Еще в пути Виктор пытался представить себе, какое впечатление произведет на Орлиева его известие. Сначала тот не поверит, потом оно ошеломит, обрадует его, заставит немедленно предпринимать что-то. Они сразу же примутся за письмо, и Чадов, если еще не уехал, поможет им. Потом они соберут подписи от всех партизан, которые знали Павла...
Но вышло все не так.
Орлиев действительно удивился. В первый момент на его лице вместе с удивлением даже проглянул слабый отблеск радости. Но чем дальше он слушал Виктора, тем заметнее мрачнел, сутулился, смотрел сощуренными глазами в сторону окна. Его твердые неподатливые пальцы уже барабанили по столу.
— Мальчишки! Сопляки! Доигрались со своими штучками!—глухо проронил он.— Вон к чему приводит ваше умничанье! Ты тоже виноват...
— Тихон Захарович! Я уже слышал все это! Сейчас незачем об этом говорить... Надо помочь Павлу!
— Чего ты от меня хочешь?
— Надо написать в Москву, объяснить все. Это же ошибка, ее надо как можно скорее исправить!
— Ты что, считаешь, что его без причины на десять лет посадили? — вдруг спросил Орлиев, поглядев прямо в глаза Виктору, растерявшемуся от такого вопроса.
— А вы разве... считаете иначе?
Орлиев помолчал. Он, видимо, хотел как-то уйти от прямого ответа, но это было не в его натуре. Тяжело повернувшись в кресле, он поднялся и сказал:
— Десять лет за пустяки не дадут... И занимались его делом, наверное, люди не глупее нас с тобой.
Виктор тоже встал. Он едва уже сдерживался.
— Значит, вы отказываетесь?
— Что — отказываюсь?
— Писать в Москву.
— Да, отказываюсь... И тебе не советую тратить время впустую. У тебя есть дела поважней. Заварил кашу с переходом в семидесятый, а сам занимаешься черт знает чем!
— Хорошо, мы это сделаем без вас! — Виктор пошел к выходу, у двери остановился. Он чувствовал, что просто уйти не может. Лучше сразу высказать все до конца.
— Знаете что?! — Виктор старался говорить спокойно, но негодование, обида все-таки проступали в дрожании его голоса:— Мне много говорили о вас... Я не верил... Вы знаете, кем вы были для меня?! Я никогда не думал, что вы можете так поступить. Неужели вы не верите Павлу? Ведь вы его знаете с детства... Ведь это же... подло, поймите!
— Что?! — Орлиев резко оттолкнул ногой загремевший стул и, подавшись вперед, навис над столом.— И ты, молокосос, учить меня будешь?!
— Нет, не буду... Я просто никогда уже не смогу верить вам. Никогда!
Хлопнув дверью, Виктор вышел в приемную, пробежал мимо удивленных шумом людей и выскочил на улицу.
«Вот так... Теперь все ясно... Рано или поздно это, видно, должно было случиться»,— думал он, торопливо шагая к деревне.
На половине пути вспомнил об оставленном у конторы мотоцикле.
«Ладно, потом вернусь... А я еще не верил Чадову. Какой я был дурак! Теперь все ясно!»
Дома никого не оказалось. Входная дверь была снаружи заперта на привязанную к скобе палочку-залож-ку, и Виктор побежал обратно к поселку.
Кто-то из встречных сказал, что видел «петрозаводского корреспондента» у столовой, что тот собирается уезжать, так как был с чемоданом.
— Автобус не ушел еще?
— Стоит, стоит, должно, пойдет скоро.
Виктор нашел Чадова в столовой. Сидя за одним столиком с шофером автобуса, Юрка попивал настоянный до черноты чаек и вел разговор о дороге, о погоде, о городских новостях.
— Можно тебя? — тронул его за плечо Виктор.
— A-а, вернулся,— обрадовался тот.— Я уж думал, и не увидимся. Хочешь чаю? Садись...
— Ты уезжаешь?
— Да, брат, пора... «Шеф», наверное, и так икру мечет.
— Я тебя ищу.
— Что случилось? — встревоженно посмотрел на пего Чадов.
— Выйдем... Дело важное...
— Не опоздай! Скоро трогаемся,— крикнул им вслед шофер.
У столовой, как всегда перед отходом автобуса, было много народу. Виктор отвел Чадова за угол здания, к поленницам дров.
— Тебе придется на денек остаться,— сказал он, еще не зная, как лучше сообщить о новостях.
— Да что случилось? Чего ты тянешь?
Подробно говорить было некогда. Виктор рассказал лишь главное — Павел жив и находится в заключении.
— Вот это новость! — воскликнул Чадов.— Значит, он-таки попал в плен... Ну и казус! Слушай, а ты случаем не знал об этом раньше? — подозрительно прищурился он.— Зачем тебя в лагерь поперло? Какое-то уж больно удивительное совпадение.
— Конечно, не знал... Я и до сих пор в себя прийти не могу. Временами даже не верится.
— Ну и история! Жаль Павла! «Луцеж потяту быти, нежели полонену быти». Помнишь «Слово о полку Иго-реве»? Мудро сказано!
— Орлиев отказался написать в Москву... Я хотел, чтоб мы, все, кто знает Павла, написали туда. А он отказался...
— Разве я не говорил тебе! — усмехнулся Чадов.— Ты не верил мне, ну а теперь сам убедись, каков Тихон на поворотах.
— Ты прав,— согласился Виктор.— Как ни печально, но это так... Черт с ним, обойдемся и без него... Идем! Где твой чемодан? В столовой остался?
— В машине...
— Бери скорей и пойдем. Надо сегодня же, сейчас же написать!.. Подробно, обстоятельно, все, как было!..
По усилившемуся гомону и громким голосам можно было понять, что автобус уже готовился к отправке, Виктор и Чадов подошли, когда шофер уже давал сигналы. Чадов постучал в ветровое стекло, прося подождать, и, неловко помявшись, сказал Виктору:
— Понимаешь, старик, я не могу остаться.
— Что ты говоришь? Почему не можешь?
— Я и так опаздываю... А потом — у меня срочное дело... Организационный вопрос, понимаешь..
— Юрка, всего один день... Завтра ты уедешь.
— Нет, нет, не уговаривай, остаться не могу.
— Может, ты тоже не хочешь?
— Ну что ты, Виктор!..— По тому, как Чадов растерянно и виновато улыбнулся, Виктор вдруг понял, что попал в цель. И эта вечная улыбка неожиданно показалась ему настолько жалкой и противной, что он отвел взгляд в сторону.
— И у тебя хватает после этого наглости в чем-то обвинять Орлиева?! Эх ты... Краснобай!
— Ты зря, Виктор,— тихо отозвался Чадов.
Снова прогудела сирена. Чадов неуверенно сказал: «Ну, до свидания!» — и полез в автобус.
Шофер, обернувшись, подождал, пока он усядется, потом дал сигнал, и машина тронулась. Она уже выезжала на шоссе, когда Виктор неожиданно сорвался с места, догнал ее, побежал рядом, стуча в кузов до тех пор, пока машина не остановилась.
— У тебя есть адреса наших товарищей по отряду? — через окно крикнул Виктор Чадову.— Дай их мне.
Чадов торопливо зашарил по карманам, достал одну записную книжку, другую, начал листать, вынул карандаш, стал быстро переписывать. Шофер и пассажиры недовольно наблюдали за ним, но, понимая, что происходит что-то важное, молчали.
— Да вырви ты их...— не выдержал Виктор.— Зачем они тебе?.. А если потом понадобятся, я их верну.
— Конечно, конечно,— торопливо согласился Чадов.
Несколько старых затрепанных по краям листков перешли через открытое окно из руки в руку, и машина умчалась,
2
Войттозерское отделение связи занимало одну из квартир жилого щитового домика. Все здесь было как на настоящей почте: высокая перегородка с двумя окошечками, стол с образцами почтовых отправлений под стеклом, небольшой коммутатор и даже похожая на фанерный шкаф будка для телефонных переговоров.
— Можно вызвать Петрозаводск?
Сидевшая за барьером девушка надела наушники.
— Что в Петрозаводске?
— Цека партии. Товарища Дорохова.
— А номер не знаете?
■— К сожалению, не знаю.
Ждать пришлось долго. Виктор присел к столу, машинально, не вдумываясь в текст, прочитал лежавшие под стеклом образцы переводов, телеграмм и писем, адресованных в город Краснодар, какому-то Ивану Осиповичу Петрову, проживающему по ул. Советской, дом 64, кв. 5. Он подумал об Иване Осиповиче, как о живом человеке, и даже позавидовал ему. Хотелось верить, что есть на свете этот Петров и, видно, он очень хороший человек и верный друг, если ему так часто пишет, телеграфирует, шлет переводы Николай Сергеевич Кузнецов, проживающий в Петрозаводске, по проспекту Ленина, дом 15, кв. 10.