На письменном столе практически ничего не было. Две фотографии жены и обеих дочек, которые, наверное, узнавали об отце только из газет, большой монитор, ноутбук, зарядное устройство и два телефона. Рядом лежал «Блэкберри». На столе также находились папка-сегрегатор, папка на резинках, блок бумаги для записей и ручка. Больше ничего. Никакой ерунды. Минимум личных вещей, никаких стопок документов, как в кабинете Винтерфельда. Здесь сидел человек, который занимался только тем, что важно в данный момент.

Факты и результаты.

Взяться и выполнить.

Снять с предохранителя, прицелиться, выстрелить.

И взять на мушку следующую цель.

Нередко Белльман работал в кабинете и по субботам. Особенно если в рабочую неделю у него не осталось времени для дел. Всю неделю он провел в Висбадене, в Федеральном ведомстве уголовной полиции, на встречах, переговорах и конференциях.

Все дела, скопившиеся за это время, он намеревался доделать сегодня. В таких случаях в понедельник утром его секретарь обнаруживала у себя на столе громадную стопку подписанных указаний, а в почтовом ящике скапливалось больше пятидесяти писем. По воскресеньям Белльмана в кабинете никогда не было. Этот день он в той или иной степени оставлял для семьи.

Он как раз открыл папку-сегрегатор, когда в кабинет вошла Клара. Скупым жестом Белльман указал ей на стул возле письменного стола, а сам продолжал просматривать документы. Потом резко захлопнул папку, как медвежий капкан.

— Как вы знаете, — начал он вместо приветствия, бросив взгляд в окно, прежде чем посмотреть на Клару, — как вы знаете, наша задача — ловить преступников. Некоторые из них более опасны, другие — менее. Одни сумасшедшие, другие нет.

Клара заерзала на стуле, пытаясь выглядеть спокойной и сконцентрированной. Отступления Белльмана, которые сначала не были связаны с темой разговора, зачастую считались плохим знаком.

— Вы знаете, госпожа Видалис, что я вас очень ценю и считаю лучшим специалистом, если дело касается поимки убийц-психопатов. Таких убийц, как Оборотень. Совершенно чокнутых.

«А как же Безымянный?» — подумала Клара, но это имя Белльман не упомянул.

— Неужели я должен гоняться за такими людьми? Неужели я как начальник УУП Берлина тоже сошел с ума? — Он холодно усмехнулся, ткнул указательным пальцем себе в грудь и внимательно взглянул на Клару.

— Я не понимаю… — растерянно сказала она.

Белльман открыл папку-сегрегатор, вытащил нечто похожее на газету и постучал пальцем по первой странице.

— Я буду полным идиотом, если оставлю вас в деле после всего, что произошло прошлой ночью.

Клара взглянула на газету.

Кровавая серия онлайн-убийств в Берлине

Неужели “Фейсбук”-Потрошитель действительно убил уже 14 женщин?

Есть ли какая-то связь между комиссаром Кларой Видалис и убийцей?

Белльман покачал головой.

— Я не знаю, как прессе удается постоянно откапывать подобную информацию, но так дальше не пойдет. Может быть, даже сам преступник им немного помогает, но этого мы не знаем. — Белльман положил газету на стол так, чтобы Клара смогла прочитать статью, и продолжил: — Вместе с доктором Фридрихом вы составили портрет Безымянного, — он вытащил портфель и открыл его, — и написали там, что для него важна инсценировка. Чем глубже эффект от происходящего, чем глупее мы выглядим, тем лучше для него.

— Тогда мы должны его схватить как можно скорее, — ответила Клара, поймав себя на том, что сгибает и разгибает канцелярскую скрепку на столе.

Белльман сразу это заметил.

— Мы должны действовать, — подтвердил он и защелкнул портфель. — Но не так, как он себе это представляет: что против него поведет вендетту душевно раненный комиссар с подорванным здоровьем, который от ненависти уже не в состоянии ясно мыслить.

— При всем уважении, доктор Белльман, но я думаю так же ясно, как и прежде.

— Я не оспариваю этого, — согласился Белльман, — но в этом деле… — Он взглянул сначала на разогнутую скрепку, потом на Клару. — Нет. — Он откинулся на спинку стула. — У вас в этом деле личные мотивы. Преступник казнил человека, который, возможно, убил вашу сестру. И этого вы ему не простите никогда. — Он снова взглянул в окно. — Это мешает объективности, которая так нужна в нашей профессии.

Клара напряженно думала: «У вас в этом деле личные мотивы. Предположим, в этом есть недостатки, но имеются и неоспоримые преимущества».

— Доктор Белльман, — сказала Клара, посмотрев прямо на него, собрала всю волю в кулак и забыла о разогнутой скрепке. — То, в чем вы видите недостатки, можно рассматривать и как преимущества.

Он нахмурился.

— Вот как? Придется вам растолковать это мне. Но только не подавайте мне недостатки под соусом преимуществ. Уловки страховых агентов на меня не действуют.

— Я знаю, — ответила Клара. — Но это на самом деле так: тот факт, что нас обоих, убийцу и меня, ранил и унизил Инго М., создает напряжение в отношениях преступник — комиссар, которое использует Безымянный. Но ведь и мы можем его использовать.

Белльман слушал молча.

Клара продолжала:

— Минусы вы видите в том, что я остаюсь работать с этим делом, потому что боитесь, что я поддамся жажде мести. Но это же может стать недостатком и для Безымянного. Именно в том, что убийца обязательно захочет нанести мне смертельный удар, он и ошибется.

Белльман наморщил лоб.

— Вы считаете, он позволит себе выполнить халтуру, но сейчас, пока вы работаете над делом, он достаточно мотивирован и устроит для вас специальное шоу?

— Точно. Как только я выйду из игры, он может провести кровавый ритуал тихо, как это было с предыдущими двенадцатью жертвами, ведь мы до сих пор не знаем даже, где лежат их тела, если они еще существуют.

— Вы говорите «смертельный удар». Вам приходило в голову, что он и вас может убить?

Клара поджала губы и кивнула.

— Да. Я уже говорила об этом с доктором Фридрихом. Есть такой вариант. Но мы считаем его маловероятным, ведь я могу оценивать работу преступника, только пока жива. Трупу он ничего не покажет и не расскажет.

Белльман потянул время перед ответом.

— Предположим, вы остаетесь в деле, но при условии, что будете согласовывать каждый свой шаг с директором уголовной полиции Винтерфельдом и со мной. Вы будете незамедлительно сообщать нам о каждом письме, каждом компакт-диске или что там еще подбросит этот душевнобольной. И неважно, в какое время суток. Вы меня поняли?

Клара кивнула.

— Я поняла.

Прошло секунд десять, во время которых Белльман еще раз задумчиво посмотрел в окно.

— Хорошо, — сказал он наконец и хлопнул ладонью по столу. — Я сейчас поговорю с доктором Фридрихом о психологическом портрете преступника. — Он взглянул на портфель. — Но все равно это чистое сумасшествие — допускать вас к делу.

В Кларе росло разочарование. Была ли это коварная уловка? Неужели он породил в ней надежду, чтобы тотчас разрушить?

Белльман продолжал:

— Но я был бы полным сумасшедшим, если бы не использовал наше ничтожное преимущество в том, что убийца захочет показать вам шоу и может допустить ошибку.

— Это значит…

Лицо Клары просияло. Ей было трудно скрыть эйфорию. Показывать эмоции на людях всегда вредит в такой профессии. Чувства, которые проявляешь, все равно что кровь, которая привлекает акул.

— Это значит, что я поговорю с доктором Фридрихом и дам вам знать. — Белльман кивнул на дверь, что означало окончание разговора. — Но будем исходить из того, что вы, госпожа главный комиссар, и дальше будете ловить Безымянного. — Он улыбнулся, если вообще такой человек, как Александр Белльман мог улыбаться. — Я постараюсь сдержать прессу. А вы пообещайте, что поймаете этого сумасшедшего быстро.

— С превеликим удовольствием, — ответила Клара и поднялась.

Она налила кофе из дребезжащей автоматической кофеварки в кухне третьего этажа и проглотила таблетку успокоительного. До этого она уже постояла с Винтерфельдом у открытого окна. Тот быстро выкурил сигариллу и выбросил окурок из окна.