18

Когда похороны закончились, все пришедшие на кладбище люди как будто испарились, оставив после себя лишь облако густого тумана, поднявшегося от реки Бастан. Этот туман длинным языком вытянулся вдоль долины и расползся по улицам Элисондо, погрузив их в еще более глубокую грусть, если только это было возможно. Закоченевшая от холода Амайя топталась у входа в цех, пока не увидела приближающуюся к ней сестру.

— Ого, сеньора инспектор! Какая честь! — насмешливо произнесла Флора. — Ты, случайно, не убийцу здесь разыскиваешь?

Амайя улыбнулась и ткнула в сестру пальцем.

— Именно этим я и занимаюсь.

Флора застыла с ключом в руке. Слова Амайи ее взволновали и, похоже, даже несколько испугали.

— Здесь, в Элисондо?

— Да, здесь. Обычно эти убийцы оказываются людьми довольно близкими к своим жертвам. Если бы только мы имели дело с одним убийством, — вздохнула она. — Но их уже три. Он просто обязан жить здесь или где-то совсем рядом.

Они вошли в цех, и их встретил знакомый аромат, который Амайя вдыхала с детства. Ей казалось, что стоит ей закрыть глаза — и она увидит отца в белых брюках и майке, который огромной стальной скалкой раскатывает листы слоеного теста, пока мать руками, испачканными мукой, смешивает ингредиенты начинки в глиняной миске, источая аромат анисовой эссенции, который для Амайи с детства ассоциировался только с ней. Она посмотрела на ларь с мукой, и по ее спине пополз холодок, а к горлу подступила тошнота.

На нее внезапно нахлынула темная волна тягостных воспоминаний, и эхо прошлого полностью заслонило от нее настоящее. Она закрыла глаза и с силой зажмурилась, пытаясь закрыть распахнутую этим зрелищем дверь, в которую уже ринулся ужас.

— О чем ты думаешь? — спросила Флора, удивленная исказившимся лицом сестры.

— Об айте и аме, о том, как они тут работали и какими счастливыми выглядели, — солгала Амайя.

— Это верно, они работали… — отозвалась Флора, моющая руки под струей воды из крана. — Но их было двое, а мне теперь приходится делать гораздо больше работы, но в одиночку… Хотя непохоже, чтобы тебя это особенно беспокоило, верно, сестра?

— Флора, я понимаю, что у тебя много работы, но ты не обратила внимания на вторую часть моего предложения: они были счастливы, выполняя эту работу. Вне всякого сомнения, это было ключом к их успеху, точно так же, как твоя любовь к своей работе привела к успеху тебя.

— Ах, вот как? Что бы ты понимала… Ты думаешь, что я счастлива, занимаясь всем этим?

С этими словами Флора резко развернулась к сестре, одновременно поднимая жалюзи на окнах кабинета.

— Ну, у тебя все так хорошо получается… Я бы даже сказала, изумительно. Ты пишешь книги, собираешься делать передачу на телевидении, бисквиты Саласар известны половине Европы, и ты богата. Я бы назвала все это признаками успеха.

По лицу ее сестры было заметно, что она внимательно вслушивается в слова Амайи, оценивая степень их искренности и наверняка пытаясь уловить фальшь.

— Я думаю, что ты не стала бы преуспевающей бизнес-леди, если бы не вкладывала в свою работу душу, — продолжала Амайя. — У тебя есть все основания быть довольной своей жизнью, а от этого и до счастья рукой подать.

— Да, — согласилась Флора, приподнимая брови, — возможно, сейчас это так, но прежде чем к этому прийти…

— Флора, каждый из нас должен пройти свой путь.

— Да ну? Неужели? — возмутилась Флора. — Позволь полюбопытствовать, какой путь пришлось пройти тебе?

— Уверяю тебя, мне пришлось немало потрудиться, чтобы достичь того, что я имею, — ответила Амайя тихим и спокойным голосом, так раздражавшим ее сестру.

— Да, но ты сама выбрала себе профессию, а мне мои дела были навязаны. Я не могла рассчитывать ни на чью помощь, меня все бросили. Ты уехала, Виктор начал закладывать за воротник, а твоя сестра…

Несколько секунд Амайя хранила молчание, размышляя над упреками, которые менее чем за одни сутки она выслушала от обеих своих сестер.

— Ты тоже могла сделать свой выбор, если это было не то, чего ты хотела.

— И кто меня спрашивал, чего я хочу?

— Флора…

— Нет, ты мне ответь, кого интересовало, хочу ли я остаться здесь и всю жизнь месить тесто для слоек?

— Флора, ты могла выбирать, как любой другой человек, но ты предпочла не выбирать… Меня тоже никто ни о чем не спрашивал. Я приняла решение и выбрала свой путь.

— Наплевав при этом на всех остальных.

— Флора, это неправда. От моего отъезда никому хуже не стало. В отличие от тебя и Роз, цех мне никогда не нравился, даже когда я была совсем маленькой… Я пользовалась любой возможностью, чтобы убежать, и удерживали меня здесь только силой, и тебе это известно не хуже, чем мне. Я не хотела здесь работать и уехала учиться. И родителей это вполне устраивало.

— Аме это не очень-то и понравилось. Но, как бы то ни было, мама с папой были спокойны, потому что для продолжения семейных традиций у них были Роз и я.

— И все же ты имела право на свой выбор.

Флора взорвалась.

— Ты даже представления не имеешь о том, что такое чувство ответственности, — воскликнула она, разворачиваясь к сестре и указывая на нее пальцем.

— Прошу тебя… — взмолилась Амайя, которой до тошноты надоел этот спор.

— Не надо меня просить… Ни ты, ни твоя сестра, ни этот забулдыга Виктор даже не догадываетесь о значении этого слова.

— Я поняла, сейчас нам всем достанется. — Она устало улыбнулась и, не повышая голоса, продолжила: — Флора, ты меня совсем не знаешь. Я уже не девятилетняя девочка, увиливающая от работы в цехе. Смею тебя уверить, что на моей работе каждый день…

— На твоей работе, — перебила ее сестра. — Кто тут говорит о твоей работе? Только ты, сестричка. Я говорю о семье, кто-то из членов которой должен был продолжать заниматься бизнесом.

— О господи, тоже мне, Майкл Корлеоне… Бизнес, семья, мафия. — Амайя насмешливо помахала в воздухе рукой со стиснутыми пальцами, и это вызвало еще более сильное негодование ее сестры.

Она швырнула на стол полотенце, которое продолжала держать в руках, и уселась в кресло так резко, что освещавшая кабинет настольная лампа задрожала. А Амайя продолжала говорить:

— Флора, вы обе, Роз и ты, жили здесь и с раннего возраста проявляли интерес к нашей кондитерской. Вы могли находиться тут часами. Роз было всего три года, когда она научилась делать пончики и кексы…

— Твоя сестра… — презрительно пробормотала Флора. — Ее любви к кондитерской хватило ненадолго. Роз испарилась, как только убедилась в том, что это по-настоящему тяжелая работа. Или ты, возможно, считаешь, что этот бизнес продержался бы сколько-нибудь долго, если бы я оставила все так, как это было при родителях? Я тут все модернизировала, от фундамента до крыши. Я сделала бизнес современным и конкурентоспособным. Ты и представить себе не можешь, какой контроль качества должна проходить продукция, чтобы ее выпустили в Европу. Единственное, что сохранилось, это название, «Бисквиты Саласар», и надпись, которой наши прапрадеды известили народ об открытии кондитерской.

— Флора, но ты сама только что подтвердила мою правоту. Только ты могла совершить подобные перемены, потому что ты обожаешь этот бизнес.

Ее последние слова дошли до сознания Флоры. Амайя с удовлетворением отметила, что искаженное возмущением и презрением лицо сестры разгладилось. Негодование уступило место горделивому самодовольству. Она огляделась вокруг и выпрямилась в кресле.

— Да, — согласилась она, — но дело было вовсе не в том, обожала я этот бизнес или нет, и не в том, что, как ты выразилась, это занятие принесло мне счастье. Кто-то должен был это делать, и, как всегда, это выпало мне, тем более что ни у кого, кроме меня, не хватило бы способностей достичь того, чего удалось добиться мне. Так что это чистой воды здравомыслие и чувство ответственности. Но в любом случае это тяжелая ноша, и на меня ее просто взвалили. Я была вынуждена сохранить родительское наследие, предприятие, в которое айта и ама вложили столько сил, а также его репутацию и традиции. Я потратила много сил, но я горжусь тем, чего достигла.