— Тетя, не беспокойся, позволь сегодня это сделать мне, — произнесла она, кладя ладонь на плечо Энграси. — Разговор меня все равно не интересует, а заодно я и десерт принесу.

— Ваша сестра приготовила нам изумительный десерт, — сообщила племянницам тетя, когда Флора вышла на кухню, и жестом усадила обратно Роз, которая тоже поднялась было со стула.

Виктор внезапно умолк, уставившись на свой пустой бокал с таким видом, как будто в нем можно было найти решение всех проблем мира. Флора вернулась с подносом, обернутым мягкой бумагой. Она расставила тарелки и приборы и торжественно предъявила содержимое подноса. Дюжина маслянистых пирожных заполнила комнату своим сладким и жирным ароматом. Послышались восхищенные возгласы участников этого семейного ужина. Амайя накрыла ладонью рот и ошеломленно смотрела на сестру, которая улыбалась, чрезвычайно довольная собой.

— Обожаю чачингорри, — воскликнул Джеймс, беря с подноса пирожное.

В душе потрясенной Амайи нарастало негодование, и ей стоило больших усилий подавить желание вцепиться сестре в волосы и заставить ее по очереди проглотить все пирожные. Она опустила глаза и молчала, пытаясь сдержать безумную ярость, рвущуюся наружу. Она слушала самодовольную болтовню Флоры и почти физически ощущала на себе взгляд ее расчетливых жестоких глаз. Сестра наблюдала за ней, откровенно забавляясь. С ее лица не сходило выражение, которое порой пугало Амайю. Так же, как когда-то наводила на нее ужас мать.

— Амайя, ты не кушаешь? — вкрадчиво поинтересовалась Флора.

— Нет, у меня нет аппетита.

— Как? — иронично усмехнулась Флора. — Не обижай меня, съешь немного, — добавила она, беря одно чачингорри и кладя его на тарелку Амайи.

Амайя смотрела на пирожное и ничего не могла поделать с тем, что от его вида перед ней снова возникли мертвые тела девочек, источающие этот жирный аромат.

— Тебе придется меня извинить, Флора. В последнее время меня от некоторых блюд тошнит, — произнесла она, пристально глядя на сестру.

— Ты случайно не беременна? — продолжала подшучивать над ней Флора. — Тетя сказала мне, что это входит в твои планы.

— Флора, побойся Бога, — возмутилась тетя. — Прости, Амайя, — обернулась она к младшей племяннице, — это было сказано походя и невзначай.

— Это не имеет значения, тетя, — успокоила ее Амайя.

— Не будь такой толстокожей, Флора! В последнее время Амайе пришлось пережить много неприятных событий, — вмешался Виктор. — У нее и в самом деле очень тяжелая работа. Меня нисколько не удивляет то, что она почти ничего не ест.

Амайя обратила внимание на то, как посмотрела на него Флора. Она была изумлена, видимо, тем, что он мало того что посмел ей перечить, так еще и сделал это в присутствии других людей.

— Я читал, что вы задержали отца Йоханы, — небрежно произнес Виктор. — Надеюсь, что эти убийства наконец-то прекратятся.

— Было бы неплохо, — согласилась с ним Амайя. — Но, к сожалению, хотя мы и располагаем доказательствами того, что он убил свою дочь, мы также уверены в том, что остальные убийства — не его рук дело.

— Я все равно счастлив, что вы поймали этого подонка. Я знаком с его женой и знал эту девочку в лицо. Надо быть чудовищем, чтобы причинить боль такому милому созданию, как она. Этот тип конченый мерзавец. Надеюсь, в тюрьме ему воздадут по заслугам, — произнес Виктор с непривычной для него восторженностью в голосе.

— Мерзавец, говоришь? — взвилась Флора. — А они что же? Если честно, эти девки сами на это напросились.

— Как ты можешь так говорить? — оборвала ее Роз.

Она была так возмущена, что впервые за время ужина обратилась прямо к сестре.

— Что значит как я могу так говорить? Кто запретит мне утверждать, что это еще те девчонки? Я уже видеть не могу, как они одеваются, как они разговаривают и как себя ведут. С виду они настоящие проститутки. Стыдно смотреть, как они ведут себя с мальчиками. Признаюсь честно, когда я перехожу площадь и вижу, как они, словно последние шалавы, почти сидят на них верхом, меня не удивляет, что с ними такое случается.

— Флора, то, что ты говоришь, это настоящее варварство. Ты и в самом деле оправдываешь того, кто убивает этих девочек? — воскликнула тетя.

— Я его не оправдываю, но само собой понятно, что если бы они были хорошими девочками, из тех, кто возвращается домой к десяти часам, с ними ничего подобного не произошло бы. А если они провоцируют мужчин всем своим видом, то я не скажу, что они этого заслуживают, но, разумеется, этого следовало ожидать.

— Флора, ты отдаешь себе отчет в том, что ты говоришь? — произнесла Амайя, недоверчиво глядя на сестру.

— Я говорю то, что думаю. Или вы считаете, что они стали святыми только потому, что умерли? Я ведь имею право на собственное мнение? Или уже нет?

— Этот тип, который убил свою дочь, настоящий сукин сын, — внезапно заявил Виктор. — И тому, что он сделал, нет оправдания.

Все посмотрели на него, удивленные страстностью, с которой он это произнес. Это было на него совершенно не похоже. Но больше всех была поражена Флора.

Амайя воспользовалась этой возможностью.

— Флора, Йохану убил и изнасиловал ее собственный отец, ее отчим. Она была примерной девочкой, которая хорошо училась в школе, скромно одевалась и в десять часов всегда была дома. Ей причинил боль тот, кто должен был о ней заботиться. Возможно, именно это делает его преступление еще более ужасным. Это просто не укладывается в голове. То, что боль причиняет человек, обязанный проявлять заботу, ужасает меня до глубины души.

— Ха-ха-ха! — делано рассмеялась Флора. — Вот мы и приехали! Ну конечно, иначе и быть не могло! Мы откопали душевные травмы из американского кино. «Тот, кто должен был меня защищать, причинил мне боль», — произнесла она, имитируя детский голос. — Что? Бедняжка Амайя, у нее детская травма. Но позволь мне кое-что тебе напомнить, сестренка. Ты тоже не защитила ее, когда она в этом нуждалась.

— О ком ты говоришь? — спросил Джеймс, беря жену за руку.

— Я говорю о нашей матери.

Роз покачала головой, ощущая, как нарастает напряжение в комнате.

— Да, о нашей несчастной престарелой и беспомощной матери, очень больной женщине, нервы которой в какой-то момент сдали. Всего один раз, но этого оказалось достаточно, чтобы вся семья от нее отвернулась, — произнесла Флора, исполнившись негодования.

Прежде чем ответить, Амайя внимательно посмотрела на нее.

— Это неправда, Флора. Ама продолжала жить, как и раньше. Чья жизнь изменилась, так это моя.

— Почему ты перебралась жить к тете? Тебя это устраивало. Ты всегда этого хотела. Делать все, что тебе вздумается, и не работать в кондитерской. Ты хорошо устроилась, а ама всего лишь совершила ошибку, всего одну, это был несчастный случай…

Амайя выдернула руку, которую Джеймс сжимал обеими ладонями, и закрыла ею лицо. Она сделала глубокий вдох и очень тихо заговорила:

— Это не был несчастный случай, Флора. Она хотела меня убить.

— Ты всегда любила все преувеличивать. Она мне все рассказала. Она дала тебе пощечину, и ты упала, ударившись о железный стол для замешивания теста.

— Она напала на меня со стальной скалкой, — ответила Амайя, не отнимая руку от лица. Боль, заключавшаяся в ее словах, передалась и ее голосу, который задрожал, как огонек свечи перед тем, как потухнуть навеки. — Она ударила меня по голове и сломала пальцы на руке, которой я пыталась защититься, и продолжала бить меня, когда я уже лежала на полу.

— Ложь! — закричала Флора, вскакивая на ноги. — Ты лгунья!

— Сядь, Флора, — решительным голосом приказала ей Энграси.

Флора села, не сводя глаз с Амайи, которая продолжала закрывать лицо обеими ладонями.

— А теперь выслушай меня, — продолжала тетя. — Твоя сестра не лжет. Врачом, которого вызвали к Амайе в ту ночь, был Мануэль Мартинес, тот самый, который также лечил и твою мать. Он порекомендовал не возвращать Амайю домой. В тот раз Амайе удалось выжить, но мать ее чуть не убила. Она провела в моем доме несколько последующих месяцев и не выходила на улицу, пока ее раны не зажили, а волосы не отросли.