— Ты отправишься с нами! — воскликнул Добрент. — Мы не выдадим тебя Аттиле!

— Нет, дядя, это плохо для антов. Аттила обрушит на вас свой гнев. Он прикажет хайлундурам закрыть вам проходы на юг. Я вернусь к гуннам и попробую еще раз уговорить Верховного правителя. Аттила разумен, и часто разум заставляет его усмирять гнев. А теперь, дядя, выслушай меня внимательно. То, что я сейчас тебе поведаю, должен знать только ты…

И Диор рассказал князю антов о подземном дворце, о сокровищах, таящихся в нем, и о том, что Аттила отправил в подземный дворец свои неисчислимые богатства для тайного хранения. Рассказал, как пробраться в потайную долину, о лазе, по которому можно проникнуть в подземелье.

Добрент слушал с величайшим изумлением и после того, как Диор окончил свое повествование, сказал:

— Поистине удивительно слушать! Ты предлагаешь нам воспользоваться сокровищами Аттилы?

— Возможно, тебе это и удастся.

— Но до Сармизегутты много дней пути. Моему войску туда не пробиться.

— Не все берут силой, чаще хитростью! — заметил Диор. — Вот почему я должен явиться к Аттиле. У него великие замыслы. После возвращения из Византии он обрушится на Рим. Я постараюсь убедить его, что ссора с сильным племенем антов ему сейчас невыгодна. Он с этим согласится. Но, увы, ненадолго. После победы над своими главными врагами его мнение изменится. За это время вы должны успеть!

Положив тяжелые руки на плечи племянника, Добрент произнес:

— Ты жертвуешь собой во имя блага родичей. Так поступают только герои!

— Память о матери священна для сына, — ответил Диор. — Знай, Добрент, скоро анты выйдут из лесов и станут великим народом!

Кто подсказал ему эту мысль? Возвращаясь, Диор остановил лошадь между станом хайлундуров и станом антов.

Славяне обстраивали свой стан, возводили вокруг него частокол, сооружали жилье, черные бани. Везде стучали топоры, звенели голоса, там не слышалось повелительных окриков, ссор, лишь веселое перекликание и песни, в них звучала бодрость и жизнерадостный азарт, идущий от вольности и вдохновения. Две ладьи, став на якори, забросили сети, и рыбаки дружно вытягивали их, в мотне сетей сверкали серебристой чешуей бьющиеся рыбины.

Хайлундуры куда как беззаботнее. Их стан не защищен ни рвом, ни валом. Воины возле костров поджаривали мясо, переговаривались и позевывали. Там и сям возвышались шатры тарханов. На холме переливался разными цветами шелковый шатер Ерана. Хайлундуры довольствовались тем, что отнимали у других народов, и тем, что давала им степь. Такой народ обречен на прозябание.

Только народ–созидатель, народ–строитель может стать великим народом. Созидателями оказались анты.

Так кто подсказал ему эту мысль? Его собственный разум? Тайный Совет мудрецов? Или тот внутренний голос, который великий мудрец Сократ называл «дайоном», извещающий избранных смертных о воле богов? 

Часть четвертая

СОКРОВИЩА АТТИЛЫ

Глава 1

НОЧНОЙ БОЙ

1

Узкая тропинка извивалась меж чахлых кустов вверх по крутому каменистому склону, ближе к вершине, усеянному валунами. Пленные готы уверяли, что валуны легко сдвинуть с места. Один из телохранителей Ерана, до предела растянув тетиву дальнобойного лука, пустил стрелу в направлении замка. Стрела упала, не долетев до середины склона. Готы засмеялись. Голос со стены, усиленный трубой, прогремел:

— Эй, царь Еран, говорят, твои уши напоминают ослиные! Поднимись выше, мы получше рассмотрим их!

Громовой хохот донесся с вершины горы. Обуянный яростью, Еран погрозил готам плеткой. Те ответили издевательским хохотом. Правитель ударил своего жеребца, и тот прыжками стал взбираться по склону.

Добрент, Диор, Силхан и охрана вынуждены были последовать за ним. Конечно, Еран был не настолько ослеплен бешенством, чтобы забыть о том, что стрелы сверху вниз летят гораздо дальше, чем снизу вверх, он остановился и вновь погрозил плетью готам. Тот же голос зычно проревел:

— Ближе, Еран! Поднимись повыше! Отсюда не видно твоих ушей! Не трусь! Говорят, твоя храбрость не уступает твоей глупости!

— Поберегись, джавшингир! Они сейчас столкнут камень! — предостерегающе крикнул Силхан.

И точно. Один из гигантских валунов качнулся и тронулся с места. За ним второй. От них отбежали фигурки готов. Сминая кусты, грохоча и подскакивая на выступах, валуны ринулись вниз, к тому месту, где остановились всадники.

Еран даже взвизгнул, поворачивая жеребца, помчался прочь. За ним остальные. Что–то беспорядочно кричали, нахлестывая коней, воины охраны. Шум, производимый несущимися вдогонку валунами, был подобен шуму бури. Разлетались осколки от ударов о встречные камни. Те тоже сдвигались. Вниз уже мчалась лавина камней. Лошадь Силхана вдруг споткнулась, упала. Тысячник вскочил, попытался высвободить ноги из стремян. Но на него налетел валун, подмял, перекатился, помчался дальше. Силхан и его лошадь остались лежать на склоне, превратившись в черное разбрызганное пятно. Диор, Добрент, Еран успели увернуться. Трое из охраны были раздавлены.

На крепостной стене ликующе вздымал руки к небу седой Витирих. На ветру развевался его красный плащ. В лагере хайлундуров поднялся переполох. Валуны мчались прямо на стан. И не было им ни малейшего препятствия. Хайлундуры бросились врассыпную. Но гигантский валун настиг толпу, оставил в ней широкую улицу, понесся дальше, к шатру Ерана, где находились две его жены и старший сын. К счастью, на пути его оказалась повозка. Он раздавил ее и остановился в сотне шагов от шатра. Поверхность его была черной от налипшей грязи и крови.

Охваченный припадком ярости Еран кусал собственные руки. Его с трудом успокоили. Он поклялся самой страшной клятвой, что ни один гот не останется в живых. Во исполнение этой клятвы были зарезаны все пленные готы, включая женщин и ребятишек. Казнь совершили на глазах у Витириха, наблюдавшего с башни крепости. Кусал ли он себе руки, осталось неизвестным.

Еран велел переместить стан на две тысячи шагов дальше от горы и собрал совет. Он задал присутствующим один вопрос: как взять крепость?

Выступил Диор.

— Открытый штурм невозможен, — сказал он. — Потери будут слишком велики. Надо действовать хитростью. Следует натолкнуть Витириха на мысль совершить ночную вылазку.

— Разве они уже забыли о налете, в котором погиб Валарис? — с мрачным удивлением спросил Еран.

— Конечно, не забыли! И хотят отомстить! У них нет выбора. В дневном бою они потерпят сокрушительное поражение! Но и медлить им нельзя, бог германцев Вотан может разгневаться на них.

— Да, у них выбора нет, — подумав, согласился Еран. — А что нужно, чтобы соблазнить их на ночную вылазку?

— Да не обидят тебя, Еран, мои слова, но готы уверены, что ты глуп!

Лицо длинноволосого царя хайлундуров побагровело, глаза сверкнули, рука потянулась к рукояти кинжала. Диор с любопытством наблюдал за ним, не отрывая взгляда. И повторилось то, что он видел уже не раз, как в случае с декурионом Фортунатом, Кривозубым, Алатеем. Фигура Ерана вдруг стала колебаться, подобно отражению в воде, менять свои очертания, и вместо живого даря хайлундуров перед Диором предстал труп с торчащей в спине стрелой. Диор отвернулся. У него давно уже созрел план, который сейчас он и Начал осуществлять.

— Надо оставить их в этом заблуждении! — сказал Диор, словно не замечая гнева правителя.

— И что для этого нужно? — зловеще усмехнулся тот.

— Отменить распоряжение о переносе стана. Лишь прикажи окружить его повозками. Не торопись гневаться, а выслушай! Ваша мнимая беспечность может сыграть с готами дурную шутку. По–прежнему вечерами ложитесь спать у костров, пойте песни, веселитесь, словно ничего не произошло. Более того, свой шатер поставь ближе к горе. Они решат, что ты это сделал из дикого упрямства, свойственного степнякам, и примутся насмехаться над вами. Делай вид, что всякий раз ты намереваешься начать штурм и только приближенные останавливают тебя от безрассудства. Они поверят, что опыт тебя ничему не научил. И решатся на вылазку. Тогда анты отрежут им путь отхода.