам житья не давали, а при христианстве и подавно не дадут! А тут такой случай! Позвали от самого великого князя чёрных муриев отгонять; кто-то очень сильный наслал на Аскольда порчу... Когда колдовал, понял, кто это: когда-то любившая князя черноокая женщина! Чары были очень могучи, но колдун поборол их!
Хотел за труды коня взять и уплыть к тому берегу. Коня оставил: пусть поминают добрыми словами, и колдуны иногда в добрых словах нуждаются...
А на той стороне, у чёрных булгар, никакого христианства и в помине нет, там можно шаманом стать и не опасаться более за свою жизнь. А ведь в Киеве могут и живого в землю закопать и осиновый кол в сердце вбить...
Для киевлян оставшиеся позади кочевые разрозненные и неорганизованные племена мордвы и буртасов не представляли особой опасности, наоборот, по мере приближения русов к реке Итиль за счёт некоторых этих племён воевода Вышата увеличил своё войско и пополнил продовольственные запасы и походную казну. Бойл, правда, не слишком обольщался: он понимал, что при отходе назад дикие наймиты отхлынут снова в свои необозримые степи, лежащие между Киевской Русью и Черной Булгарией. Но сейчас воинов у воеводы было достаточно, чтобы не только сразиться с булгарами в открытом бою, но и попытаться взять приступом их город, раскинувшийся по ту сторону реки, город, который по богатству может вполне сравниться с хазарским Итилем. И не только сравниться, но, пожалуй, и превзойти его... Если Итиль стоял на пересечении караванных и речных путей в одну лишь сторону — к Джурджанийскому морю[81], то через город Булгар шли купеческие товары и к морю, и по прямой дороге на юг, проходившей по земле мадьяр, печенежских огузов, к берегу Хорезмского моря[82] и далее в одну сторону на Хургандж, к Хорасану, в другую — на Бухару, к реке Инд.
Пока колдун изгонял болезнь из тела Аскольда, Вышата в сопровождении других боилов выходил на высокий берег Итиля, смотрел на белеющие вдали крепостные стены Булгара и прикидывал, за сколько дней осады их можно проломить. Рядом находившиеся мелкие мордовские князьки говорили, что стены эти глинобитные и разрушить их будет нетрудно, при этом у князьков хищно загорались глаза: в кои веки выпал удобный случай — пограбить с помощью русов более сильного и богатого соседа; в обычное время к границам его они и приблизиться не смели. Поэтому булгары, соблюдая старинный обычай предков, хоронили умерших за рекой, на высоком «красном» месте, фактически на чужой территории, не опасаясь, что могильные курганы будут разграблены. Таким образом, и сын Аскольда был захоронен на этой стороне Итиля.