Минуты шли за минутами. Все четверо сидели без движения и ели глазами линию пузырьков, которая очень медленно приближалась к границе бурой жидкости. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем они соприкоснулись. Джеррард так и подался вперед, напрягшись всем телом. Но ничего не случилось: мутант по-прежнему рос, пузыри продолжали распространяться по пластмассе, не выказывая никаких признаков недомогания.
Райт бросил мимолетный взгляд на канадца, и в уголках его тонкого рта мелькнула тень улыбки. Скэнлон молчал, сосредоточенно поджав губы. Бьюкен с неизменно непроницаемым видом посасывал свою трубочку.
Пена захватывала все новые участки, скорость ее движения словно бы даже нарастала. Джеррард чуть слышно выругался. Каждый из них отдавал себе отчет в том, что под стеклом перед ними решается судьба города, быть может, всего цивилизованного мира. Стекло над блюдом отбрасывало на их лица блики света, вокруг было полутемно, и это делало их похожими на средневековых алхимиков.
И вдруг Джеррард воскликнул:
— Замедляется! Да, да, я уверен, замедляется!..
Остальные вслед за ним стали приглядываться еще пристальнее. Пузырьки на переднем крае наступления бактерий стали мельче, само наступление затормозилось. И, наконец, к их восхищению, прямо на их глазах оно прекратилось совсем. Пузырьки лопались — а новых на том же месте не возникало.
Мутант-59, попав на блюдо, объелся до смерти. В слепом своем движении, в безмозглых поисках новой пищи он поглощал молекулы полиаминостирена, всасывал их каждой клеткой. Но результат был иным, чем прежде. Как только молекулы проникали во внутреннюю структуру клетки, за дело принимался цианид и нарушал ее жизненные функции одну за другой. Биохимическое совершенство — мутант, заботливо выведенный Эйнсли, — потерпело крах.
— Но у нас всего десять граммов, — сказал Райт. — А там целый город. Понадобятся тонны и тонны…
Джеррард был вне себя от радости.
— Это понятно. Засадим “Политад” за массовое производство. У них есть все необходимое оборудование. А потом разбросаем такую пластмассу по всему району. В тоннелях, в коллекторах — точно крысиный яд…
Он упал на стул, чувствуя, как полное изнеможение овладевает каждой мышцей его тела. Скэнлон озабоченно посмотрел на него.
— Надо еще провести полевые испытания. Поехать туда, где только что произошла вспышка…
— Ну что ж, — согласился Джеррард, — согласен. Сколько вы сможете сделать такой же отравы, скажем, за шесть часов? — осведомился он у Райта.
Тот подумал минуту — другую и ответил:
— На этой аппаратуре примерно граммов триста.
— Трехсот граммов ни на что серьезное не хватит, — объявил Скэнлон.
— Ну, положим, если развести их растворителем, а потом распылить… — возразил Джеррард. — Растворитель улетучится, а остаток — мутанту. Свяжитесь с “Политадом”, — отдал он распоряжение Скэнлону, — предупредите, чтобы готовились запустить оборудование на предельную мощность. — И к Райту: Нам понадобится все, что вы сделаете, до последнего грамма. Пожалуй, можно сообщить в центр, что мы этого мутанта прихлопнули. Только стоило бы проверить, хватит ли у нас растворителя — толуола, например, — чтобы суспензия лучше распылялась.
Он на мгновение замолк и снова заглянул в блюдо, будто хотел удостовериться, что успех ему не померещился. Пузырьки исчезли с поверхности.
— Черт возьми! А ведь и вправду получилось!..
Бьюкен заговорил впервые за всю ночь:
— Ну, и что прикажете по этому случаю? Дать вам Нобелевскую премию?..
18
Воздух в подземном контрольном центре был теперь гнилым и спертым. Три из четырех гигантских вентиляторов, обслуживающих весь комплекс тоннелей и бетонных спален, пришлось отключить, поскольку их заборные устройства располагались в зоне поражения и вполне могли разнести инфекцию во взвешенном состоянии но всей системе. Четвертый вентилятор, в зарешеченной башенке за пределами опасной зоны, крутился изо всех сил, но свежего воздуха, который он нагнетал, хватало лишь на то, чтобы кое-как дышать, но вовсе не на то, чтобы рассеять зловоние мутанта-59, уже проникшее сюда. Запах — аммиак с сероводородом — вызывал у всех такие приступы тошноты, что консервированная пища в столовых оставалась почти нетронутой. Кроме того, этот запах намертво пропитывал одежду и мягкую мебель.
Наверху, на улицах, зловоние висело в морозном безветрии, как похоронный звон.
Слейтер расположился за одним из столов, заляпанных пролитым кофе, делая вид, что заинтересованно слушает человека, который сидел напротив. Тот разглагольствовал о системе водоснабжения в районе — как она спланирована и как управляется. Слейтера это не занимало, мысли его были далеко отсюда, в тоннелях метро. Внезапно он уловил по тону собеседника, что тот закончил свое выступление, и понял, что вообще ничего не понял.
Пришлось идти на риск.
— Действительно, кто бы мог подумать! — сказал он, надеясь, что не попал впросак.
К большому его облегчению, на лице собеседника не возникло недоуменной усмешки.
— Да, представьте себе, — подхватил тот, — и ведь до сих пор не составлено даже полной подземной карты района. Это, право же…
Слейтер вздрогнул и поднял глаза — в комнату ворвался Бьюкен.
— Доктор Бьюкен! Вот уж не ждал! Как вы сюда попали?
— Не имеет значения. Я должен с вами поговорить. — Высокий худой шотландец был просто не в состоянии сдержать себя. — Поздравьте меня, я нашел его!..
— Кого, что?
— Связующее звено, общий фактор, корень зла!
— Успокойтесь! — Слейтер показал на стул рядом. — Садитесь. Между прочим, это мистер Паркин, из исследовательской группы при управлении водоснабжением. Мистер Паркин, позвольте представить вам доктора Бьюкена из агентства Креймера… — Мужчины обменялись короткими кивками. — А теперь рассказывайте, в чем дело.
— Так вот, — сказал Бьюкен, — помните ли вы, что в компьютере, который управлял вашей дорожной сетью, обнаружился неисправный узел? Помните ли вы о неисправности датчика топливного насоса и о катастрофе в Хитроу?
— Да, конечно.
— Экспертиза показала разрушение изоляции, не так ли?
— Да, я прекрасно все это помню. Мы, собственно, пошли еще дальше и установили, что катастрофа в Хитроу произошла по аналогичной причине, а командование флота считает, что нечто подобное, вероятно, случилось и на затонувшем “Тритоне”.
— Совершенно верно. Три происшествия, а причина — одна!
— Вовсе нет, — покачал головой Слейтер. — Это еще ничего не доказывает. Допускаю, что разрушение изоляции — действительно общий фактор, однако…
— Согласен, согласен, — перебил его Бьюкен, — но что вы скажете, если выяснится, что разрушение однотипное?
— Что вы имеете в виду?
— Если выяснится, что разрушилась изоляция у одной и той же детали?
— Да, пожалуй, на меня это произведет впечатление.
— Так вот, последние три дня я, без преувеличения, жил у телефона. Я провел собственное расследование, и, представьте себе…
— Продолжайте.
— Представьте себе, — Бьюкен даже руками всплеснул, — это действительно одна и та же деталь! Одна и та же! В датчике топливного насоса самолета была такая маленькая электронная штучка — логическая ячейка. В вашем компьютере та же самая штучка составляла жизненно важную часть адаптивной схемы, и, представьте, — я созвонился с военно-морским исследовательским институтом в Портсмуте — эта же ячейка была и в компьютерах дальности запуска на подлодке ее величества “Тритон”…
— Прекрасно, значит, вы нашли общую деталь, но это опять-таки ничего не доказывает. С равным успехом вы могли бы заявить, что болты и гайки оказались выпущенными одной фирмой. Ну, и что из того?
— Согласен. Post hoc4, примитивная логика и все такое прочее, — Бьюкен сегодня был явно в ударе, — но ведь дело на том не кончается! Несчастье с “Кондором-6” — вы читали о нем?
4
После этого (лат.). часть поговорки Post hoc ergo propter hoc — “После этого — значит вследствие этого”, высмеивающей псевдопоследовательное мышление. — Примеч. перев.