За это время произошли некоторые изменения в дислокации госпитальной базы. На 15 августа в местечко Поставы дополнительно прибыл ЭГ, а в Игналино — СГ, 2 ГЛР и 2 ХППГ. Кроме этого, в пути на Даугавпилс находилось 13 ЭГ. С их прибытием дело лечения и эвакуации раненых и больных было поставлено намного лучше. Но это случилось уже к концу фронтовой операции.
Игналино — самый ближайший к действовавшим войскам фронта населенный пункт, где были развернуты госпитали фронтового подчинения с 2900 штатными койками. Но и он уже на 28 июля находился в 60–200 километрах от войск. При этом я не учитываю их продвижение вперед за следующие 18 дней.
Начальник медицинской службы 43-й армии полковник медицинской службы З. Г. Гинзбург при подведении итогов деятельности медицинской службы армии в Белорусской операции писал, что в местечке Игналино ХППГ № 181 на 200 коек имел загрузку 6 августа 629 человек, 10 августа — 1100 человек, из которых 60 % были из соседних армий[19]. Госпиталю приходилось заниматься эвакуацией раненых по железной дороге, что должны были делать фронтовые учреждения. В Игналино фронтовые госпитали прибыли с опозданием на 5–7 дней. В отдельные периоды загрузка некоторых госпиталей была в 4–5 раз больше штатного расчета, поэтому их приходилось усиливать медицинским персоналом из резервных госпиталей. При таких скоплениях раненых наблюдались плохое их размещение и недостаточный уход за ними. Это объяснялось почти полным отсутствием эвакуации во фронтовой тыл во время боев в районе Бешенковичи (юго-западнее Витебска), Глубокое (юго-западнее Полоцка). Фронтовые госпитали почти на всех этапах операции прибывали слишком поздно и развертывались медленно.
Перегрузка одних медучреждений и недогрузка других, как правило, связывались с ошибками начальников медицинской службы, которые слабо знали боевую обстановку.
Объект работы медицинской службы — раненые солдаты и офицеры — не поддается нормированию. Число раненых связано с характером боя. Тот, кто этого не понимал или недооценивал, неизбежно обрекал себя на ошибочные решения, лишался предвидения, терял возможность управлять событиями, смягчать неблагоприятные влияния боевой и медицинской обстановки на организацию лечения и эвакуации раненых.
Директива Ставки от 31 мая обязывала 3-й Белорусский фронт во взаимодействии с войсками 1-го Прибалтийского и 2-го Белорусского фронтов разгромить вражескую группировку в районе Витебск, Орша и выйти на реку Березину, для чего нанести два, удара. Один — силами 39-й и 5-й армий из района Лиозно в направлении Богушевское, Сенно; частью сил, обходя Витебск с юго-запада, во взаимодействии с левым крылом 1-го Прибалтийского фронта следовало разгромить витебскую группировку врага и овладеть Витебском. (Здесь я веду рассказ ретроспективно. Витебск был освобожден еще 26 июня.) Другой — силами 11-й гвардейской и 31-й армий, продвигаясь вдоль минской автострады, ударом с севера взять Оршу. Ближайшая задача фронта — овладеть рубежом Сенно, Орша, в дальнейшем наступать на Борисов, Ставилась задача во взаимодействии со 2-м Белорусским фронтом разгромить борисовскую группировку противника и выйти на реку Березину в районе Борисова. Подвижные войска использовались для развития успеха в общем направлении на Борисов[20].
Решением командующего фронтом две армии — 39-я и 5-я — получили участки прорыва общей шириной 16 километров, на которых должны наступать 11 стрелковых дивизий и 3 танковые бригады. Силами 10 стрелковых дивизий и 3 танковых бригад двух других армий — 11-й гвардейской и 31-й — планировалось прорвать вражескую оборону на участке 16 километров. Общая ширина фронта наступления этих двух армий достигала 68 километров.
Решение командующего не потребовало изменений в дислокации ГБФ. Она ему соответствовала. В населенном пункте Лиозно уже на 1 июня были развернуты 1 СГ, 7 ЭГ, 4 ГЛР, 9 ХППГ и 2 ГОПЭП. К началу операции начальник медицинской службы фронта придал этой базе еще 4 ЭГ, а 5 ХППГ направил на усиление ГБА. Лиозно находился в 30 километрах от переднего края войск северной группировки фронта. Развернутые в нем госпитали со штатной численностью 10 875 коек (фактически 12 600) по существу составляли межармейскую госпитальную базу фронтового подчинения для северной группировки фронта (39-я и 5-я армии).
Другая группа госпиталей фронтового подчинения была развернута в Гусино. Этот населенный пункт расположен на участке железной дороги Орша — Смоленск. Расстояние от переднего края войск левого фланга 31-й армии — 35–40, а от переднего края войск южной ударной группировки фронта — 45–50 километров. На 1 июня здесь было развернуто 6 ХППГ, 3 ЭГ и 1 ГОПЭП. Руководство медицинской службы фронта придало этой группе госпиталей 2 отделения ПЭП, 2 СГ и 3 ЭГ. К моменту перехода в наступление в этой базе насчитывалось 7600 штатных коек, фактически было развернуто 8100. Гусинская группа госпиталей по существу составляла госпитальную базу фронтового подчинения для южной ударной группировки фронта из войск 11-й гвардейской и 31-й армий. Заблаговременное развертывание ГБФ в ближайшем тылу армий свидетельствовало о постоянной готовности руководства медицинской службы фронта к работе в условиях наступательных боев. Усиление уже существующих госпитальных баз вместо необходимости создания новых сильно упростило подготовку к предстоящей фронтовой наступательной операции и облегчило проведение мероприятий по ее скрытности. Увеличение количества коек в лиозненской госпитальной базе было произведено за счет того, что 5 ХППГ были заменены 4 ЭГ. Коечная емкость их в 2 раза больше. Гусинская база была усилена 3 ЭГ, 2 СГ и 2 ГОПЭП. Проведение таких незначительных по объему мероприятий, да еще на протяжении трех недель июня, когда шла подготовка к операции, не могло бросаться в глаза ни в пунктах, где госпитали свертывались, ни там, где они развертывались. Количество штатных коек в ГБФ к началу операции достигало 54925. Фактически было развернуто 57 876 коек, а занято раневыми и больными только 22500. Свободных коек было более 60 %. В ближайших к фронту городах — Смоленске и Ярцеве — резерв коек достигал почти 80 %, а в Лиозно и Гусино — 77,5 %.
Обеспеченность армий медицинскими учреждениями была хорошей.
Обращает на себя внимание значительное число ГЛР и ТППГ. Больных по сравнению с ранеными в период боев было немного, а мест для их лечения было почти 30 % от общего числа коек в армиях. Это объясняется тем, что подавляющая часть больных нуждалась в непродолжительных сроках лечения, восстановление здоровья их должно заканчиваться в армейском и фронтовом тыловых районах, для чего требовались терапевтические госпитали. Наличие их в армиях являлось показателем позитивного отношения к лечению раненых и больных в специализированных и профильных госпиталях. В этом большая заслуга принадлежала начальнику медицинской службы фронта М. М. Гурвичу.
В период подготовки операции я был, как уже говорилось, на 1-м Прибалтийском фронте, где обратил внимание А. И. Бурназяна на необходимость увеличения числа фронтовых госпиталей в районе Городка, и затем переехал на 3-й Белорусский фронт.
Время было позднее, член Военного совета фронта генерал-лейтенант И. С. Хохлов, занимавшийся вопросами тыла, пригласил меня в баню. Это было большое искушение, и я сразу же сдался, тем более что приглашение было одобрено находившимся здесь же представителем Ставки А. М. Василевским.
С Иваном Сергеевичем Хохловым мы были уже знакомы. Годом раньше, в мае 1943 года, я участвовал в совещании руководящего состава медицинской службы Западного фронта. Совещание проходило в лесу под Юхновом. Приехали мы туда вместе с Н. Н. Бурденко. Мне хотелось, чтобы он узнал приятную новость о присвоении ему звания Героя Социалистического Труда во фронтовых условиях, в среде людей ратных дел. 9 мая на совещание прибыли член Военного совета И. С. Хохлов и начальник тыла фронта генерал-лейтенант В. П. Виноградов. Николая Ниловича поздравили тепло и сердечно, это радостное событие отметили по русскому обычаю — «за рюмкой чая». Радость и волнение, которые неизбежны в таких случаях, были велики для его пошатнувшегося здоровья. Но, можно сказать, семейная обстановка и искренность чувств присутствующих смягчили силу эмоционального воздействия, создали у юбиляра «иммунитет» к речам, которые его ожидали в Москве, среди его ближайших сотрудников и видных медицинских деятелей.