Ник постучал в дверь. Энн в последний раз взглянула на себя в зеркало и открыла ему дверь.

На пороге она поцеловала Ника, и он вошел.

— Давай я освобожу тебя. — Энн взяла у него из рук бутылку. Пока он снимал пальто, она поставила белое вино в холодильник.

— Что ты приготовила на обед — угольки? — спросил Ник, когда она вернулась.

— Очень смешно, — сказала она, беря его пальто со стула. — Давай я повешу его. — Она вышла еще раз, чтобы убрать пальто в стенной шкаф, находившийся в коридоре.

Когда Энн закрывала дверцу шкафа, Ник подошел к ней сзади, обнял за талию и крепко прижал к себе. От него пахло свежестью и чистотой.

— Что-нибудь не так? — прошептал он, вдыхая аромат ее волос. — Ты как будто избегаешь меня.

Энн повернулась к нему и поцеловала. Ей хотелось забыться, отгородиться от мучившей ее тревоги. Она сказала:

— Я не избегаю тебя, я стараюсь убежать от собственных мыслей, да вот что-то не очень хорошо это получается.

— Почему?

— Давай уйдем отсюда. Я хочу, чтобы ты пригласил меня на обед куда-нибудь, где шумно... полно народу, где яркий свет...

Ник некоторое время смотрел на нее, ожидая, что она добавит что-нибудь еще. Утром, когда она позвонила ему и сказала, что будет ждать его к обеду, ее голос звучал как-то странно. В чем же дело? Но Энн отвела взгляд, подошла к шкафу и сняла с вешалки его пальто. Потом взяла свое. Энн сжала его руку.

— Идем. Все равно вино должно охладиться несколько часов. Мы откроем его, когда вернемся.

Он последовал за ней.

— Ты хочешь пойти в какое-нибудь определенное заведение?

— Ты был когда-нибудь в ресторане итальянской кухни «Дэйв» в Эванстоне? Там не слишком дорого.

— Отлично, — сказал Ник и про себя усмехнулся — он обедал там по крайней мере три раза в неделю.

В квартире было темно. И Ник был рад этому. Зимняя луна светила в окно спальни, очерчивая тусклым серебром контуры предметов.

Ник почувствовал шелковистость ее волос, когда Энн положила голову ему на грудь. Что с ним происходит?

— Не огорчайся, — шепнула она, — это не твоя вина.

— Да?.. — Он повернулся, взял сигарету с ночной тумбочки и прикурил ее. Потом долго смотрел на луну, размышляя о себе и о том, где он находится. Спальня одного пропащего парня... Здесь я трахал его жену... Но сегодня вечером что-то застопорилось...

Энн приподнялась на локте.

— Ну послушай, это и в самом деле не имеет значения.

Он знал, что это имеет значение.

— Возможно, ты просто перевозбужден...

...Кто перевозбужден? Я?.. Я лежу в постели с женщиной... У ее мужа, кажется, поехала крыша... Так кто же перевозбужден?..

Он повернулся к ней и в ее глазах увидел сильное желание. Ему казалось, будто она смотрит сквозь него. Энн засмеялась, но в ее смехе не было веселости, одна лишь темная тоска.

— Язык-то работает, — прошептал он.

Она улыбнулась ему, но какой-то горькой была эта улыбка!

— Нет... Ты же знаешь, мне не до этого.

Но она уже сбросила простыни и раздвинула бедра. В лунном свете они казались выточенными из серебристой слоновой кости.

Ник мог обнять ее всю. Он целовал ее, начав с ушей и постепенно спускаясь вниз.

— О-о-о! — застонала она, когда он достиг точки высшей чувствительности. Что она сказала еще? «Возьми»?

Он ощущал себя машиной. Мне надо как можно скорее уходить отсюда, думал он, уходить, пока я окончательно не попал в ловушку. Но даже в эти минуты он усердно работал языком внутри нее, находя все новые и новые эротические точки.

Позже Ник сказал, что у него возникло ощущение, будто она была не с ним все это время, и спросил, его ли в этом вина.

— Ты же знаешь, чья это вина, но еще не понимаешь, почему ты сейчас вдруг почувствовал себя виноватым. Ты ведь думаешь, что знаешь все, но это не так. — Она уткнулась лицом в волосы на его груди. — Господи, как мне сказать тебе об этом?

Ее голос звучал приглушенно. Он почувствовал на груди теплую влагу ее слез. Что случилось? — удивлялся он. Она выяснила, что он гомосексуалист? Насильник детей? Что?

Ник приблизил ее лицо к своему и слизал с ее глаз слезы.

— Я пойду принесу немного вина, — сказал он. — Может быть, это поможет.

Энн следила, как он обнаженным прошел через спальню, вспоминая, сколько раз в прошлом это делал Джо. Сидя в постели, она подтянула колени к груди и обвила их руками.

Будет ли моя жизнь когда-нибудь снова нормальной? — спрашивала она себя, глядя в ночное небо.

Ник вернулся, неся два бокала и бутылку. Он сел на край кровати и наполнил бокалы. Энн залпом выпила вино, взяла у него бутылку и налила себе снова.

— Для храбрости, — прошептала она, поднимая бокал. — Прошлой ночью я обнаружила несколько дневников Джо. То, что я прочитала, по-настоящему испугало меня. Я не знаю, что и думать. Джо рос в атмосфере ужасных унижений и оскорблений... — Энн продолжала рассказывать Нику о тех надругательствах, которые пришлось вытерпеть Джо от своего отца, рассказала, как его сестра помогала отцу, а мать смотрела на все сквозь пальцы. Когда Энн подошла к последней части своего рассказа, она просто не могла продолжать.

— Энн, ты должна рассказать мне все, — сказал Ник. — Тогда я смогу помочь.

— Он думает, что является кем-то... вроде вампира.

Энн поднялась и подошла к комоду, где среди носков лежала последняя тетрадь Джо.

— Читай здесь, — сказала она, возвращаясь. — Прочитай это сам.

Ник взял у нее дневник и включил настольную лампу. Читая, он мрачнел все больше и больше. Он сталкивался в своей практике со множеством неоднозначных ситуаций, но ничто не может сравниться с этим случаем. Парень был обречен на безумие, думал он, да и кто бы не свихнулся, живя в таких условиях?

— Ты думаешь, в этом есть какая-нибудь связь с тем, что сейчас происходит? — спросила Энн, когда Ник закончил читать.

— Да, я думаю, прямая. Не то чтобы он был каким-то вампиром, но он в самом деле болен... и может быть, причинил боль кому-то еще.

Энн съежилась. Она вспомнила об этих убийствах в Бервине.

— Ник, есть еще кое-что, что тебе следует знать. Этой зимой в Бервине были совершены два убийства. И оба с помощью какого-то необычного острого предмета. Джо, насколько мне известно, никогда ни за чем не ездил в Бервин до того вечера, когда ты его выследил. Понять не могу, почему он вдруг туда поехал... И это беспокоит меня. И еще одно: несколько недель назад я нашла в ванной окровавленный складной скальпель. Я просто не знаю, что думать.

— Ну, слишком-то не волнуйся. Все эти факты могут быть простым совпадением.

— Еще одна вещь: все последние дневники исчезли. Я уверена, он продолжал их вести. Значит, он что-то скрывает.

— Тогда зачем бы ему оставлять тебе хоть часть их?

— Я не знаю. А почему ты думаешь, что он оставил их мне?

— Ну, ему ведь ничего не стоило спрятать все дневники.

— Пожалуй... — Энн надолго задумалась. — Может быть, он действительно хотел, чтобы я их прочитала. Хотел таким образом дать мне знать, как он болен. О, Ник, может быть, все, что ему нужно, — это помощь?

— Да, он в ней нуждается по-настоящему.

— Мы должны выяснить как можно больше. Ты поможешь мне. Ник?

— Понимаешь, я зашел в тупик. В мотеле он больше не живет. Я потерял его следы.

— Я имею в виду его прошлое: ты мог бы разузнать побольше о его прошлом?

— То есть постараться найти его семью или что-то в этом роде?

— Да, я имею в виду именно это. Он всегда избегал разговоров о семье, и мне казалось, что он что-то скрывает. Теперь я понимаю, почему он не хотел иметь дела с родственниками, но может быть, они знают что-нибудь, что поможет нам найти его. Я хочу спасти его, Ник. И хочу, чтобы мы нашли его до того, как он полностью разрушит свою жизнь.

— Я не представляю, откуда начать поиски.

— Я знаю. В своем дневнике он упоминал родной город. Это в Пенсильвании... Саммитвилл, маленький городок металлургов, немного западнее Питтсбурга. Пожалуйста, Ник, слетай туда, всего на один день... Я оплачу самолет.