Династия Мин, пришедшая на смену монголам в 1368 г., избрала своей столицей Пекин. На основе древних указаний, содержащихся в «Чжоуских ритуалах» («Чжоу ли», раздел «Цюньсяосун») и «Записях о ритуалах» («Ли цзи», раздел «И»), были воссозданы алтари поклонений Небу и Земле внутри Запретного города. Алтарь Земли и Злаков и Великий храм предков располагались по обе стороны от императорского дворца, таким образом император находился внутри «энергетического поля» духов, которые ассоциировались с этими храмами. За пределами Запретного города к югу от него был возведен знаменитый Храм Неба (Тяньтань). Таким образом, три этих сооружения образовывали мистический треугольник ритуальных жертвоприношений, от правильности выполнения которых зависело процветание и гармония в Поднебесной. Так была воспроизведена мистическая схема Чжоу-гуна, жившего за 2300 лет до минских императоров.
Императоры, возводя новые алтари и храмы, обставляли себя магическими вехами, улучшая геомантику столицы. В 1530 г. к северу от стен Запретного города был возведен отдельный Храм Земли, на востоке — Храм Солнца, на западе — Храм Луны. Прямо на запад от Храма Неба был построен Храм Шэньнуна («Священного земледельца») в честь одного из пяти первых полумифических правителей Китая, который был славен тем, что принес людям искусство земледелия. В этом храме правитель совершал ежегодные ритуалы перед первой вспашкой. Затем были построены два отдельных алтаря небесным и земным духам.19
… скан рисунка очень плохого качества…
Илл. 9. Типичный пример постройки типа «мяо», обнесенной стеной, с несколькими кумирнями в центре. Храм «Обитель первого патриарха»- (Чуцзуань), где, по легенде, в VI в. жил основатель чанъ-буддизма Бодхидхарма
Всякая архитектура, и тем более архитектура Китая, представляет собой сакральную схему, реконструирующую образы Неба на земле. Практически каждая постройка, и особенно древнекитайские сооружения, является последовательным развертыванием небесной схемы через земные образы. Эта «схемотехника», где в дереве и камне воспроизводится развертывание священных сил, уже к раннему средневековью начала утрачивать свое сакральное осмысление, а к эпохе Тан приобрела эстетико-возвышенный характер, превратившись в канон созвучия небесного и земного, человечески-близкого и далеко-небесного. И то, что с VII–VIII вв. стало считаться в основном архитектурным изяществом, сохраняющим воспоминания о сакральном смысле древних сооружений, в более ранний период было наполнено по-настоящему мистическим переживанием.
Смысл любого сооружения, постройки, храма, алтаря и даже места для приема гостей заключается в том, что оно должно быть оптимальным образом вписано в сакральное пространство и воспроизводить его как бы на «низовом» уровне, доступном для осмысления обычного человека.
Собственно, энергетика китайского храма и алтаря заключалась в их точном соответствии магическим символам — именно так строились павильоны периода Хань, Тан, Мин, хотя и относились они к различной архитектурной типологии. Небесные знаки в точном соответствии с китайской традицией переносились на землю. В центре соположения Небесного и земного располагался правитель, вбирая в себя небесную благодать-дэ и передавая ее своим подданным. Так, в частности, устроена архитектура Храма Неба (Тяньтань) в Пекине.
Схема магического квадрата лошу обнаруживается и в архитектуре всех храмовых сооружений, также возводимых как сочетание нескольких квадратов. Существует два базовых типа священных сооружений, которые мы обычно обобщенно именуем «храмами»: гун, обычно переводимый как «дворец», и мяо — «храм» или «кумирня».
Типичный гун представляет собой сооружение с большим открытым двором, с алтарем посредине.
По северной стене обычно располагаются еще несколько алтарей (обычно три, пять или семь).
Рядом с центральными вратами слева и справа возводятся небольшие боковые врата, а вдоль боковых стен проделываются еще дополнительные ворота. В самом центре возводится несколько длинных павильонов, пересекающих гун поперек. Один из классических типов гун был возведен в Пекине и служил императорским дворцом, который получил название Гугун, т. е. «древний дворец». Впрочем, он многократно перестраивался, а поэтому идеальная схема лошу оказалась несколько нарушена, хотя и сегодня в архитектуре Гугуна без труда прочитывается магический квадрат.
Мяо является как бы инверсной противоположностью дворцу: мяо обычно отделен стеной — как бы потаен и закрыт от внешних сил. Первоначально мяо возводились в виде небольших кумирен, посвященных конкретным духам, обычно — местным божествам и чаще всего женским божествам. Центральная постройка имеет отверстие в крыше, связывая землю (квадратный пол в мяо) и небо (ассоциируемое с круглой крышей). Основной и часто единственный алтарь располагается по центру задней стены.
Подобное же правило распространялось и на месторасположение всего императорского дворца относительно локализации всего города. Так, в столичном городе Чанъань императорский дворец Тайцзигун — «дворец великого покоя» — был построен именно в северной части города, как и полагается традиционному алтарю предков, дабы правитель смотрел всегда на юг. При этом считалось, что он занимает «центральное место», как и положено самому императору. Город Чанъань — один из самых роскошных городов и столица Китая в династию Тан (618–907) — построен в виде сильно разросшегося мяо или квадрата лоту. Город разделен на девять квадратов, повторяющих схему «девяти областей», введенную в политически-магическую традицию древними философами.
Илл. 10. Алтарь Неба (Тяньтань) в южной части Пекина — воплощение схемы Чжоу-гуна
Итак, мир есть геометрически осмысляемая схема — схема, которой можно управлять именно через четкий геометрический расчет. Китайское сознание всегда стремилось сделать мир и культуру подвластными для управления, для использования. И политическая традиция управления миром стала лишь продолжением магической схемы.
В период Борющихся царств (475–331 гг. до н. э), когда Китай заметно расширяет свои контакты с внешним миром и узнает о многочисленных народах, которые живут за пределами реально управляемого пространства, встает вопрос о том, как вписать новые территории в схему китайской культуры. Первоначально китайцы представляли свое пространство как комплекс Срединных царств (чжунго), окруженный четырьмя морями, но в эту схему никак не могли вписаться иные земли, которые не находились под властью китайской культуры (хотя при этом нередко рассматривались как потенциальные подданные китайских правителей). В результате в IV в. до н. э. ученый Цзоу Янь из царства Ци разрабатывает идею о том, что мир состоит из девяти областей или девяти континентов (цзю чжоу). По сути, эта мысль была одной из составляющих огромной геомантической науки, которая в тот момент еще окончательно не сложилась. Сам Китай, занимая в этой схеме центральное место, именовался «Священным красным континентом» (Чи сянъ шэнъ чжоу) и был окружен другими землями. Вместе с этим существовали «девять меньших континентов, различающихся по их географическим чертам»20.
Цзоу Янь расширяет потенциальную сферу воздействия китайской культуры, утверждая, что мир может быть шире, чем нынешние его границы.
Для Китая девять континентов становятся удивительным сочетанием географической концепции (существовало сравнительно точное описание, где они располагаются) с геокультурным «проистечением» сакрального из Китая, способного напитать весь мир. Собственно, именно в этот момент Китай берет на себя смелость говорить о своем центрально-культурном положении.
Расширяя свой взгляд на мир и отчетливо сознавая свою «неединственность» в мире — расширяются связи с Римом и азиатскими странами, — он как бы видит потенциальное пространство роста своей культуры. Не случайно в концепции Цзоу Яня сам Китай именовался «священной областью», и именно идея «священности», «чудесности» (шэнъ) всего того, что исходит от Китая, все больше и больше проявляется по мере того, как Китай открывает для себя внешний мир.