Два крыла должно было быть в этом доме, два мощных четырехэтажных крыла — одно обращенное на юг, к Ольшанскому шоссе, второе — параллельное насыпи железной дороги имени Франца-Иосифа и образующее, разумеется, прямой угол с южным крылом, одним своим концом обращенным на запад. Южное крыло предполагалось сделать длиною в тридцать четыре метра, западное — тридцать один метр. Стены фасада в местах наибольшей нагрузки проектировались толщиной в девяносто шесть сантиметров, в местах с меньшей нагрузкой — восемьдесят сантиметров; толщина стен средней части здания, где стоят печные трубы, по плану была восемьдесят сантиметров.
А теперь перейдем к фасаду, к тому, каким проектировал его архитектор Бюль, что одобрил Недобыл и что в конце концов получилось. Как охарактеризовать его одним словом? Это был дворцовый фасад, созданный по образцу домов аристократии, но тонко приспособленный к меркантильно-разумным, трезвым буржуазным расчетам, ибо в конечном счете строилась не княжеская резиденция, а доходный дом, правда роскошный. И все-таки на первоначальном эскизе Бюля мы видим — зрелище воистину трогательное — над обоими парадными балконами на третьем этаже южного крыла, а также над балконами на третьем этаже западного крыла какие-то украшения, весьма напоминающие дворянские гербы: щит, поперек него бревно и шлем, увенчанный гребнем. Однако это — лишь в проекте. Поскольку дело касалось дорогой ему «Комотовки», Недобыл был честолюбив, но авантюристом он не был и потому эксцентричности Бюля не одобрил; кончилось дело тем, что балконы отделали, в чем мы можем убедиться и сейчас, красивыми рельефами с инициалами Недобыла «М. Н.».
Особенно большое значение придавал Недобыл третьему этажу, сюда собирался он, женившись вторично, привести молодую жену, здесь хотел жить и завести детей, потомки которых должны были впоследствии восторгаться творением его рук. Поэтому балконы этого привилегированного этажа были украшены не только упомянутыми инициалами скромного имени Недобыла, но и восемью — по два с каждой стороны — пилястрами, то есть наполовину выступающими из стены колоннами, коринфские капители которых доходили до навеса крыши; окна этого замечательного этажа венчались трехгранными тимпанами, тогда как карнизы окон второго и четвертого этажей были скромными, гладкими, а окна первого этажа, облицованного имитацией рустики, просто сводчатыми. На втором этаже тоже было четыре балкона, два на юг и два на запад, но без инициалов и пилястров, а на четвертом этаже балконов совсем не было.
Архитектор предполагал увенчать этот импозантный фасад — впоследствии это было сделано — двумя короткими, расположенными на углах обоих крыльев и окаймлявшими крышу балюстрадами с огромными, высеченными из песчаника чашами, которые возвещали каждому, приходящему из центральной части Праги, что дом расположен у подножья исторической горы Жижки и что жители этого дома горды близостью к месту, где великий полководец одержал славную победу.
Читателя заинтересует, конечно, из какого материала воздвигнут замечательный дом Недобыла. Что же, можем его заверить, что материал превосходный, лучшего не сыскать. Недобыл решительно и настойчиво предупредил архитектора Бюля, что дом его не будет строиться из песка и воды, как строит недобросовестный архитектор Герцог, и Бюль неукоснительно следовал этому указанию. Для изготовления строительного раствора применялись старая, за год до того гашенная известь, дождевая вода и только промытый речной песок, ни в коем случае не карьерный. Своды скреплялись раствором из цемента с известью, и можно было не сомневаться, что такой раствор выдержит века.
За выбором кирпича Недобыл присматривал сам. Он уже десять лет возил кирпич на пражские постройки и знал кирпичные заводы лучше любого строителя. Знал, что па Енеральке делают отвратительный кирпич, мягкий, как пряник, с множеством примесей и пустот. Прекрасный внешний вид, звонкость и ясный цвет кирпича, изготовленного на Котларжке, могут ввести в заблуждение только профана, так как этот кирпич безобразно хрупок; он, Недобыл, уже не раз терпел на этом убыток, так как половина доставленного на место груза оказывалась разбитой. Честь поставки кирпича для его дома, украшенного чашами, может быть предоставлена только кирпичному заводу на Подбабе; что бы архитектор Бюль ему ни говорил, о другом кирпиче он и слышать не хочет. Что верно, то верно, этот кирпич несколько груб и не такой совершенной формы, как котларжский, но, благодаря неровной поверхности, к нему, как утверждают все каменщики, лучше пристает раствор.
А теперь посмотрим, как Бюль, осуществляя мечту Недобыла, спроектировал дом внутри и насколько он эту мечту впоследствии реализовал. Широкие, подлинно дворцовые ворота ведут в подъезд, соединяющий улицу с большим, прямоугольным двором, расположенным в углу, образованном задними стенами обоих крыльев дома; с севера двор замыкает вертикальная, уже неоднократно упоминавшаяся нами скала, очертания которой напоминают череп. Размеры и отделка подъезда величественны. В части, прилегающей к улице, его ширина три метра десять сантиметров, часть, прилегающая ко двору, — на шестьдесят сантиметров шире; а поскольку ширина южного крыла дома Недобыла пятнадцать метров, то само собою разумеется, что длина подъезда, перпендикулярного к этому крылу, — пятнадцать метров.
Обе стороны первой, более узкой части подъезда должны были украсить и по сей день украшают ложные колонны, пилястры и обильно отделанные лепкой ложные, то есть замурованные проходы в прилегающие помещения первого этажа, по одному справа и слева. В случае надобности эти ложные проходы легко пробить и заменить настоящими; порядка ради следует упомянуть, что с момента окончания постройки дома Недобыла, то есть с семьдесят пятого года прошлого столетия, и вплоть до времени нашего повествования, то есть до пятьдесят восьмого года двадцатого столетия, такая надобность не возникла.
Во второй, более широкой части подъезда мы видим уже не пилястры и не ложные, а настоящие трехчетвертные колонны по две с каждой стороны, с золочеными коринфскими капителями, причем колонны эти, такие же монументальные, как все в этом доме, как бы поддерживают матицы подъезда. С середины потолка свисает на длинном шесте бронзовый, богато отделанный фонарь.
Между двумя колоннами, образующими величественное преддверие (если смотреть по направлению ко двору) — широкий, украшенный тимпаном вход в прнвратницкую, небольшое помещение, куда свет проникает лишь через окно, выходящее в соседний узкий коридор, который ведет к канцеляриям и складам. В первом этаже квартир нет, вернее, их не предполагалось строить. Привратницкая, как вначале мечтал Недобыл, должна быть только привратницкой, и ничем больше. Он туманно представлял себе — потому мы говорим только о мечте, а не о четко выраженном замысле, — что там будет восседать один из тех роскошных длиннобородых великанов, какие оберегают вход в дома пражской аристократии — во дворцы Фюрстенбергов на Малой Стране, Ледебура, Туна, Шенборна и множества других; фантазия Недобыла, выходившая за пределы трезвых буржуазных обычаев и возможностей, наделила этого великана сверкающей золотом швейцарской ливреей, длинной, до пят, отделанной позументами шинелью, шляпой, какие носят служащие похоронного братства, и длинным, обитым медью шестом с кистью, красовавшимся в левой руке. О том, где этот величественный швейцар будет жить со своей женой и детьми — как известно, люди обычно обзаводятся семьями, — Недобыл не подумал; в его мечтах швейцар просто-напросто существовал, царил в привратницкой роскошного подъезда, а после окончания рабочего дня исчезал куда-то. Впрочем, в семьдесят пятом году, когда дом после завершения постройки был заселен, ажитация, вызванная у Недобыла свалившимся на него громадным богатством (в этот период цена участков росла так быстро, что даже его крепкая голова закружилась), прошла, и повседневная жизнь окончательно рассеяла его мечту о швейцаре: в украшенной тимпаном привратницкой поселился совершенно реальный дворник, пан Юза со своей женой пани Юзовой, которые до конца своих дней спали, варили, стирали и растили своих дочерей в этом нездоровом закутке, а после них еще много поколений дворников и дворничих, или привратников и привратниц, десятилетиями ютились в темной дыре между коринфскими колоннами, и лишь в наши дни, в пятьдесят восьмом году двадцатого века, ее соединили с соседним большим помещением — прежней канцелярией, окна которой выходят на улицу, и сделали пригодной для человеческого жилья.