Когда солнце снова было на полдне, дошел Хирон до ущелья Мхов под водительством мошки и сразу увидел сверху, сквозь высокий мшистый покров, лежащее в глубине ущелья тело Врачевателя-бога.

Но еще надо было ему спуститься по крутой стене ущелья вниз и поднять моховую покрышку. Обрадовалось сердце титана-страдальца, и почувствовал он в себе снова бодрость. Снова собрало свои силы его великое мужество, и стал спускаться Хирон в глубину ущелья, к Асклепию. Тянулись угрожающе к нему пальцы мхов, но тотчас отпадали, сгорая, так как гибелен был для них жар тела кентавра.

Высоки и богаты ковры мхов над Асклепием-богом.

Но сорвал Хирон этот покров мхов, и открылось ему тело Асклепия.

Лицом к небу лежал бог-Врачеватель, и таким светлым лежал он там, что казалось, будто Сон бережет здесь его юность. И уже простер к нему Хирон руки, чтобы поднять бессмертное, теперь мертвое тело и вынести его из гробницы-ущелья. Но внезапно отдернул руки и отвел их далеко от Асклепия. Только сейчас вспомнил врачеватель-кентавр, что не должен он касаться руками тела Врачевателя-бога.

Страшный черный яд, бушующий в теле Хирона, делал его прикосновение ядовитым. Истлевало тотчас все живое. И снова тяжко вздохнул кентавр.

Снова пришло к Хирону горе. Уже давно переливалось оно через край сосуда, но Кронидам, как видно, все еще было мало.

И в ущелье не мог Хирон оставить тело и пойти на Малею за друзьями. Унесли бы Силы — слуги Кронида — Асклепия и вновь укрыли бы в потаенном месте.

Тогда услышал он сверху голос:

— Хирон, разве нет на земле Геракла?

Закинул кверху белую голову титан и увидел над собой, на краю ущелья, Геракла. Уже давно стоял там полубог, Истребитель мира титанов, и смотрел на Хирона. Знал: будет нужен Геракл и титану.

Тогда двойной радостью засияли глаза страдальца: радовало его то, что есть кому поднять тело бога; и радовало его еще и то, что не погибло на земле дело наставника полубогов-героев, что еще сильно сердце полубога-героя титановой правдой.

И ответил на голос Геракла Хирон:

— Геракл остается Гераклом.

Поднял герой на руки огромное тело бога, и казалось, что не тело, а все ущелье взвалил Геракл себе на плечо и зашагал с тем ущельем в горы.

Герой нес бога.

Так шли они двое: впереди — Геракл с ношей, позади — Хирон.

Вперед послал он Геракла, чтобы тот донес поскорее Асклепия до пещеры, а сам, обессиленный, ковылял сзади, все больше и больше отставая от героя, шагающего шагом богов.

Ковыляющий титан, сын Крона! Видел ли когда-либо мир героев, чтобы титан ковылял по земле, как старая кляча?

Собирались над болотом тучи мошек. Говорили мошки друг другу тысячами тысяч голосов:

— Ковыляет по миру сын Крона. Видят это боги Крониды и молчат. Почему же не сгорает мир от стыда?

С бурдюком и сюрингой в руках пел Силен в пещере Хирона песенку:

Слушал песенку Силена Хирон. Знал, что любит его умный Силен-пропойца и прощается с ним, старым другом, разгадав его решенье, о котором еще не догадывались другие друзья кентавра. Обессиленный, уже не способный даже страдать и все же безмерно страдающий, лежал Хирон у стены, опираясь о нее головой и спиною, и смотрел на тело Асклепия, распростертое на полу пещеры.

Нового гостя застал Хирон в пещере на Малее — полубога Пелея, пришедшего к учителю с просьбой взять на себя воспитание его первенца-сына от морской богини Фетиды — Ахилла. Но, узнав об обреченности Хирона, решил Пелей остаться с ним в пещере, чтобы быть ему опорой и защитой.

Неподвижно лежало тело бога Асклепия с вытянутыми над головой руками, как будто поднял он их, чтобы остановить грома, и так был повержен Кронидом. А кругом сидели друзья и гости Хирона и вели меж собой беседу.

Был тут и последний небесный киклоп Ураний, ушедший от наземного холода в земные недра, чтобы быть ближе к огню недр матери-Земли Геи, — врачеватель Телем. И прозревший Феникс с подаренными ему Хироном чудо-глазами, видящими чудесную правду живой жизни так, как обычные глаза видят обычную правду. Был тут и вдвойне слепой прорицатель Тиресий, лишенный богами глаз, сам нуждающийся в поводыре.

Был тут и Истребитель мира титанов, безумный Геракл, сын Зевса, великий убийца поневоле, более могучий, чем бог. И был тут Пелей, герой-полубог, познавший тяжесть безмолвного брака с бессмертной и не чаявший близкого возмездия: родила ему нереида Фетида сына, храбрейшего среди героев, но не бога. Стала бы она женой Зевса, родила бы от Зевса сына; был бы тот сын сильнее отца и его молний и овладел бы миром.

И был тут наставник героев, мудрый кентавр Хирон, обреченный на безысходную муку, и еще Силен! И пока все смотрели на Асклепия, Силен припадал губами к бурдюку с вином, отпивал глоток за глотком и мурлыкал свою песенку:

О многом говорили в эту вторую ночь в пещере Хирона его друзья и ученики. Сам же Хирон молчал, и они не знали, слышит ли он их или весь он ушел в страдание. Закрыты были его глаза, как у дремлющего, и до того был он тих, что Тиресий сказал:

— Даже бушующее море горя уступает дыханию покоя.

Никто из сидящих в пещере, кроме пьяного Силена, не знал, что в те часы, укрепляя себя мыслью, принимал бессмертный кентавр великое решение, так как не мог уже победить мыслью страдание и только волей титана сдерживал жалобу и стон.

Говорили сперва гости о двух мирах, о живой и мертвой жизни. И Феникс, пытливый и упрямый, всегда доискивающийся чего-то, что тревожило его своей смутностью, спросил:

— Телем, ты слыхал об истине: где она?

И ответил Телем:

— Истина — дело смертных. Но кто хочет исцелять, тот знает: живая жизнь борется с мертвой жизнью, и в этом вся истина — в их борьбе. Только в мире живой жизни, где радость, есть истина. В мире мертвой жизни истины нет — там только забвение.

И все же Феникс продолжал допытываться у Телема:

— Но я смертен, Телем, и во мне есть мысль. Не она ли борется со смертью?

И ответил за Телема Геракл:

— Со смертью борются руками. Тяжело отводить ее руку. Она сильнее великана. Но Геракл отводил.

Тогда спросил его Феникс:

— Ты слыхал об истине, Геракл?

Удивился герой-полубог:

— Кто она? Титанида? Богиня? Или демон подземной мглы? Не слыхал я о такой бессмертной.

И тогда все посмотрели на Геракла, и опять Феникс спросил его:

— Знаешь ты, что решает в мире?

— Сила.

— Истина есть та сила.

Но Геракл только повел плечами и сказал:

— Не встречал я еще такой Силы. Если встречу — поборется Геракл и с Истиной.

И снова все при этих словах посмотрели на мышцы Геракла, так как знали, что Геракл не умеет шутить.

Тут припомнил Феникс слова Хирона: