Кому позвонить? – настаивала она, явно обеспокоенная бледностью девушки.

– Некому.

На ватных ногах Кэсси добралась до умывальника, ополоснула лицо, промыла рот, немного стесняясь пристального взгляда незнакомки.

– Но ведь семья у вас есть?

– Нет, – выговорила Кэсси. От холодной воды ей стало немного легче; что уж так жалеть себя, подумала она, никто не принуждал ее сохранять эту беременность, нечего ныть, только хуже будет. – У меня никого нет.

– Я думаю, теперь – есть, – сказала женщина, протягивая ей полотенце.

– Нет, правда, я сама справлюсь.

– Не выдумывайте. Мы все иногда нуждаемся в помощи. Впрочем, я понимаю, что вы не хотите никуда идти с незнакомыми людьми. Что же... – она протянула руку, – в таком случае, меня зовут Нина. Нина Грейс.

Кэсси сразу вспомнила это имя. Нина Грейс – знаменитая супермодель шестидесятых!

Длинные светлые волосы, неяркая помада на губах, ноги, «растущие от шеи» – такова была Изумительная Грация – Грейс, как называли ее американцы, для которых эта девушка стала своеобразным ответом Европе, точнее Джин Шримптон.

Кэсси слышала, что в свое время она вышла замуж за греческого судовладельца-миллионера и раньше времени оставила ради него бизнес. Но не прошло и полутора лет, как она оказалась вдовой. Вернувшись тогда в Соединенные Штаты, она на «корабельное» наследство основала собственное дело в мире моды, открыла фотоагентство.

И сейчас, хотя ей, наверное, было уже далеко за сорок, выглядела она потрясающе. Длинные волосы низким узлом стянуты на затылке, открывая безукоризненные черты лица. Одетая, несмотря на жуткий влажно-густой зной, в черное трикотажное платье, она выглядела элегантно и строго. Идеальной формы ноги были обтянуты черными шелковистыми чулками. Завершала костюм пара изящных черных лодочек.

Чувствуя себя ужасной провинциальной замарашкой, Кэсси, вытерев кое-как ладони об юбку, протянула руку для пожатия.

– Кэсси Макбрайд, – представилась она;

– Ну, вот и хорошо, – кивнула Нина Грейс, – раз мы с тобой, Кэсси, теперь знакомы, значит, ты можешь пойти со мной.

И невзирая на протесты девушки, она потянула ее прочь из туалета, повела через холл.

Кэсси продолжала слабо отбиваться, возражая, что обойдется своими силами, но голод, усиленный рвотными спазмами, страхом и отчаянием сделал свое дело. Перед глазами у нее замелькали белые пятна, в ушах зашумело и, мягко опустившись на пол, Кэсси провалилась в глухую тьму.

– Зря вы это, ничего мне не нужно, – говорила Кэсси, сидя уже в такси рядом с Ниной, – я прекрасно себя чувствую.

– Ну, конечно. Именно поэтому ты и свалилась в обморок.

– Да только на несколько секунд. Вы же сами сказали.

– На секунду или на час – потеря сознания дело нешуточное, – Нина мельком взглянула на Кэсси, – особенно в твоем положении.

– Разве заметно? – ужаснулась Кэсси, для которой важно было прежде всего найти работу, а уж потом информировать всех о своей беременности.

– Нет, незаметно. Догадалась по опыту.

– Я бы не хотела говорить об этом.

– Хорошо, – не стала возражать Нина, откинулась на потертую спинку сиденья и положила ногу на ногу.

Кэсси была признательна ей, что она не лезет с разговорами. К тому же, хоть Кэсси себя и не чувствовала на грани обморока, но светлые бляшки перед глазами все время мельтешили.

– Почему бы тебе сейчас не расслабиться? – предложила Нина, будто прочитав ее мысли. – Прислонись поудобнее, закрой глаза, дыши глубоко и медленно. Это помогает.

Кэсси последовала ее совету. К окончанию их поездки слабость и головокружение исчезли.

Нина Грейс даже не пыталась скрыть своего недовольства убогой и темной комнатушкой, которую снимала Кэсси. Из мебели в ней была только кровать и видавший виды комод, на ящиках которого не было ни одной ручки.

– Стены последний раз красили, наверное, во времена президента Маккинли, – протянула Нина. Она подошла к закопченному окну, откуда открывался «вид» на глухую кирпичную стену соседнего дома. В это время из-под кровати выполз таракан длиною в палец и невозмутимо направился через комнату, под комод. – Да, пейзаж явно оставляет желать лучшего.

Выйдя из комнаты, Нина отправилась по коридору – осмотреть санузел – общий для всех жильцов. Ее каблуки барабанной дробью стучали по драному, грязному линолеуму.

– Что же, все ясно, – молвила она, возвращаясь, – ясно, что тебе нельзя здесь оставаться.

– Да нет, тут не так уж плохо, – пробормотала Кэсси, стараясь не вспоминать, какой шок испытала сама, впервые войдя сюда. – И совсем дешево.

– А также грязно и небезопасно. Или ты скажешь, что эти «потомки бурных шестидесятых»[7] не настораживают тебя?

Если честно, Кэсси жила в постоянном страхе из-за этих длинноволосых, заросших, грязных личностей, которые, казалось, надолго обосновались по углам темного коридора. Правда, чаще они были не в состоянии даже шевельнуться; наркотики исправно делали свое черное дело.

– Я сумею постоять за себя.

– Тебе надо думать не только о себе, но и о ребенке. А этот уголок явно не для детей.

Кэсси хотела сообщить Нине, что не собиралась надолго здесь оставаться, когда получила еще один сюрприз.

– Мы едем ко мне домой.

Никакие аргументы Кэсси не подействовали – как и час назад в музее. Опомнилась Кэсси уже в такси, которое теперь увозило их к дому Нины Грейс. По дороге уж так получилось, что Кэсси выложила все о мисс Лилиан, об их поездках в Нью-Йорк, о своих надеждах найти здесь работу в мире искусства. Только о Рорке она не сказала ни слова. К счастью, об отце будущего ребенка Нина не спрашивала.

До сих пор Кэсси, работая столько лет в особняке Гэллахеров, считала, что знакома с роскошью. Но громадные апартаменты Нины Грейс, расположенные на последнем этаже высотного дома на Парк авеню, просто лишили Кэсси дара речи. Анфилада просторных комнат, пятиметровые потолки, элегантные лестницы, обитые штофом стены, портреты чьих-то предков в черных костюмах, с золотыми цепочками и орденами, – все это было чересчур.

– Я не смогу здесь жить.

– Прекрасно сможешь. Я управляю небезызвестным фотоагентством Грейс, – сообщила Нина, – мои девочки – наши модели – часто останавливаются у меня, впервые попадая в Нью-Йорк. – Кэсси хотела возразить, что она-то не входит в число «ее девочек», но Нина продолжала:

– Ты пока посиди, отдохни, а я приготовлю чай, чтобы утихомирить твой желудок. Повар у меня сегодня выходной, но перекусить что-нибудь найдется. А потом обсудим твое будущее.

– Нет, честное слово, я...

– Сядь. Сядь и успокойся. Мы найдем тебе отличную работу.

С этими многообещающими словами Нина удалилась на кухню, оставив Кэсси сидеть в красном бархатном викторианском кресле и обдумывать ситуацию. Взглянув на бронзово-мраморную напольную вазу, на бюст Наполеона III в неоклассическом стиле, на готические подсвечники, на китайскую, прошлого века, бронзовую лошадку, Кэсси поняла, что мисс Лилиан по сравнению с Ниной Грейс – лишь провинциальная любительница старины. С первого взгляда было ясно, что хозяйка этого дома тратит на свою коллекцию немало времени и много денег. Может, правда, Нина Грейс поможет с работой?

Кэсси смотрела на раскинувшийся внизу зеленый массив Центрального Парка и впервые за эти недели ощущала покой.

Потом они уселись пить горячий душистый чай «Дарджелинг». Нина пристальным взглядом своих голубых глаз изучала черты лица Кэсси.

– Ты настоящая красавица, – в конце концов сказала она.

– Спасибо, – пробормотала Кэсси, злясь, что ей никак не удается избавиться от алых вспышек на лице.

– Ты не меня благодари. Скажи спасибо своим родителям. А также всей родне до седьмого колена, которые устроили тебе такой «генный компот». Я готова не глядя подписать с тобой контракт, пока конкуренты не переманили такое лицо.

– Контракт? Со мной?