Партнер Фрэнк непременно назвал бы хлопчатобумажные брюки и рубашку, которые были в этот день на Мэтью, обносками «третьего мира». Но Мэтью считал, что эта легкая одежда из Гватемалы, Кореи, Малайзии и Тайваня, завезенная в магазинчик неподалеку от арендуемого им дома, как нельзя лучше подходила для жаркой погоды. Тем более что рубашка подобного фасона обладала немаловажным преимуществом: она идеально скрывала те лишние десять фунтов, которые Мэтью набрал, чревоугодничая в Венеции, Риме и Флоренции. Правда, сегодня весы его порадовали: он сбросил два лишних фунта и недели через две надеялся прийти в норму, но чтобы не искушаться, он заказал себе на ужин гриль из рыбы — минимальное содержание холестерина, жира и калорий.

Май Чим занялась бифштексом, размером не уступающим ее родине. Она была одета в бледно-голубую блузку с глубоким вырезом поверх розовой юбки, на ногах у нее были белые сандалии. Ее распущенные длинные иссиня-черные волосы мягко обрамляли лицо. В ушах позвякивали серебряные сережки. Правое ее запястье было перехвачено массивным серебряным браслетом. Она сочетала в себе черты американки и азиатки. И была просто красавицей. Единственное, что не переставало изумлять Мэтью, так это ее здоровый аппетит, более подходящий водителю грузовика, однако при этом ей удавалось счастливо сохранять стройность. Мэтью засомневался в том, что она вообще ест в интервалах между их встречами, его поразила фраза, что она никогда не бывает занятой. Такая красивая женщина?

— Я потратила массу времени, пока не научилась пользоваться ножом и вилкой, — она прервалась на секунду, — теперь же довольно успешно пользуюсь обретенными знаниями, вы не находите?

Она явно имела в виду свой непомерный аппетит. Он вдруг задумался, уж не голодала ли она во Вьетнаме или позже.

— Мне кажется, я похожа на свинью, — весело произнесла она, отправляя в рот очередную порцию бифштекса. Прожевав, добавила: — Я как раз собиралась позвонить вам.

— Да? — удивился Мэтью. — Зачем?

— Чтобы дать вам урок вьетнамского, — загадочно улыбнулась она.

Старик почти подобрался к нему, рано или поздно он вспомнит номер машины, и кто-нибудь может догадаться, что на самом деле видел старик.

В его планы это никак не входило.

Он предполагал незаметно забрать машину от ресторана «Скандалисты», доехать до «Малой Азии», оставить ее под деревом и, облачившись в желтую куртку и нацепив кепку, убить тех троих. Никто не должен был заметить машину. В памяти должна была остаться куртка и кепка. Ему следовало пробраться в дом, перерезать им глотки, спите, мальчики, спокойно, вырвать глаза, отрезать члены. Прямо кровь стынет в жилах от ужаса!

Но старик запомнил номер машины.

Пусть вьетнамец ошибся, напутав с цифрами, но ошибка была не столь велика. Старик сам определил свою участь, его придется убрать. В этом деле не должно быть свидетелей, вдруг возникших номеров машин, определенных следов, по которым можно выйти на него. Старик станет посланником в царство мертвых, кто-то должен передать привет новопреставленным.

Он зашел на лодочную станцию.

Сумерки сгущались.

Остается ждать.

Скоро наступит темнота.

— Помните, я говорила вам о диакритических знаках? — управившись с едой, произнесла Май Чим.

— Да. Седилль и умляут.

— Я заглянула в словарь, это синонимы.

— Конечно.

— Вы мне говорили. Я решила познакомить вас с вьетнамским алфавитом, с некоторыми значками, которые станут понятнее, если их увидишь на бумаге. Я сделала копию алфавита из старого учебника по грамматике, это я и намеревалась сказать по телефону. Может, взглянете? — улыбнулась Май Чим.

Она как-то не очень естественно произнесла последнюю фразу.

Разумеется, он согласился.

Она отложила столовые приборы и потянулась за сумочкой, висевшей на спинке стула. Вынула из сумки сложенный вчетверо листок, развернула его и протянула ему со словами:

— У нас ксерокс на работе.

Буквы чужого языка выглядели очень странно, хотя внешне походили на английские. Может быть, их искажали разные значки и крючочки.

— Это не весь алфавит, — сказала она. — Есть обозначения для тональности. Если хотите, я их воспроизведу, но они слишком напоминают следы куриных лапок. Я не зря упоминала, что вьетнамский язык очень сложен. Одних значков — миллион. Ну, это я преувеличиваю, но достаточно. Можете оставить листок себе.

— Спасибо. — Адвокат положил листок в нагрудный карман.

— Вам пригодится для путешествия в Сайгон, — хитро подмигнула она, давая понять, сколь нескоро он сможет осуществить подобную акцию. Покончив с делом, она вновь обратилась к трапезе, отрезала кусочек мяса и уже было собралась отправить его в рот, как вдруг ее одолел интерес:

— Как вам рыба?

И этот вопрос прозвучал не совсем обычно, как-то чужеродно. Под стать ее экзотической внешности.

— Так себе, — ухмыльнулся Мэтью. — Мой партнер вообще считает, что во всей Флориде не отыщешь хорошей рыбы. За уловом приходится выходить далеко в море, и рыба портится, так утверждает знаток.

— Я прекратила есть рыбу, — сообщила Май Чим. — Во Вьетнаме мы все время ели рыбу, а здесь она некачественная. В этом ваш партнер прав.

— По-моему, тоже. Но не стоит ему об этом говорить.

— Вы довольны своим партнером?

— Да, очень.

— А он женат?

— Да.

— Он счастлив в браке?

— Можно сказать, что они с женой стремятся к этому.

— А вы с женой были счастливы?

— Скорее нет.

— Поэтому вы и развелись?

— Все гораздо сложнее.

— Наверняка тут замешана другая женщина.

— Да.

— А сейчас у вас есть подруга?

— Нет, ничего постоянного.

— Что-нибудь мимолетное?

— Есть женщины, с которыми мне приятно проводить время.

Она покончила с едой и аккуратно положила нож с вилкой на тарелку, вероятно, кто-то подсказал ей, что так принято. Она потягивала пиво и наблюдала, как багровеет небо над заливом. Скоро солнце опустится в море и стемнеет. Ему показалось, что пауза слишком затянулась. Небо совсем почернело.

— Знаете, — она с трудом подбирала слова, непрерывно глядя на синь воды, — я не могу понять, зачем вы мне позвонили.

— Я хотел поближе вас узнать, — сказал он.

Она кивнула.

— Вы хотите сказать, что готовы переспать со мной?

Она спросила серьезно и требовательно, ожидая безусловно честного ответа.

Он решил не лукавить и ответить откровенно.

— Я бы хотел, чтобы это когда-нибудь произошло.

— Когда? — строго спросила она. — Сегодня вечером? Завтра? Через месяц? Через год?

— Мне трудно сказать, — он был в замешательстве, — когда это время может наступить.

— А когда оно может наступить?

— Для этого необходимо обоюдное желание.

— А если я не захочу?

— Тогда ничего не произойдет.

— Получается, что тогда мы никогда не сможем узнать друг друга ближе?

— Я этого не говорил.

— Я азиатка, — сказала она.

— Я знаю.

— Это вас прельщает во мне? Моя азиатская кровь?

— Я вас не тяну в постель, — обиделся он. — Я вас пригласил на ужин. Какое все это имеет отношение к вашему происхождению?!

— Многие мужчины хотят переспать со мной по этой причине. Их привлекает восточный колорит.

Он ощутил себя в джунглях, ведомым прекрасной женщиной, которая в один миг обернулась вьетнамским воином, обвешанным фанатами.

Ему было нечего сказать.

— Я думаю, вы не из таких мужчин, — произнесла она.

Он продолжал молчать.

— Я не знала в жизни ни одного мужчину, — прошептала она, глядя, как тьма сгущается над заливом.

Старик стоял на обочине дороги почти под фонарем и смотрел в сторону лодочной станции. В одной из лодок кто-то играл на укулеле. Тонкий металлический звук, казалось, был послан из другого времени и другого мира, которому принадлежал старик. Многие лодки были освещены. Тени от них плавали в черной воде. Негромкие голоса доносились издали. В мелкий ночной туман изредка прорывался редкий звук укулеле. Старик, склонив голову, завороженно слушал незнакомую мелодию. Наконец он, казалось, очнулся и побрел прочь от пристани.