Стороны признавали право друг друга вмешиваться в дела Кореи и Китая и обязывались соблюдать нейтралитет, если одна из договаривающихся сторон будет в состоянии войны из-за Кореи или Китая. В случае войны одного из союзников с несколькими державами другая сторона обязывалась оказать союзнику помощь вооруженными силами.
В разжигании войны между Россией и Японией не остались в стороне и США, которые также боялись как бы Япония не вздумала обратить свою агрессию вслед за Формозой и на Филиппины. США предоставили Японии специальный заем на военные расходы в сумме 500 миллионов рублей. Как огромна была эта сумма, можно судить, сравнив ее с затратами Японии на строительство военно-морского флота с 1897 по 1904 год: они составили тогда около 200 миллионов рублей.
Заключив союз с Англией и получив заем в США, Япония считала, что она могла воевать с Россией, будучи уверенной, что русским никто не окажет помощи из-за боязни обострения отношений с Англией и США.
В этой обстановке японское правительство предложило царскому правительству признать протекторат Японии над Кореей. Взамен оно обещало признать свободу действий русских по [17] охране железных дорог, принадлежавших России в Маньчжурии.
Россия отклонила предложение Японии.
Между тем в Петербурге активизировала свою деятельность придворная группа ярых сторонников экспансии на Дальнем Востоке во главе с членом Особого комитета Дальнего Востока статским советником Безобразовым. В группу входили адмирал Алексеев — наместник царя на Дальнем Востоке{7}, Плеве — министр внутренних дел и некоторые представители царской фамилии. Выражая интересы реакционных слоев помещиков и военщины, эта группа требовала немедленных и решительных действий; с ней были связаны «Русское лесопромышленное товарищество» и лесные концессии на реке Ялу, акции которых имел сам царь. Вторая группа царских чиновников, стоявшая также за колониальные приобретения, — министр финансов Витте, военный министр Куропаткин, министр иностранных дел Ламздорф, — стремилась завоевать новые колонии экономическим путем. В этом отношении характерно заявление Витте, сделанное им после поездки на Дальний Восток в 1902 году: «...история измеряется не годами, а веками, — писал он, — и с этой точки зрения проложением Китайско-Восточной железной дороги с сооружением Порт-Артура и Дальнего совершено великое дело, — выполнена историческая задача, сделан один из последних шагов в наступательном движении России на Дальний Восток, в ее стремлении найти выход к открытому морю, к незамерзающим берегам Тихого океана». И дальше: «Распространение нашего влияния на Маньчжурию начато было не путем завоевания, а мирным делом постройки дороги. Мирным путем следует и закрепить ее окончательно»{8}.
В мае 1903 года Витте и Ламздорф были отстранены царем от участия в делах Дальнего Востока. Впал в немилость и Куропаткин. Главную роль в Особом комитете стал играть. Безобразов, заменивший, собою министров. Наступил период так называемого «нового курса», суть которого заключалась в стремлении захватить всю Маньчжурию, развить концессии в пограничных районах с Кореей, главным образом на реке Ялу, а затем проникнуть в Корею и подчинить ее России.
Тем временем японские империалисты спешно готовились к войне, рассчитывая разрешить противоречия с Россией силой оружия.
В августе 1903 года возобновились переговоры. Кроме протектората над Кореей японцы с явно провокационной целью потребовали уступок, которые помогли бы Японии проникнуть в Южную Маньчжурию. Царизм не пошел на это. Если протекторат [18] над Кореей царское правительство и готово было признать с некоторыми оговорками, то взамен этого оно потребовало полного отказа Японии от притязаний на Маньчжурию.
23 декабря японское правительство выдвинуло новые предложения относительно своих прав на Южную Маньчжурию уже в ультимативной форме. При этом, как доносил Алексеев царю, японское правительство не только не обещало ограничиться этим, но потребовало участия уже везде, где соприкасались интересы обеих стран, т. е. и в Северной Маньчжурии и в других местах.
Свои требования японцы подкрепляли действиями, и русский морской агент доносил в конце декабря в Петербург, что из Токио в Удзино подвозится большое количество боевых припасов, три пароходные компании получили приказание готовить транспорты для военных нужд, в морской академии, артиллерийской, минной и механической школах прекращены занятия, в стране призваны резервисты, прекращены все пароходные рейсы в Австралию и Америку и готовятся к отправке в Корею три пехотные бригады, а японский флот непрерывно проводит маневры и боевые стрельбы.
Не готовое еще к войне, царское правительство выразило желание пойти на уступки, признав интересы Японии в Маньчжурии в той мере, в какой их имели Англия; Франция и Германия. Провоцируя войну, японцы не согласились с этим. По всей Японии и особенно в столице — Токио националистически настроенные элементы выступали за немедленную войну с Россией. «Чем дольше ждать, — заявлял генерал Мурата, — тем Японии будет труднее выиграть кампанию». Барон Шибузава на собрании в клубе банкиров говорил: «Если Россия будет упорствовать в нежелании итти на уступки, если она заденет честь нашей страны, тогда даже мы, миролюбивые банкиры, не будем в силах долее сохранить терпение: мы выступим с мечом в руке». Откровенность генералов и банкиров развязала язык и японскому дипломату: «Японская нация сознает свою силу и в особенности в настоящую минуту», — писал своему правительству японский посланник в Париже Мотоно. Один из видных государственных деятелей Японии граф Окума, как бы подводя итог широко развернувшейся антирусской кампании, заявил: «Мы должны воевать с Россией». Это было воспринято в стране как сигнал. Газета «Кокумин» выходила с эпиграфом: «Железо, огонь, кровь», а «Ници-Ници» напечатала следующее воззвание: «Вперед же, пехотинцы Ниппона, вперед, кавалеристы страны Восходящего солнца, бейте и гоните дикую орду, пусть наше знамя водрузится на вершинах Урала»{9}.
Царское правительство, само стремившееся к военной развязке, но еще не готовое к ней, старалось затянуть переговоры, [19] надеясь, что в ближайшее время Япония не решится на вооруженное нападение. Но Япония, хорошо осведомленная о неподготовленности России к войне, в ночь на 9 февраля 1904 года внезапно начала военные действия»
Накануне русско-японской войны царская Россия была в экономическом отношении по сравнению с главными капиталистическими государствами отсталой страной. Хотя с 1890 по 1900 год в России было построено свыше 20 тысяч верст железных дорог, росли металлургия и добыча топлива (уголь, нефть), но производство стали, выплавка чугуна, добыча железной руды и угля, особенно на душу населения, оставались крайне низкими.
Несмотря, однако, на экономическую отсталость, господствующее положение в промышленности России занимали мощные монополии, такие как «Продамет», «Продуголь», монополистические группы «Братьев Нобель», Ротшильда и др. Концентрация промышленности была очень высокой: в 1900 году 6,2% предприятий давали 67,1% добычи угля, пять фирм добывали 42,6% всей нефти и т. д. Вырос удельный вес банков. В начале XX в. только 8 из них сосредоточили у себя 55,7% всех банковских капиталов. Эти банки контролировали половину всех капиталов в металлургии, 60% в угольной промышленности и до 80% в электротехнической. С 1890 по 1905 год акционерный капитал увеличился в три раза, составив 2,5 миллиарда рублей (из них 850 миллионов принадлежали иностранцам).
По определению В. И. Ленина, царская Россия представляла собой страну, наиболее отставшую в экономическом отношении, в которой новейше-капиталистический империализм был оплетен особенно густой сетью отношений докапиталистических{10}.
И. В. Сталин, развивая это ленинское определение, указывал, что царская Россия, будучи узловым пунктом всех противоречий империализма, «не была и не могла быть классической страной империализма» {11}.