Доктор перевязал пуповину, медсестра быстро и умело ополоснула девочку теплой водой, очистила ей ротик и носик от слизи. Звучный крик малышки показался Кэсси самым сладким, самым замечательным в мире.

Медсестра вложила теплый комочек в руки Кэсси.

– Ну, вот и мы, мамочка.

Мамочка. Есть ли лучшее слово на земле. Это чудо. Чудо, думала Кэсси, глядя в сморщенное розовое личико. Вся боль исчезла бесследно. Даже воспоминания о ней растворялись как дымок в осеннем небе. Она провела пальчиком по атласной щечке малышки, потрогала мягкие пушистые черные волосики. А когда девчушка открыла ярко-синие глазки и посмотрела на свою маму, Кэсси поняла, что такое любить.

Вот что значит быть на седьмом небе от счастья! Держать в руках, нянчить такую куколку, которая двигает ручками-ножками, корчит гримаски, плачет, словом, живет! А какое удивительное сходство с отцом...

Первое время, удрученная неудачами и одиночеством, Кэсси была просто убита тем, что Рорк так и не ответил ни на одно из ее писем.

Но постепенно она пришла к печальному выводу о том, что Белл была все-таки права, утверждая, что никому из Гэллахеров Кэсси не нужна.

Отказ Рорка признать своего ребенка – а как еще объяснить его молчание? – был серьезным ударом. Кэсси думала, что он лучше своего отца. Впрочем, каких только препятствий ей не приходилось преодолевать в жизни – справимся и с этим, решила Кэсси, буду своей дочурке и мамой, и папой одновременно. Вот если бы только не частые ночные кошмары, в которых за ней гнался Кинлэн Гэллахер, гнался, чтобы отнять дочь.

На работу Кэсси вернулась, когда Эми было уже шесть недель, рыдала, впервые расставаясь с ней на целый (!) день. Заботы о малышке были теперь возложены на няню. И хотя рекомендации этой молодой приятной женщины были безукоризненны, Кэсси долго не верилось, что кто-то может ухаживать за ее дочкой так же, как она сама.

– Перед вами – пример счастливого материнства. Тебя можно на пленку снимать, для учебного фильма. Или для рекламного ролика, – пошутила как-то Нина. Стояло прекрасное июньское утро. Кэсси с дочуркой только что вернулись с прогулки, и для малышки была мгновенно устроена ванна, в которой та гукала и улыбалась. – Клянусь, у тебя на редкость счастливый, цветущий вид. Так и просится на видео.

– Умоляю тебя, – смеясь сказала Кэсси, вся мокрая, так отчаянно брызгалась Эми в пластмассовой ванночке, – умоляю, не принимайся опять за свое.. Я же знаю, ты хочешь сделать из меня фотомодель, но...

– Но я не отстану от тебя, пока не уговорю.

– Даже если бы я могла быть фотомоделью, меня никак не устроил бы режим работы. Все эти переезды... – возразила Кэсси, – а я не хочу оставлять Эми.

Хватая маленькими ладошками мыльные пузыри на воде, Эми громко залопотала что-то, будто соглашаясь с мамой.

Нина лишь пожала плечами, прекрасно зная, когда лучше ретироваться.

– Ну, как знаешь. Тебе жить, – сказала она, – хотя мы могли бы и ребеночка привлечь к нашему бизнесу. Видит Бог, она просто картинка, а уж какая спокойная!

Трехмесячная Эми была хорошенькая, пухленькая, здоровенькая малышка с розовыми щечками, темными завитушками на головке, с сияющими, ярко-голубыми – как у папы! – глазами и улыбкой, от которой таяли сердца суровых людей.

– Эми не будет фотомоделью, – объявила Кэсси.

– Почему бы и нет? Если это будет приносить вам неплохие деньги, о которых ты всегда столько говорила?

– Не хочу рисковать. Не хочу, чтобы кто-нибудь узнал о ней, – стояла на своем Кэсси.

Кинлэн выкинул ее из города, Рорк вообще от нее отказался; в душе Кэсси до сих пор жил страх перед их могуществом, перед деньгами Гэллахеров. Случись так, что Кинлэн вдруг передумает и захочет признать свою первую внучку, Кэсси ничего не сможет сделать. Кинлэн Гэллахер всегда получает все, что пожелает.

Всю свою сознательную жизнь Кэсси мечтала любить кого-то. Любить щедро. Сначала маму, потом Рорка. И вот теперь у нее есть Эми, которая любит ее безоговорочно и безусловно. Так же, как она сама любит дочку. Честное слово, иногда Кэсси так переполняли чувства к дочери, что было удивительно, как она не взрывалась от их переизбытка. Неужели она заслужила такое чудо, такое счастье?

– Тебе не кажется, что это какие-то параноические симптомы? – спросила Нина. – Что-то никто из Гэллахеров, включая родного отца Эми, не проявил ни малейшего интереса к твоей беременности.

Иногда, поддавшись слабости, Кэсси едва удерживалась, чтобы не рассказать Нине все. Эми закончила купание, и теперь мама вытирала ее мягким полотенцем, посыпала толстенький животик и розовую попку нежно-пахнущей детской пудрой. Эми улыбалась маме, немного кося глазками от удовольствия, а пухлой ручкой тянулась к пластмассовой коробочке с присыпкой.

– И все же рисковать я не буду, – повторила Кэсси тоном, не допускающим возражений.

Сразу настроившись быть идеальной матерью, Кэсси постоянно обращалась к изрядно потрепанной книге Пенелопы Лич «Младенчество». Английский детский врач-психолог вслед за знаменитым доктором Споком излагала свою теорию воспитания детей, а также знакомила читателей с особенностями роста и развития грудных детей.

Кэсси изучала ее труды с тем же усердным благоговением, с каким мисс Лилиан читала свои псалмы.

Кэсси с удовольствием отмечала, что ее малышка не только развивается соответственно возрасту, но и опережает «график». В три месяца Эми уже свободно переворачивалась на животик и обратно, а головку начала поднимать и того раньше. К пяти месяцам она пыталась самостоятельно сесть, хотя более нескольких секунд удержаться в таком положении не могла. Она улыбалась, гримасничала, все тянула в рот – не за горами и первый зубок!

Когда Эми исполнилось полгода, вернулась из Парижа хозяйка квартиры, которую занимала Кэсси: пришлось перебираться в другое жилье.

Теперь Кэсси с дочкой поселились в небольшой трехкомнатной квартире. Спустя неделю после переезда Кэсси осуществила свою давнюю мечту, собрала все документы и была принята в Нью-Йоркский Университет, на отделение искусствоведения.

Они с Ниной решили отметить это, заказав обед в ресторане. Кофе они отправились пить к Кэсси домой, в качестве десерта было выбрано шоколадно-малиново-творожное суфле, которое Нина приобрела в изысканной кондитерской в ресторане «Би.Элтман», что на Пятой авеню.

Всю оставшуюся жизнь Кэсси до мелочей помнила подробности того вечера. Вечера, когда безмятежные, счастливые дни вмиг обернулись тревогами и отчаянием.

Кэсси не любила оставлять дочку одну, даже в другой комнате, поэтому она и установила ее плетеную, ручной работы колыбельку в кухнес-толовой, где она часто возилась у плиты. Девочка тихо сопела. Кэсси насыпала кофе в кофеварку и вдруг уронила почти пустую жестянку на пол. Звонкий металлический грохот разнесся по всем уголкам кухни, прыгая от потолка к полу, от стены к стене. Но малышка продолжала спать, посасывая розовыми губками свой маленький пухлый кулачок.

Кэсси похолодела. Испугавшись своей неожиданной мысли, она упала на коленки перед колыбелью и, как в литавры зазвенела двумя жестяными плоскими крышками. Эми не шелохнулась.

Обменявшись с Ниной взглядами, Кэсси схватила радиоприемник, поискала программу с самой шумной музыкой и включила полную громкость, так что зазвенели бокалы на полках. Обе они смотрели на Эми. И ничего. Никакой реакции.

Нина вышла из комнаты, вернулась через минуту, выключила радио.

– Вот, посмотри, что я принесла.

Кэсси взглянула на название брошюры, которую дала ей Нина: «Проблемы слуха у детей».

В глазах замелькали пятна, как при контузии, – Неужели ты думаешь, что Эми...

Тут голос изменил ей. Произнести страшное слово она боялась, будто сказанное вслух оно сделает предположение реальностью.

– ..глухая? – закончила вместо нее Нина. – Не знаю, Кэсси, но, если честно, меня кое-что иногда настораживало. Я, правда, говорила себе, что мало что понимаю в детях. Может, все эти рассказы об их постоянных криках и воплях преувеличены. Или, может, Эми просто на редкость спокойная девочка. Или...