— Она мало что сказала, — послышался голос.
— Но она скажет, скажет, она все нам расскажет. Истории. Новости.
— Она должна сказать.
— Разве можно держать это при себе?
— Не могу поверить, что она такая эгоистка.
— Она очень свеженькая.
— Она мне нравится.
— Мне она понравится, если расскажет все, не раньше.
— Но она выглядит невинной, правда? Совсем невинной.
— Такой свеженькой.
— Она спит. Глубоко. Уверена, что этой ночью мы ничего не добьемся.
— И что нам теперь делать?
— Будем рассказывать разные истории.
— Пиггот точно спит?
— Думаю, да.
— Тогда я буду Грайс. Мое имя Грайс У…
— Ты была Грайс Уиввин на прошлой неделе.
— Сейчас не ее очередь, а моя. А я не хочу быть Грайс, я хочу быть Хелан Порсинн. Мое имя Хелан Порсинн, и я родилась…
— Нет! Не ты и не Хелан. Это моя очередь, и я буду Олдри Инкплотт. Привет, я малышка Олдри. Я из Лондона…
— Как насчет нее?
— Кого, новой Айрмонгер?
— Да, почему нет? Меня тошнит от старых историй.
— Да! Она! Но… но мы не знаем ее историю.
— Так придумай. Придумай. Расскажи нам новую историю!
— Что у нее за имя? Ее имя! Кто-нибудь может его вспомнить?
— Я могу. Я могу!
— Так скажи. Давай же.
— Это… о… это… а… Лосси Пермит.
— О, Лосси! Лосси Пермит!
— Меня зовут Лосси Пермит.
— Откуда ты, Лосси? О, Лосси, скажи нам!
— Я родилась и выросла в Лангдоне, я из Спиттинфилса.
— Я, Лосси Пермит, выросла в поместье, пахнущем мылом.
— Я, Лосси, из цирка, у моей матери была борода, а мой отец был высотой с дом.
Я села в кровати. С меня довольно было этого бреда. Откашлявшись, я сказала:
— У меня густые рыжие волосы, круглое лицо и вздернутый нос. У меня зеленые глаза с крапинками, но эти крапинки не единственные на моем теле. Я вся покрыта веснушками. Еще у меня есть родинки и две мозоли на ноге. Мои зубы не очень белые, один из них кривой. Я пытаюсь быть честной и рассказываю обо всем так, как это было на самом деле. Я не лгу. Стараюсь изо всех сил. Одна из моих ноздрей немного больше другой. Я грызу ногти. Меня зовут Люси Пеннант.
— О да, о да, пожалуйста. Ты нам расскажешь?
— Расскажи нам, расскажи, пожалуйста, свою историю!
И я рассказала. Тогда я помнила гораздо больше.
Я рассказывала и рассказывала, а им все было мало. Они хотели слушать мою историю снова и снова. Они хотели знать все о Филчинге, Ламберте и Олд-Кент-роуд. Одну девушку интересовал только воздушный змей, которого я однажды сделала из соломенной шляпы — сплющенной шляпы канотье, которую занесло к нам во двор со Свалки. После этого мне пришлось рассказать им о моей старой кукле, сделанной из куска трубы, и о том, как я играла в мусорном парке, о моих школьных друзьях, о доме, в котором я жила, обо всех, кто жил там со мной, о том, как мои родители внезапно остановились, и о резиновых комбинезонах людей, работавших на Свалке.
— Мы тоже надеваем резиновые комбинезоны, когда идем туда, — сказала мне одна из них.
— А якоря? — сказала другая. — У вас есть якоря?
— Они втаскивают нас назад в случае необходимости.
— Но иногда, как бы крепко ни держали веревку…
— Прекрати! — крикнула еще одна. — Не сейчас. Мы говорим о новенькой.
— Как часто вы выбираетесь в Филчинг? — спросила я. — А в Лондон?
— О чем ты?
— Как часто вы покидаете дом?
— Покидаем? В смысле выходим на Свалку?
— Да нет же, нет. Я имею в виду отдых. Съездить в город, увидеть Лондон, размять ноги.
— Ох, мы не выходим из дома.
— Говорите яснее, — сказала я.
— Мы здесь всегда. Зачем нам ездить в Лондон?
— Что ж, а вот я через некоторое время туда съезжу, — сказала я. — Когда узнаю, как это можно сделать. Погуляю, встречусь с друзьями.
— С друзьями! — воскликнула одна. — Как чудесно!
— Ты говорила, новенькая Айрмонгер, о своем доме.
— Расскажи нам о нем, пожалуйста.
И я им рассказала. Одной молчаливой женщине больше всего понравился конец моей истории, та ее часть, в которой речь шла о моем прибытии в Айрмонгер-парк, когда слуги забрали мои вещи. Эта часть понравилась ей потому, что женщина сама была ее героиней.
— Я в твоей истории, — сказала она мне очень тихо. — Я — ее часть. Подумать только, вот она я, в самом конце. Это же замечательно, правда? Я, я сумела попасть в историю!
Когда я спросила о ее собственной истории, она не смогла ничего вспомнить. У других получалось вспомнить лишь незначительные детали вроде ударов линейкой по рукам или того, как их забрали в Дом-на-Свалке, лопнувшего воздушного шарика, бородатого мужчины, платья, того, как кто-то держал их за руку или читал им книгу вслух. Находившиеся в спальне молодые Айрмонгеры могли вспомнить больше, но многие из них родились в Доме и не говорили ни о чем, кроме игр в Пепельной. Одна-две девушки почти сумели вспомнить мать или отца, но те были лишь тенями родителей, шляпами или платьями, время от времени проплывавшими в воздухе в виде усов или бус. Эти родители состояли лишь из слабых запахов и едва различимого шепота.
В спальне были две старые Айрмонгерши, одетые в такие же белые ночные рубашки, что и все остальные. Их сморщенные и согбенные тела покрывали те же одеяния, что и тела молодых, полных жизни девушек. Однако они не принимали участия во всеобщем оживлении и не прислушивались к моей истории. Когда одна девушка подошла к их кроватям, чтобы шепотом им что-то пересказать, старухи повернулись к ней спиной и накрыли свои большие уши высохшими руками, чтобы не слышать ее. Одна все время требовала от нас говорить потише и даже грозилась позвать миссис Пиггот.
Кроме старух, в комнате была еще и одна девушка, которая не стала ко мне подходить. Она была маленькой, но обладала таким огромным носом, словно он принадлежал кому-то еще.
— А это кто? — спросила я.
— Не волнуйся из-за нее. Тебе не нужно из-за нее огорчаться.
Они сказали мне, что до моего появления именно она была последней из прибывших сюда и они ходили к ее кровати каждую ночь, чтобы послушать ее истории. Но теперь она осталась в одиночестве, поскольку уже не была новенькой.
— Иди сюда, — позвала я девушку. — Я бы хотела послушать твою историю.
Она накрылась одеялом с головой и не высовывалась до самого утра.
— Твой предмет рождения — это спичечный коробок, — сказала девушка, сидевшая рядом со мной. Ее голос звучал гордо, словно она открыла мне тайну, хотя я сама сказала ей об этом, а остальные обсуждали это всего полчаса назад.
— Что за шум из-за спичечного коробка? — сказала я.
— Они очень важны, предметы рождения.
— Важны. Я была сама не своя, пока не получила мой.
— И что же это, — спросила я, — раз он настолько важен?
— Мой — это колокольчик.
— Столько шума из-за колокольчика! — сказала я.
— Ну, а мой, — сказала другая, — это черпак.
— А мой — совок для мусора.
— Мой — щетка для одежды.
— Мой — утюг.
— Мой — игла.
— Мой — гипсовые ножницы.
— Все они там, в комнате миссис Пиггот. А ключи у миссис Смит. Нам позволяют видеть их раз в неделю.
— Чудесный день!
— Наверху они носят свои Предметы с собой, они всегда при них. Но не внизу. Внизу за ними присматривает миссис Пиггот.
— Но этим утром мадам Розамуть потеряла свой Предмет. Они обыскали весь дом, но не нашли его.
— Это дверная ручка.
— Чудесная медная дверная ручка.
— Тогда почему бы им просто не дать ей новую? — спросила я.
— О, это будет совсем другая ручка.
— Это уже будет не ее дверная ручка.
— Это была чудесная вещь, я сама ее видела. Однажды, когда была нехватка, меня отправили наверх и позволили быть ее горничной.
— Горничной? — спросила я.
— Горничная — это Айрмонгер снизу, которой позволено одевать тех, кто над нами, обслуживать их тела. Это очень привилегированное положение. В этой спальне нет горничных, потому что у каждой горничной есть своя комната.