Изменить стиль страницы

— Разве не боги вершители судеб? — робко спросил Элах.

Аттила усмехнулся, почесал то место, куда клюнул его филин.

— Боги покровительствуют сильным и отворачиваются от слабых! В замыслы могучих властелинов они не вмешиваются! Истинный повелитель всегда уверен в собственном превосходстве! Даже над духами!

Видимо, нападение филина придало ему еще большее здравомыслие.

Диор показал правителю келью, где хранился сундук с сокровищами, помещение с оружием, лаз, ведущий в потайную долину. Затем они отправились к разрушенной сторожевой башне, где по–прежнему множество змей ползало между камней. Аттила одобрительно поцокал языком.

Они тщательно осмотрели засыпанный вход в потайную долину и убедились, что извне проникнуть в нее невозможно.

В полуденном лесу было тихо. Не пели птицы. И никто не звал Диора. Словно все живое вымерло или навсегда покинуло эти места.

— Ты все показал, ничего не забыл? — спросил Аттила.

— Все, джавшингир, — ответил советник.

Предусмотрительный человек недоверчив. О подземном ручье Диор решил умолчать. Даже звери, готовя себе нору, оставляют запасной выход.

— Итак, о тайнике знаем только мы трое, — заключил Аттила, — На вас я надеюсь как на себя. Элах, сынок, вели прислать сюда караван и рабов. Пусть рабы разгрузят переметные сумы и внесут в подземный зал. А ты, дорогой советник, приготовь им угощение. Потом воины обрушат стены Верхнего дворца. Пусть завал скроет железную дверь. Со временем в этих камнях тоже поселятся змеи.

3

Не все вершится так, как задумано простыми смертными, даже и могущественными.

Не успел Аттила вернуться в ставку и объявить о сборе союзного войска, как ему донесли, что новый император Византии Марциан направил послов с богатыми дарами к акацирам и утигурам. Куридах и Васих приняли подарки. Но по умыслу или неопытности византийского посла, прибывшего к акацирам, Куридах получил подарок не первым, а вторым. Зная завистливый нрав тощего Куридаха, нетрудно было представить глубину его обиды. Видимо, хитрец Руфин не нашел ничего лучшего, чем прибегнуть к старому способу, хорошо послужившему когда–то римлянам, — ссорить вождей, чтобы властвовать над ними. Но магистр не предвидел, что в этом случае предпримет Куридах.

А тот спешно прибыл в ставку Аттилы, который тотчас принял его.

Куридах, еще более похудевший от сильных переживаний, кося черным глазом на приготовившегося записать разговор Диора, объявил:

— Я приехал сказать тебе, Аттила, что в нашем племени зреет измена!

Верховный правитель сделал вид, что поражен и напуган.

— Что такое? Разве подобное возможно среди акациров?

— Клянусь Тэнгри, дело обстоит именно так!

— И кто же изменник? — в притворном гневе спросил Аттила.

— Мой военный предводитель Курсих. Он собирается предать нас византийцам…

Вот и явился удобный предлог, которого так ждал Аттила. Нет, Руфин оказался не слишком умен, доверившись советнику Аттилы, когда тот сказал, что вождем акациров является на самом деле не Куридах, а Курсих. Теперь действовать следовало как можно быстрее.

Аттила вскочил на ноги, прогремел:

— Ульгена ко мне!

Когда коренастый начальник охраны вошел в шатер, правитель приказал поднять все тумены Южного крыла.

На следующий день конница темник–тархана Карабура ринулась на юго–восток, где пасли свои стада акациры и утигуры. Три тумена, с которыми ехали сам Аттила, Элах и Куридах, направились к акацирам, четвертый тумен, сопровождая Диора, помчался к утигурам. Было объявлено, что Южное крыло производит маневры в связи с предстоящим походом на Византию. Местом проведения маневров, как известно, могут служить земли любого племени.

Но среди акациров распространился слух, что на самом деле конница Карабура явилась у них по просьбе Куридаха, повздорившего с военным предводителем племени. К становищу Куридаха спешно прискакали тысячи преданных Курсиху бойцов. Могло произойти братоубийственное сражение. Последствия его были непредсказуемы.

Аттила велел собрать на обширной поляне за становищем всех знатных акациров. Простым воинам было разрешено присутствовать на совете и как в добрые старые времена выражать одобрение или порицание речам и решениям.

Народ заполнил поляну. Для тарханов, этельберов и беков были устроены сиденья. Перед священным костром старший бахши под гром барабанов объявил волю громовержца Куара.

— Смотрите, акациры! — воззвал он, показывая на взметнувшееся пламя костра. — Огонь могуч и буен! Владыка Неба принял наши жертвы! Смотрите! Шесть отростков огня взросли из общего основания и тянутся ввысь! Боги напоминают нам о единстве. Сплоченность гуннов есть наше господство! Кто нарушает единство, тот противится воле Неба. Охранители священных устоев говорят: народ, предавший заветы предков, уподоблен отростку пламени, оторвавшемуся от огня. Нарушивший достоинство степи обречен на позорную смерть! Сейчас сказитель напомнит вам наказы отцов — такова воля Неба!

Перед толпой предстал пожилой однорукий воин, пустой рукав его кафтана свисал от плеча и был заткнут за пояс. Многознающие сказители пользовались любовью народа наравне с певцами, ибо их устами говорила мудрость предков.

Высоким красивым голосом однорукий воин размеренно произнес соответствующие случаю заповеди:

— Чужеземцы хитры и коварны; они враждебны благу гуннов; их цель — посеять раздор, дабы ослабить братьев и покорить по отдельности; вождь племени, получая дары чужеземцев, заботится о своем народе, ибо помышляет лишь о его благе; получение же щедрых даров в обход вождя приближенными есть признак измены, потому что если бы даритель искал дружбы с племенем, то обратился бы к вождю…

Сказитель умолк. Аттила воззвал к народу:

— Расслышали ли вы, акациры, священные заветы?

Толпа выдохнула в едином порыве:

— Да!

Аттила сказал однорукому воину:

— Напомни Великую заповедь относительно изменников!

Хранитель священных преданий произнес:

— Изменников должно казнить немедленно. Наказание — смерть! Да не повлияет на решение совета раскаяние предателя, ибо предавший однажды предаст бессчетное число раз.

— Кто получал подарки в обход вождя Куридаха, пусть выйдут вперед! — велел Верховный правитель.

Вышли пять тарханов, в том числе и понурившийся Курсих. Они сняли с себя оружие и сложили у своих ног.

Присутствуй на этом совете римский законовед, он непременно бы заметил противоречие в решении Аттилы, ибо получение даров вместе с вождем отнюдь не означает получение их в обход вождя. Но гунны — простодушный народ, тем более что толпа легко подпадает под влияние чужого внушения.

— Вам решать, воины, какого наказания заслуживают изменники, — второй раз обратился к народу Аттила.

Толпа единодушно ответила то, что он и ждал:

— Смерти!

Аттила велел явиться палачу. Вышел могучий воин, исполнявший на это время обязанности палача. Обычно изменников брали на аркан. Но перед казнью попросил слова плечистый Курсих. Аттила разрешил.

— Нарушившим заветы незачем жить. Это справедливо, — подавленно сказал тот. — Снисхождение расслабляет душу. Мы просим об одной милости: пусть палач отрубит нам головы. Да, мы поддались обману хитроумных византийцев. Злые чэрнэ затмили нам разум. Но в своих помыслах перед Небом мы остались чисты!

Толпа криками изъявила согласие. Пятеро тарханов сняли с себя кафтаны, опустились на колени, покорно склонив мускулистые шеи. Палач взмахнул мечом пять раз. Пять черноволосых голов одна за другой упали в траву, обильно орошая ее черной кровью.

Догадывался ли Куридах, зачем Аттила взял с собой старшего сына Элаха? Едва ли. Ибо в этом случае он должен был понять и затеянную Верховным правителем хитроумную игру. Замысел Аттилы осуществился блестяще. После казни он обратился к народу с вопросом, достоин ли быть вождем тот, кто допускает в своем племени нарушение заветов отцов?